И эти манипуляции можно производить постоянно, используя разных брокеров и то, что они не имеют права делиться между собой информацией о поручениях своих клиентов. Брокер покупает и продаёт от своего имени, и сообщать, кто дал ему поручение, будет серьёзнейшим нарушением коммерческой тайны. Тут, наверное, важно не зарываться. На бирже работают и другие серьёзные клиенты, которым в голову тоже могут прийти разные идеи, особенно если они почувствуют, что рынком манипулирует кто-то, кроме них.
Такой подход «Разноимпорта» к стихийному ценообразованию на «свободном» рынке, если он действительно имеет место (а другого объяснения биржевым сделкам я не нахожу), мне нравится. Профессионально и творчески работают ребята. А вот как эти мои догадки отразить в акте ревизии? Какие-нибудь документы на этот счёт, даже если они есть в природе, я вряд ли найду. Несмотря на все мои допуски, чтобы получить нужный документ в первом отделе, следует знать, что это за документ, каким числом он датирован или хотя бы в каком деле за какой год он хранится. Не можем же мы перерывать все папки. А может, он вообще выпущен до периода, который покрывает наша ревизия, и тогда, чтобы получить его, нужны дополнительные полномочия. И потом, что писать в акте? Что объединение манипулирует ценами на лондонской бирже цветных металлов и каучука с целью получения большей выручки для родного государства? Не испортит ли такое упоминание, причём основанное только на моих догадках, явно полезное дело? Нет, в акт ревизии надо включать только бесспорные факты, которые можно подтвердить документально. Что мы имеем в этом плане? Искажение бухгалтерской отчётности. Вот так и запишем! И в чём оно состоит, изложим. А там пусть разбираются: законно-незаконно. Я лично такого закона, что советскому внешнеторговому объединению нельзя торговать на лондонской бирже, не знаю. Пусть начальство меня поправит, если я не прав. Как говорил один литературный персонаж, «наше дело петушиное: прокукарекал, а там хоть и не рассветай».
Члены моей бригады со мной полностью согласны. Акт ревизии дописан и отпечатан в первом отделе объединения. На мой взгляд, он выглядит солидно и сбалансированно: упомянуты успехи объединения, но отмечены и недостатки. Я захожу к председателю «Разноимпорта» и прошу ознакомиться с актом и дать свои комментарии, пока он ещё не подписан. На следующий день нас приглашают на совещание к председателю. Состав почти тот же, что и в начале ревизии, но все уже хорошо знакомы нам по почти ежедневным контактам. Каждый уже прочёл акт, и председатель просит присутствующих дать свои замечания. К моему удивлению, замечаний немного – в основном по формулировкам. Только директор конторы цветных металлов, на чью долю досталась упущенная выгода, упомянутая на Президиуме Совмина, просит принять во внимание, что объединение не всегда может использовать благоприятную конъюнктуру рынка, так как, во-первых, наши поставщики не могут держать товар на складах, ожидая подъёма цен на лондонской бирже, а своих складов у объединения нет; а во-вторых, стране постоянно необходима валюта независимо от того, какие цены сейчас на рынке.
Оба пояснения не вызывают у меня никаких сомнений, но они, как мне кажется, выходят за рамки нашей проверки и требуют дополнительного анализа. А время, отведённое на ревизию, исчерпано. Поэтому я прошу указать на эти моменты в комментариях объединения, которые мы приложим к акту. Упоминание о том, что объединение может представить свои замечания, действует на руководящий состав объединения успокаивающе. Только главный бухгалтер, на долю которого в акте пришлись самые резкие формулировки, пытается что-то сказать, но под внимательным взглядом председателя умолкает и только безнадёжно машет рукой.
Окончательный текст акта отпечатан и считан. Мы подписываем его в двух экземплярах: второй остаётся в «Разноимпорте», а первый направляется к нам в Минфин фельдъегерской почтой, вооружённые почтальоны которой в форме офицеров МВД развозят по Москве и по всей стране секретные и совершенно секретные документы. Председатель и главный бухгалтер подписываются, что с актом ознакомлены, и мы расстаёмся, как я думаю, с взаимным чувством облегчения. Я – потому что первая в моей жизни ревизия, кажется, удалась, а руководство «Разноимпорта» – потому что первая во Внешторге ревизия нового грозного контрольного органа оказалась вовсе не такой уж страшной, а ревизоры вполне рассудительными и приятными людьми.
На выходе в приёмной председателя меня останавливает его второй заместитель, молодой для такой должности и очень приятный крепыш с румяными щеками. Во время проверки мы с ним хотя и встречались, но подробно не беседовали. Извинившись, он просит меня задержаться на минутку. Я не хочу отрываться от членов своей бригады и предлагаю ему изложить свой вопрос.
– Вы написали, что есть нарушения в бухгалтерской регистрации наших операций на лондонской бирже. А как бы Вы посоветовали оформлять их? Вы же понимаете их значение.
При этом зампред внимательно смотрит мне прямо в глаза.
Вопрос интересный. Я и сам думал, как вывести эти операции за пределы наших внутренних инструкций и положений, совершенно не предусматривающих такой ситуации. Кое-какие мысли у меня возникали, и я тут же озвучиваю их.
– А почему бы Вам не создать свою фирму в Лондоне? Пусть она и торгует на бирже по английским законам. Вон у других объединений они имеются. А чем «Разноимпорт» хуже? Обосновать только надо правильно. Ну, Вы и сами знаете, как это делается.
На лице зампреда появляется удивление, смешанное с уважением, которое приятно ласкает моё самолюбие.
– А можно попозже с Вами ещё проконсультироваться на эту тему?
– Ну, конечно. Вот мой телефон. Звоните.
В Минфин мы возвращаемся в хорошем настроении – не с пустыми руками. Наше помещение совсем обезлюдело. Только Светлана Васильевна что-то пишет, сидя за длинным столом президиума перед зигзагообразными рядами наших столов. Да Игорь Заваляев обложился какими-то папками. Все остальные бригады ещё на проверках. Мы первые в новом управлении, кто закончил ревизию. Такова ревизорская жизнь. С коллегами, которые не в твоей бригаде (а состав бригад постоянно меняется), встречаешься только в дни партийных и профсоюзных собраний или получки и когда готовишься к новой проверке или отписываешься по результатам законченной.
Я кратко докладываю результаты ревизии Владимиру Петровичу и Светлане Васильевне. После небольшого раздумья Владимир Петрович говорит: «Хорошо. Подготовьте записку в Совмин по результатам ревизии. Отразите самое главное: упущенную выгоду и эти самые операции на бирже. Коротко: больше двух страниц записки в Совмине не принимаются. Да где же всё-таки они деньги на эти операции берут? Поговорите во Внешторгбанке с Агабековым. Он там замначальника управления обслуживания экспортно-импортных операций. Толковый парень».
Ничего себе! До сих пор самый высокий уровень, на который шли результаты моей работы, был в лучшем случае какой-нибудь начальник управления в Минвнешторге. А тут – записка в Совет Министров СССР! Я прямо раздуваюсь от собственной важности, но тут же мысленно ругаю себя: про движение денег я и сам должен был подумать. Ведь они же не наличными рассчитываются там в Лондоне.
– Но не тяните, – добавляет Владимир Петрович. – Надо срочно проверить одно объединение. Документы посмотрите у Светланы Васильевны.
Записка в Совмин много времени у меня не занимает. За образец я взял аналогичный документ, подготовленный ещё в КРУ. Пишем, что «Разноимпорт» выполняет экспортно-импортный план, в целом правильно использует конъюнктуру рынка, но не всегда, а в результате – могли бы получить больше. А кроме того, объединение проводит операции купли-продажи цветных металлов на лондонской бирже и неправильно отражает их в своей бухгалтерской отчётности.
Да, надо с Агабековым из Внешторгбанка встретиться. Звоню и договариваюсь о встрече. В неприметном здании за Большим театром нахожу нужный кабинет и в нём приятного человека моих лет, который вовсе не смущён появлением грозного ревизора из Минфина. По телефону я изложил цель своего визита, и у него наготове два документа, которые он мне и протягивает. Первый документ двухгодичной давности – распоряжение председателя Внешторгбанка, которым на основании просьбы «Разноимпорта» открывается счёт в иностранной валюте для осуществления операций объединения на лондонской бирже цветных металлов. Лимит счёта – триста тысяч инвалютных рублей. Второй документ совсем недавний. Ещё одно распоряжение. Лимит счёта увеличен до пятисот тысяч инвалютных рублей. Понятно: аппетит приходит во время еды. Непонятно только, почему этого счёта нет в балансе «Разноимпорта» и кто им распоряжается. Агабеков разрешает моё недоумение:
