Из грез меня вырвал звон дверного колокольчика. Я резко распахнула глаза и посмотрела на парня, который заходил. Как только его взгляд сосредоточился на мне, я резко опустила руку под стойку и зачем-то засунула футболку к себе в сумку. Клянусь, я действовала инстинктивно, завидев постоянного клиента – клерка из банка, который находился дальше по улице.

Весь разговор с парнем моя левая рука зудела, требуя добраться до сумки, вытащить чужую вещь, и положить ее в корзину с остальными футболками. Но сначала у меня был клиент. Потом, когда он ушел, я отвлеклась на оформление его заказа. У парня было всего два приличных костюма, и раз в неделю он приносил их по очереди на чистку. А потом Сибил утащила вещи мистера Уинстона у меня из-под носа и отдала их Крейгу.

Так эта футболка и оказалась у меня дома, заняв в шкафу почетное место. Господи, я сходила с ума.

– Мам, о чем задумалась? – спросила моя шестнадцатилетняя дочь Пенелопа, когда мы ужинали.

– Ничего особенного. Почему-то подумалось о том, что постоянная клиентка не пришла сегодня забрать костюмы своего босса.

– Понятно, – протянула она. – Слушай, на этих выходных у Лорен день рождения. Можно мне пойти?

– Можно, конечно. Только нужно купить подарок.

– Я уже сделала ей чокеры, о которых она мечтает. Сегодня с девочками были в магазине, и я купила материалы.

Пенелопа увлекалась изготовлением украшений и мечтала стать ювелиром. Она создавала поистине красивые изделия, и проблема презентов в нашем доме была решена. На каждый из дней рождения друзей она сама делала им подарки, от которых захватывало дух.

Я смотрела на дочь и пыталась понять, когда же она так выросла. Пе была безумно похожа на своего отца. Ну вот снова при воспоминании о нем у меня слегка дернулся глаз. Так происходило на протяжении уже более шестнадцати лет. С того самого момента, когда этот трус бросил меня беременную, испугавшись ответственности. Никакая другая ситуация не вызывает такой эффект, только мысль о Джонни.

Пенелопа была щедро одарена природной красотой: темные волосы Джонни – и вот снова дернулся глаз – его густые брови, пронзительный взгляд голубых глаз и длинные тонкие пальцы. Даже уши у Пе были такие же, как у него. Ну почему ей было не унаследовать мои уши? Нет, они у нее нормальные, небольшие девичьи ушки, но по форме напоминали отцовские. Просто мне, может, было бы не так обидно, если бы они были похожи на мои.

Единственное, что дочери досталось от меня, – это уверенная тройка ниже шеи. Тут нам обеим повезло.

– Нужно было сказать мне, я бы дала тебе денег, – вернулась я к разговору.

Пенелопа пожала плечами.

– Я потратила немного, всего каких-то двадцать баксов из заначки.

– Я компенсирую. Все равно мы это закладывали в бюджет на месяц. А заначку береги на колледж.

– Думаешь, я смогу поступить? – спросила она, подперев голову рукой и ковыряясь вилкой в салате.

– Я в этом уверена.

Я погладила нежную щечку дочери и посмотрела на нее с улыбкой.

– Ты стараешься, а значит, достигнешь правильного результата. Не сомневайся в себе ни секунды. Ты должна поступить в колледж, получить приличную профессию, чтобы не быть…

– Как ты? – выпалила она и покраснела. Я знала, что она сказала это, не подумав, и уже сожалела о своих словах, но мне также было тяжело сдержать свою реакцию.

Меня слегка затрясло. Но мной владел не гнев. Это были стыд, разочарование и боль.

Я забеременела, когда мне было пятнадцать. Я лишилась девственности со своим парнем, Джонни Броуди. До этого мы встречались полгода. Джонни был старше и опытнее меня, и вот-вот собирался уехать в колледж учиться. Согласно нашему плану я должна была присоединиться к нему после окончания школы. Но этого не произошло.

Сразу после отъезда Джонни я обнаружила, что беременна. Тут же позвонила ему и сообщила. Все, что я получила от парня, клявшегося мне в вечной любви, – это короткое «Сделай аборт». После этого он повесил трубку и я больше никогда его не слышала.

Благодаря понимающим родителям я закончила школу экстерном, родила и погрузилась в материнские обязанности. Как ни странно, это меня совсем не тяготило. Болело все тело от предательства Джонни – да, я долго страдала, все девять месяцев. Но как только взяла на руки Пенелопу, я даже стала немного ему благодарна, потому что мне не нужно было ее ни с кем делить. Дочь была только моей.

Мама говорила, что я так прониклась ребенком, потому что не наигралась в куклы. Достигнув возраста тридцати двух лет и имея шестнадцатилетнюю дочь, я была склонна с ней согласиться.

В общем, благодаря Джонни и моей любимой крошке я не пошла в колледж. Все, что я могла сделать, – это закончить школу и найти работу, как только появилась возможность отдать Пенелопу в детский сад. Так я попала в прачечную и химчистку Кэла. Я пошла сюда работать, потому что тогда она находилась рядом с детским садом.

Я обещала себе, что, как только Пе немного подрастет, обязательно закончу колледж и стану дантистом, как и мечтала. Но потом папа получил на работе травму, и ему было приписано инвалидное кресло. С того момента каждая заработанная копейка шла на бесконечные обследования, терапии и реабилитации. Колледж, конечно, был отложен до лучших времен.

К счастью, папа снова встал на ноги, но к тому времени Пенелопа пошла в школу и мне нужно было думать о том, чтобы обзавестись собственным жильем. А потому я брала дополнительные смены, что совершенно не оставляло сил и времени на то, чтобы думать о колледже. Но скончалась моя бабушка и в наследство я получила старенький потрепанный дом, в который мы с Пе переехали. Дом действительно был ветхим, и даже сейчас в нем пахло выпечкой и корицей,– бабушкины булочки были ее фирменным блюдом. Мы обживались в новом доме, Пенелопа попутно обустраивалась в новой школе, обрастала друзьями, переживала трагедии и моменты счастья. Я все преодолевала вместе с ней, работая в прачечной и откладывая деньги на колледж для дочки. Так и пролетели шестнадцать лет, за которые я так и не нашла времени получить достойную профессию.

Я почувствовала, как меня обнимают руки дочери.

– Прости, мам, я не это имела в виду. Я знаю, что ты не по своей воле застряла в химчистке. Если бы не я, то ты бы выучилась в колледже.

– Не смей себя винить в этом, Пенелопа Джейн! – гневно выкрикнула я. – Это был мой выбор и только мой. – Я обняла дочь в ответ. – Ты – свет в моей жизни и все решения, которые я приняла – это только моя ответственность и я ни о чем не жалею.

– Я люблю тебя, мам.

– И я люблю тебя, детка.

Позже, лежа в своей кровати в крохотной комнатке, я дала волю чувствам, обильно смачивая подушку слезами. Я сказала Пенелопе правду. Я ни о чем не жалела. Но иногда, в моменты слабости, позволяла себе пожалеть себя. Я оплакивала утраченные возможности и загубленную личную жизнь.

Периодически я встречалась с мужчинами, но никогда не знакомила их с дочкой. Сначала я начиталась историй о том, как потенциальные отчимы оказываются педофилами и от этой мысли все волоски вставали дыбом на коже. Когда со временем отношения перерастали во что-то серьезное, я рассказывала мужчинам о том, что у меня есть ребенок, и все как один, исчезали с радаров. В какой-то момент мне просто надоели попытки построить отношения и я сосредоточилась на дочке.

Майлз Уинстон стал первым мужчиной за последние три года, на которого я обратила внимание. Мужчиной, которого я даже никогда не видела. Только лишь подумав об этом, я вспомнила, что в моем комоде лежит его футболка. Я резко села на кровати и вытерла слезы, кинув взгляд на ящик, где притаилось украденное сокровище.

Я правда пыталась сдержаться и не делать того, о чем могла в последствии пожалеть. Но слабая женская натура победила. Мне хотелось завернуться в комфорт воображаемых объятий Майлза Уинстона и уснуть, впервые не думая о том, какая же я жалкая. Парадоксально, но футболка незнакомого мужчины именно таковой меня и делала. Но почему-то чувство было совершенно другое.