Бил, пил, гулял. Всю жизнь так. Всю семейную жизнь. На работе держали, потому как неплохой спец в механике был. Но если выходные и праздники – гуляй, душа. До седых волос дожил, а ума не набрался. Все, что зарабатывал – все подчистую спускал.

Ну, точнее, все, что жена не успевала отобрать с боем, и на семейные нужды направить. А они, конечно, были – семейные нужды. Трое детей как никак вырастили. Точнее, она, Анна вырастила. Хотя ведь кроме схваток с муженьком (вот ведь судьба счастьем одарила) и детворы, еще и работа была.

Не в современном офисе. В ГПЗ – это как Государственный Племенной Завод расшифровывается. При коммунизме там коров выращивали. Развалилось все, перебрались в город. Сыновья подросли.

Умные, не в непутящего батю. Учиться пошли, потом работать. Анне бы вздохнуть с облегчением… Водопровод и электричество, и машинка стиральная – дети подарили. Поликлиника рядом, магазины.

Работу нашла – хорошую. В городском цехе озеленения. Там один из односельчан на руководящей должности был. Анну знал, уважал, к достойному месту пристроил.

Живи да радуйся… Одна беда – муж непутевый.

В городе работать он не смог, да и времена не те, никто не нянчится. Явился пьян или с похмелья – выметайся, друг ситный, на твое место во-о-он какая очередь желающих.

Битой Анна оказывалась часто. Рука у муженька тяжелая, а мозги плохонькие, водочкой иссушенные. Куда уж дальше – о вдовстве мечтала… Но – муж родной ведь. Терпеть надо, кормить, отмывать, обихаживать. Мало? Судьбе видно, так подумалось.

Допился муженек не до погоста, а до инсульта. Слег. Вроде врачи и говорили, что оклемается, а – ни в какую.

Лежит, мычит, под себя ходит…

И ведь видит Анна, что ирод специально так делает… Предложит судно – тот башкой отрицательно мотает. А через минут несколько – гляди-ка, обделался, болезный. И глаза такие… Хитро-злые.

Пришел как-то доктор. Осматривает товарища. А у того шрамов много – после того, как выпимши с трактором вместе с небольшого обрыва в речку нырнул. Доктор, сурово эдак:

– Откуда шрамы?

И тут болезный, вперед бабки, бодро так, внятно да громко:

– В танке горел!

Обалдели и Анна, и доктор. Мужик понял, что лишнее сказал. Мычит, описался… А поздно. Назначили обследование, приехали сыновья. Под белы рученьки – да в больницу. Не так уж все печально у мужичка оказалось. И говорить он уже мог, и сидеть, и на горшок ходить. И ложку мог сам держать. С чего он вздумал над старухой-женой изгаляться?

Шут его знает… Привык, однако.

Злится. Пусть злится. Злость – тоже энергия. Разозлившись как следует, можно горы свернуть. Можно камни, на шее безнадежно и бессрочно повисшие, сбросить.

Татьяна посмотрела в зеркало. Лучше бы не надо… Овал лица уплыл, четкости ни в подбородке, ни в скулах не наблюдается… Пятна какие-то: загар теперь, в 46 лет странно ложится. Сосредоточилась, улыбнулась – нет, не слишком помогло…

С работы – ноги гудят. Лифт не работает, восьмой этаж, пакеты с продуктишками суставы решили вывернуть. Дома они – семья. Сын, 24 лет от роду. И муж – так и не ставший ни надёжей, ни опорой…

Один – всегда дома. К компу прирос. Отхожее место под стул вмонтировать – вообще вставать перестанет. Знакомые спрашивают: «отслужил?» … Куда там – я, говорит, не занимал ничего, чтобы долг отдавать. Работать? Не получается. Неуживчивый он блин, ранимый. Не срабатывается. Всё какие-то проекты онлайн выдумывает.

Второй вообще непонятно, как здесь, в её квартирке, по наследству от папы оставшейся, завёлся. То есть, как завёлся-то, как раз понятно. Она в разводе, он в разводе, годы идут… Думала – вместе легче. Думала – вместе проще. Зря, как оказалось.

Муж… Да какой он, господи, муж – заявление до ЗАГСа так и не донесли тогда. Он засомневался, заартачился. Так остался. Фирму говорил, открою. Строительную. Открыл. Два месяца бурной деятельности и обсуждений – и спилась бригадка шабашников. Разбежалась. Но бизнесменом немуж себя по сей день мнит. А работает – от раза к разу. То на вахту, то подкалымит.

Денежку получит – теряется. По друзьям, по знакомым. Опять же – алименты на своих двоих родных дитёнков платит. Иногда. Зачем он вообще? Для «здоровья»? Да не добавляют здоровья его периодические страстные движения. Не хочется их. Совсем.

Между собой не общаются. Сын про мужа – «алкаш». Муж про сына – «дармоед». Вот так уютные семейные вечера и проходят… Один – за компом, в наушниках. Второй – в загуле или возле орущего на всю квартиру телеящика. Таня – между кухней и ноутбуком – подработать малость…

Почему не помогают? Помогают… Не совсем бессовестные. Вот – мусор иногда выносят. Если Таня что из мебели купит – занесут. Даже в аптеку сбегают, если приболеет.

Но вот устала она. Кормить и обихаживать двух мужиков здоровых устала. А как не кормить? Сын – так сама виновата, недовоспитала. Некогда было – по двум работам бегала, чтобы одет, обут и вообще – не хуже других. Упустила.

Второй – тут понятнее. Гнать в три шеи. Веником. Сил просто нет. Это же – нервы. Это же – выяснения отношений. Это ж слёзы его нетрезвые и полудебоши осторожные.

Татьяна бросила пакеты с продуктами на кухне. Закрылась в ванной – не поплакать. Толку-то реветь? У неё есть план.

С полгода назад она наконец, списалась, созвонилась с роднёй. С той, дальней, из давно почти забытого детства. Из кажущегося сквозь годы сказочным маленького городка. С палисадниками, наполненными ароматом цветущей черёмухи… С тёмным омутом пруда, окружённым корявыми кедрами – сразу за последней трамвайной остановкой.

Они – двоюродные и троюродные бабушки, Танюшку помнят. Рассказывают о её же детстве. О многочисленной родне, с которой она даже не знакома – слишком далеко её судьба занесла. Они говорят – приезжай. Возвращайся, насовсем.

А баба Варя – та, на грядках у которой была самая вкусная клубника, говорит: дом некому оставить. А ты – своя. Приезжай. Твой будет. Просто так.

Таня не халявщица. Он заглянула в Сбербанк онлайн. Отпускные пришли. Домашние не знают – она же все отпуска работает… Хорошо. На переезд, на первое обустройство хватит. Не потратить бы… А то сын намекает, что комп слабый. А немуж говорит, что таксовать бы хотел – машинку бы.

Фиг им. Это на переезд. До осени ещё подкопит, и – прощайте, семья. Там с работой помогут, пообещали.

Без неё – сын немужа быстро за порог выставит, тот даже не прописан. А Таня его нытья не услышит. Как сын без неё? Таня так думает, что это к лучшему. Перестанут тарелки с едой на столе появляться – пойдёт работать. Глядишь, и втянется. Она поможет, конечно. В крайнем случае… В самом крайнем.

Но решила твёрдо: с неё хватит.

Всю ночь и четверть утра она думала, что сбылась её мечта. К тридцатидвухлетней Кате, обладательнице пышных, воспетых Рубенсом форм, и родительнице двоих милых, послушных детей, вечером пришел ОН.

Катя давно заглядывалась на этого хамоватого красавца, но ходил он не к ней, а к её соседке, живущей этажом ниже. Все, что ей оставалось – изредка втянуть носом маняще-будоражащий аромат его парфюма, полюбоваться крутым разворотом его черного джипа на тесной парковочке возле подъезда и… помечтать перед сном.

Однажды вечером в дверь постучали. Гостей Катя не ждала, но «кто там?» не спросила. Открыла – остолбенела… ОН. Невероятно… Мужчина Катиной мечты чуть покачивался, а запах парфюма терялся на фоне более сильного аромата – пахло спиртным.

– Вы к кому? – едва смогла пискнуть Катя.

ОН не ответил, но покачнулся в её сторону. Шаг вперед он сделал наверняка единственно для того, чтобы сохранить равновесие, но для Кати это значения не имело.

Спустя несколько минут ОН был разут, усажен на диван и Катя хлопотала, собирая на стол все вкусное, что было в холодильнике.