Маркс вписал свою "теологию освобождения" пролетариата в этот научный кодекс модерна благодаря такому понятию как развитие производительных сил. Его теория как бы утверждает: самые бесчеловечные порядки, самая аморальная власть имеет свое законное место в истории, пока лежащий в их основе экономический базис не препятствует развитию производительных сил. Тем самым дисквалифицируется морально-религиозная система оценок и связанный с нею "гуманитарный потенциал" - чувства сострадания, сочувствия, солидарности, братства.
Марксизм не говорит о том, что он от них отказывается, он только лишает эти феномены настоящего исторического статуса: марксистская история не принимает никаких моральных апелляций, если они не сопровождены убедительными экономическими выкладками.
Увлекательной задачей социальной и исторической психологии является объяснение того, почему революционный марксизм примерно первых двух поколений сохранял аскетическо-героическую пассионарность и вдохновлял людей пламенного тираноборческого типа. Было ли это следствием параллельного влияния сосуществующих с марксизмом духовных формаций (несомненно связанных с религиозным духом)? Либо следствием гетерогенности самого марксизма, в котором сочетаются собственно буржуазная компонента рикардианского политэкономического типа и компонента мессианско-хилиастического мифа, способного рождать пассионариев?
По мере того как марксизм закреплялся в качестве победившего учения в странах социализма, происходило, как это отмечали теоретики "новых левых" его окончательное обуржуазивание. Может быть прежде чем произошло тайное "озападнивание" коммунистической номенклатуры, подготовленной к тому, чтобы сменить власть на собственность, а точнее - обменять и социализм и Советский Союз со всем его "соцлагерем" на статус нового господствующего класса посткоммунистической формации, имело место обуржуазивание самого марксизма - выветривание мессианско-хилиастического духа.
Достаточно оставить в марксизме одно только политэкономическое содержание, связанное с понятием развития производительных сил как главного оценочного критерия, чтобы капитуляция перед Западом и смена революционного критицизма на потребительскую апологетику стала чем-то само собой разумеющимся. В самом деле, если мы идентифицируем себя как те, кто сочувствует обиженным, обманутым и угнетенным, нам суждено оставаться непримиримыми оппонентами империалистического Запада. Но как только мы начинаем идентифицировать себя в качестве "экономико-центристски" мыслящих и чувствующих людей, судящих обо всем главным образом по потребительским критериям, нам уже невозможно удержаться от того, чтобы стать западниками.
Марксизм, таким образом, заложил мину замедленного действия в здание историзма: научившись судить общественные формы по одному только экономическому критерию, мы обречены на то, чтобы стать конформистами настоящего, поскольку в этом настоящем хозяйничает "экономический авангард" человечества.
Но ведь можно рассуждать и иначе. Логично заключить, что если марксистский тип историзма изжил себя, то это говорит не столько против историзма как такового, сколько против марксизма: впредь история будет обходиться без него. Сама же история не может не продолжаться - до страшного суда. Но ответственными за ее продолжение станут люди иной формации.
Нужно прямо сказать: сегодня единственным прибежищем беспокойного духа истории, продолжающим ее испытывать на верность какому-то высшему смыслу, является христианская традиция, более всего сбереженная Православием. Историческая "логика", с позиций которой православный дух оценивает события настоящего, совершенно свободна от господствующих в стане "светски мыслящих" людей критериев рыночного экономического отбора. Начисто свободна она и от господствующей "морали успеха". Исторический камертон православного христианства настроен на восприятие совсем иных тектонических сдвигов, нежели те, которые готова воспринимать экономикоцентристская рассудочность либерального типа.
Православный разум доподлинно знает, что грозный Советский Союз не потому оказался "отлученным" и в конечном счете поверженным, что экономически стал отставать, а потому что стал обретать дух господской силы, делящей с другой сверхдержавой сомнительное по высшему счету право верховенства над миром. Да и само его экономическое, социальное и культурное вырождение начало происходить не потому, что тоталитаризм подавлял хозяйственную и прочую инициативу, а потому что инициатива перешла к самым бессовестным и беспардонным.
Если бы речь в самом деле шла о подавленной инициативе, сегодня ее проявляли бы в первую очередь те, кто вчера был подавляем. Но по всем признакам ее монополизировали те, кто и вчера всем заправлял - в качестве коммунистической номенклатуры. То, что Россия вышла из состава СССР, по всем зримым светским критериям - стратегическая ошибка. Ибо в виду сохраняющегося недружелюбия Запада России необходимо быть сильной и самодостаточной, чтобы защитить себя.
В качестве центра СССР она такой и была. Сегодня, будучи выведенной из восточного блока и так и не принятой в западный - вопреки коварным обещаниям "стратегического партнерства",- Россия стала крайне одинокой и потому крайне незащищенной. Мало того, попавшая в руки компрадоров, готовых торговать ею по частям и, судя по всему, взявшим на себя совершенно определенные обязательства по ее стратегическому демонтажу, она выглядит почти обреченной. Ибо и те, кто имеет решающие преимущества силы во внешнем мире, и те, кто обладает такими же преимуществами внутри страны, кажется, исполнены готовности идти до конца - до полного разрушения великой страны.
И сколько бы, оставаясь на позициях светского сознания с его заранее известными критериями, не пытались найти основания для оптимистических прогнозов в отношении России, мы вряд ли их отыщем. Экономическая деградация страны продолжается и не может не усиливаться ввиду сохраняющегося отчуждения экономической элиты, озабоченной не тем, как поднять страну, а тем, как поскорее вывезти из нее все, что только можно. По новым технологиям экономического трансферта отчуждаемым, переводимым в доллары и, следовательно, мгновенно переводимым на зарубежные банковские счета становится абсолютно все. На очереди земля, приватизация которой сделает и ее трансфертной - конвертируемой.
Демографическая деградация - уменьшение населения на 1 млн. в год в обозримом будущем готовит картину страны, большинство регионов которой представляет демографический вакуум - пустоту, которой, как известно, природа не терпит и которая несомненно станет провоцировать растущее демографическое давление извне. Социально-экономическая политика правящей элиты не только не препятствует процессу расчистки российской территории от "этого" народа, но, напротив, всеми мерами способствует.
Недоверие правящих российских западников к Азии, к Востоку, в том числе и внутреннему, заставляет их, с одной стороны, способствовать демографическому сокращению недемократического большинства населения, с другой - опустошать дальневосточные, северные и другие районы евразийской периферии. Лишенное всех цивилизованных гарантий существования, тепла и элементарных условий выживания, деморализованное и отчаявшееся население этих регионов снимается с мест, с тем, чтобы пополнить число ведущих нищенское, полумаргинальное и даже маргинальное существование жителей центральной России.
Столь же удручающими являются и геополитические перспективы страны. Всех союзников на Востоке она лишилась по соображениям их "идеологической нечистоты" - нелиберальности. На Западе же сегодня формируется столь негативный образ России, как будто ее видят не стратегическим союзником, членом "большой восьмерки", а напротив, подготавливают мировое общественное мнение к ликвидации этого патологического нароста на теле мировой цивилизации.
Этническая и конфессиональная гетерогенность России, активность мусульманского элемента, который официальная Россия не способна ни по настоящему интегрировать, ни устранить, прямая заинтересованность местных олигархических кланов в превращении Российской Федерации в мягкую конфедерацию, с перспективой возврата к феодальной раздробленности и усобицам - все это тоже принадлежит к несомненно действующим факторам, надежной альтернативы которым пока что не просматривается.
