Мужчина вытащил из землянки котелок, сходил за водой, разделал пару кроликов и поставил вариться мясо. Оставшиеся тушки закоптил. Девушка перестала извиваться, но еще дышала, сбивчиво, трудно. Авось не дотянет до темноты. Не хотелось бы караулить ее еще и ночью. Оттого и не съели ее джалаи, что живет в ней злая зараза. Как все-таки хорошо, что он не повелся на ее ложь.

Потемнело, словно туча наползла на солнце, костер затрещал, выстрелил искрами. Охотник подхватил с земли палку. Неведомо откуда появилась на поляне старуха в черном одеянии. Приблизилась, уперлась в него светлыми глазами, вместо рта – складка, видно губы от древности стерлись. Старая Ённа. Как он ее проморгал?

– Зачем пришла? – недружелюбно спросил он.

Полдеревни ходило к Ённе за предсказаниями, но ему всегда было не по себе от цепкого взгляда, и он ее ни о чем не спрашивал. Никогда.

– Сестра моя в беде, – прогудела Ённа. – Пришла ей помочь.

Старуха направилась к больной, не обращая больше внимания на охотника.

– Не трогай ее, – попытался остановить ее мужчина. – Зараза в ней.

– Много ты знаешь, – хмыкнула Ённа, усаживаясь на траву рядом с Ашей.

Достала из котомки снадобье, начала втирать девушке в виски. Зашептала что-то непонятное, складное.

Охотник наблюдал за ней.

– Колдуешь?

Ённа еще раз зыркнула на него сердито.

– Займись своим делом, Расвед.

Долго пела она, Охотник задремал. “Тала-вала-вила-мила-тичи-ричи-чи. Тиливила-жива-дэва-раса-юма. Шигарлала-космо-рума…” Расвед встрепенулся, вскочил. Вот напасть! Вода в котле почти выкипела. Ругаясь, охотник убрал его с огня. Похлебал, обжигаясь, остатки бульона, наелся мяса. Усыпила его старая грымза. Уже сужалась полоса ясного неба, скоро захлопнутся створки Шамбары. Что ему, сидеть их сторожить или в землянку спать идти? Может еще хворосту собрать, пока совсем не стемнело.

Аша заметалась, распахнулись глаза, полные ужаса. Вцепилась в руку Ённы.

– Желтые глаза! Страшно мне. Злой он!

Ённа свободной рукой толкнула ее назад, велела лежать.

– Не обижайся. Не для тебя он. Я помощь позвала, скоро будет.

– Сил нет у меня, – скривила сухие губы Аша.

– Найдешь, – возразила Ённа. Достала склянку из сумки. – Пей.

Расвед собрал тяжелую охапку валежника и собирался возвращаться к костру, когда услышал треск сучьев и чей-то говор. Неспокойно стало в его охотничьих угодьях. Он опустил дрова на землю и стал ждать, когда подойдут ближе ночные гости, но, услышав голоса, успокоился. Свои.

– Стой, – скомандовал Расвед, когда глава клана, кшейт Зубр, и его добрый друг Ятрим вышли из чащи. – Вы куда?

– Здорово, Расвед, – кивнул кшейт. – Златоглавка прилетала к нам от Ённы. Она нашла Одаренную.

– Одаренную? – возмутился Расвед. – Скорее, ненормальную. Она накинулась на меня как одержимая, требовала взять ее на месте. Еле отбился.

– А в свою неотразимость ты не веришь? – захохотал Ятрим.

– Очень весело, – поджал губы Расвед. – Ее могли заслать к нам драконы. Нужно быть осторожнее. Вдруг Ённа ошиблась. Эта девка ведет себя как… потаскуха. Какая из нее Одаренная…

– Разве она не сказала, что сбежала из храма Лотоса? – перебил его кшейт.

– И что с того?

– Девушки из храма Лотоса проходят инициацию, – объяснил Ятрим. – Таинственный обряд пробуждает в них дипру – глубокий Лотос. Или негасимое пламя любви. Они не могут не дарить мужчинам божественную радость. В этом их призвание.

– Призвание? Какой ужас! – Расвед был потрясен.

– Почему?! – в свою очередь удивился Ятрим. – Мужики бы обрадовались, если б их женам устроили такую штуку: пробудили глубокий Лотос. Только муж на порог, жена – к нему: “Милый, скорее сюда, я вся пылаю! Днем и ночью готова с тобой миловаться, ты мой господин, без тебя высыхает моя чаша!” – Вот было бы здорово!

От Ятрима не укрылось, как поморщился Расвед.

– Ты как неживой! – рассмеялся он. – Что если она поможет нашим девушкам разбудить Лотос?! Надо попросить…

– Попробуй только, – сквозь зубы прошипел Расвед. – Ее ни к кому нельзя подпускать с таким “даром”!

– Не спорьте, – потребовал кшейт. – Я считаю – это будет редкая удача, если Одаренная согласится жить в нашем клане. Идемте к ней!

– Какая красивая! – восхитился Ятрим, склонившись над девушкой. – Она спит?

– Умирает, – покачала головой Ённа. – Ты бы поспешил, добрый молодец.

– Можно отнести ее в твое жилище? – Ятрим обернулся к Расведу.

– Еще чего! А мне потом новую землянку рыть? Вон, за пригорок перетащи, – буркнул охотник.

– Почему так сердишься? – Ятрим бережно поднял Ашу.

– Иди за пригорок, – кивнула старуха. – Пусть Яркие видят.

Ятрим, чуть усмехнувшись, послушался Ённу. Когда его темный силуэт исчез за холмом, колдунья поправила заплечную сумку и подняла с земли посох.

– Чем могла – помогла, пора мне.

– Куда ты, на ночь глядя? – возразил кшейт. – Останься, мы утром проводим тебя.

– Ночь светлая будет. Отшельнице быть одной привычнее.

Проходя мимо Расведа, Ённа опять зацепилась за него взглядом.

– Как надумаешь, приходи. Поговорить надо.

– Не о чем мне с тобой разговаривать, – отступил на шаг Расвед.

– О многом поговорить нужно, – повторила Ённа и растворилась в ночи.

Кшейт и Расвед уселись у костра.

– Не любишь ты Ённу, – вздохнул кшейт. – Почему?

– Я порядок люблю, – не раздумывая, ответил Расвед. – Мы в клане по правилам живем. А у майяви правил нет. Ладно, Ённа, она не с нами живет. А ты хочешь проходимку блудливую у нас поселить. На кой она нам? Нутром чувствую – будет смута!

– Ты не баба, не гадалка, чтобы нутром чувствовать, – усмехнулся кшейт. – Понятно, не затем беру, чтобы постель мужикам грела. Майяви лечить умеют, погоду заранее знают, от опасности увести могут. И зверя чуют за версту, и дракона распознать могут.

– Не понравилась она мне. Даже если правду о ней говоришь, беду она привлечет в клан. Одна надежда – Ятрим добьет ее своим рвением. И так уже хворая была, едва дышала.

Кшейт захохотал, поперхнулся, глаза заслезились.

– Ну и шутки у тебя!

Он вытащил из котла половинку разваренного кролика и вонзил в нее крепкие зубы. Высоко в небе заблистали звезды: ярко-розовая Тала и сиреневая Тилвила. Ночь Ярких настала.

Ятрим распустил Аше пояс, аккуратно стащил с нее куртку и блузу. Одежда ее была необыкновенно приятна на ощупь. Девушка не шевелилась. Он залюбовался ее обнаженной грудью. Слов нет, хороша! Распутал ткань, что служила ей юбкой. Странно, что придется войти в нее обморочную или спящую, но он, конечно, справится.

Восторженный, он погрузил пальцы в золотые завитки волос. Как можно такую отвергнуть? Ятриму показалось, что она вздохнула. От света самых почитаемых на Иде звезд ее обнаженная кожа заалела. Ятрим нежно погладил бедра, провел губами по теплой коже грудей, сосками устремленных к Ярким. Он сам покраснел и сладострастно вздрогнул от предвкушения. Звезды ждали, и Ятрим не стал медлить. Она застонала, откликнулась. Он обрадовался – ожила! Но уже не останавливался, не сбивался с ритма: «Получи, Одаренная! Вот тебе! Я же тебя спасаю, правда? Я тебя век спасать готов. Пусть видят Яркие. Пусть завидуют!»

Аша приоткрыла затуманенные очи. Тело ее оживало быстрее, чем сознание. Вбирало толчки, радовалось. Свершилось, не брошена, не оставлена в эту важную ночь. Вся – в служении Ярким, как издревле заведено. Да не погаснет никогда благое пламя любви! Она не могла видеть ясно лицо Ятрима, но он казался ей совершенным, как Бог, прекрасным, как сон о Золотом драконе. Пусть никогда не иссякнет его благодатное семя!

– Гляди-ка! – кшейт Зубр указал Расведу на небо. Тала и Тилвила пульсировали, сверкая ярче, чем обычно. Свет расходился от них, расцвечивая ночное небо лиловыми всполохами. – Видишь? Видишь? – радовался кшейт. – Живая!

Ённа остановилась на тропе в лесу, чтобы понаблюдать за редким явлением. Ожившие звезды посылали друг другу приветы – объятья шириною в небо. По иданским преданиям Тала и Тилвила были первыми влюбленными, вознесенными на небо. Говорили, что порой они ссорятся, тогда звезды меркнут подобно тлеющим уголькам, и на Иде наступают темные непроницаемые ночи. Иногда же, их горячие лучи тянутся друг к другу и рассеивают тьму – значит, их страсть разгорелась не на шутку. Но ярче всего сияют Тала и Тилвила, когда на Иде зарождается новая любовь.