— Знаешь что? — Джо крутанулся на стуле, так, что оказался лицом к сопровождающему, не глядя на копошащихся фоном, за спиной Даниэля, лаборантов – Рима и Римму, что трудились над расчётами практической части проекта.
— Что? — приоткрыв правый глаз, осведомился оперативник, поёрзав на своём месте – аналогичном сером кресле напротив химика.
— Вот смотрю я на твою козлиную бородку и вспоминаю победителя «Евровидения» этого года, — ухмыльнулся Уинсли блондину, который в миг окончательно проснулся и уставился на доктора. Жаль дотянуться через стол не мог.
— Чем это? — обиделся Фокс.
— Ах, да… Ты пропустил этот праздник жизни из-за своей долбанной командировки во Франкфурт, — смекнул Джозеф, ещё шире растянув губы в мечтательной улыбочке. — Было тут дело…
— Какое дело?
— Грандиозное! После «Евровидения» разошлась по базе бородатая – в прямом и переносном смысле, шутка, от которой даже такие матёрые мужики, как Зимний Солдат, матерясь, опрометью кидались к умывальникам бриться.
— Серьёзно? — хихикнул Даниэль, представив своего командира в панике. Бурная фантазия увела Фокса совсем в непотребном направлении.
— Вполне, — многозначительно кивнул доктор Джо. Словно в подтверждении его слов, лаборанты, очевидно навострившие уши на очередную историю Уинсли, хором сдавленно хрюкнули. — Аккурат после этого зловещего шоу, которое смотрели если не все, то очень многие, где кто в лес, кто вылез, я ещё наивно верил в адекватность вашей группы.
— В смысле? Хочешь сказать, что парни с головой не дружат?
— Да в прямом. Но не утрируй, с головой у вас всех если не дружеские, то приятельские отношения уж точно, что, впрочем, при вашей работе и неудивительно. Отдыхать и морально разлагаться надо же как-то? Вот. Даже командир твой, не стесняясь паровоза, может учудить вполне весомую хохму, но сделает это с каменным лицом, а потом, как разбивший вазу кот уйдёт в сторонку и вроде бы он тут совсем не при чём. Я понаблюдал даже, выяснив сие опытным путём. Не так страшен призрак, как его малюют.
— Ну, для тебя может и не страшен… — пробурчал себе под нос оперативник, а потом, сообразив, что к чему выдал короткое, но удивлённое — да ладно?
— Я вполне серьёзно. Как-то раз, по времени, примерно после этого жуткого «Евровидения», парни зазвали меня в бильярд на пару пива… Мы выпили ещё раз, потом ещё раз, потом ещё пару раз, а после, выдав бравое: «кто промажет, тот – Кончита!», Зимний Солдат сделал в бильярд Рамлоу. Просто в сухую.
Даниэль неприлично заржал, представив как старший офицер – Брок Рамлоу, у которого извечная щетина на физиономии едва ли не деталь имиджа, краснеет на глазах. Причём, то ли от стыда, то ли от злости.
— Да… — вздохнул философски Уинсли, — и всё бы закончилось хорошо, если бы твой напарник – Макс, который присутствовал там же, не подхватил этот прикол. Уж тогда-то точно дело запахло керосином. Брок пришёл в бешенство и искренне хотел Макса придушить. Даже навернул за ним несколько кругов вокруг стола, пока я не отвлёк его пивом.
========== Я не отдам. ==========
Предупреждение! Аchtung! В тексте присутствует ненормативная лексика, поэтому подумайте 3 раза, а лучше 4, прежде чем читать его дальше.
После крушения проекта «Озарение» Зимний Солдат понёс суровое наказание от «Гидры», потому что не смог выполнить возложенную на него миссию – убить Капитана Америка. Сам Солдат, как потом уверял, считал то, что с ним сделали, заслуженным, ведь он чуть было не предал своих. Произошёл срыв, который мог бы привести к тому, что наёмник уйдёт следом за Капитаном. За своим бывшим другом, которого он вспомнил, хотя и не хотел этого. Но…
— Я не предатель и никогда им не был! — Позже скажет Солдат доктору Джо, который был обеспокоен судьбой Джеймса. Уинсли ведь и правда боялся, что ночь после крушения проекта станет для Зимнего Солдата в застенках «Гидры» последней, ведь парня оставили в карцере два на два метра, совершенно одного. Лицом к лицу со своими воспоминаниями, которые прорвались сквозь заблокированную программой память грузом чувств и разрывающей изнутри боли. Они придавили наёмника к мокрому полу его темницы, так что тот не мог и пошевелиться.
Карцер был затерян на территории базы и в узкое незастеклённое окно под потолком в него проникала дождевая вода. А дождь в тот вечер как назло зарядил словно из ведра. Ледяной, он упругими каплями врезался в бледную кожу Джеймса на спине, которую покрывали россыпью ссадины и тёмные пятна гематом, врезался в человеческую руку Солдата… От быстрой регенерации повреждения, что нанёс ей Капитан, уже зажили, оставив, как привет из прошлого, фиолетовые синяки. Бионическая же рука крепко сжимала пистолет.
Великодушное руководство, избив и оставив без столь необходимого сейчас обнуления, вложило в руки Солдату заряженный ГЛОК. Хотя… нужен то всего один патрон. Одного хватит, чтобы под тяжестью всего этого груза жизни снести себе башку к чертям собачьим, оставив на стенах карцера бурые потёки. Этого ли хотел Пирс или же желал, чтобы наёмник справился сам со всем этим кошмаром, что как калейдоскоп прокручивался у Барнса перед глазами?
Больно. Больно. Слишком больно и страшно… да так, что нет никаких сил бороться.
С трудом поднявшись на ноги, он малодушно помышлял о смерти и даже поднёс оружие к виску…
— Стой! — он не видел её лица, он был заперт, но по голосу узнал лаборантку доктора Джо – Римму. — Я искала тебя, — зашептала девушка, прижавшись щекой к металлической двери. Под проливным дождём он легко мог её представить. Промокшую до нитки, со светлыми волосами, испуганную девчушку в белом халатике поверх ситцевого желтого платья, что он видел на ней днём. Она ведь каждый раз краснела от смущения, лишь только видела его на горизонте, после чего спешила скрыться за широкую спину Уинсли, будто сама была белой лабораторной мышкой. — Ты не должен делать этого, не смей! Ты должен жить!
— Уже поздно. Уходи! — Джеймс ничего не видел сейчас перед собой, ослепленный злостью на самого себя, болью и воспоминаниями, которые затягивали его всё дальше и дальше в омут памяти. — Я не выполнил приказ. Я должен понести наказание.
— Ты ошибаешься. Все мы ошибаемся. Ты уже понёс его… Осталось только справиться! Это испытание, Джеймс… Пирс не отдавал тебе приказа убивать себя! — И откуда столько упорства взялось в этой хрупкой девчонке? Джеймс в ней сильно ошибался. У белой мышки в душе был стальной стержень, благодаря которому жизнь её до сих пор не сломала, заставляя бороться и идти вперёд. Она и её брат выросли в интернате «Гидры» для одарённых детей. Барнс помнил, что Уинсли говорил, будто родителей близнецов Рима и Риммы давно уже не было в живых и они были круглыми сиротами, не имевшими других родственников. — Иначе, зачем всё? Пожалуйста! Джеймс! — Голос дрогнул, но Римма справилась с собой, проглотив застрявший в горле комок. Ей самой хотелось плакать, что там… выть хотелось. Она не знала Солдата так близко, как её научный руководитель – доктор Джо, но он нравился ей и даже больше. Римма сердцем чувствовала совершенно иррациональное, что не дать ему сдохнуть здесь и сейчас будет совершенно правильно. И на взаимность даже не надеялась. Никто не заметит бледную лабораторную моль на огромной базе «Гидры». Она одна из многих… А он исключительное оружие, цербер Пирса.
Даже после истории о том, как ей стало плохо на центральной лестнице, из-за удушающего зноя этих мест, и она с неё чуть было не упала от головокружения… Это произошло не так давно, будто бонусом ко всему, из-за чего Римма чувствовала ещё и благодарность к Солдату. Именно Джеймс не дал ей разбить тогда голову о мраморные ступени, подхватив девушку. Он спас ей жизнь, проводив после внимательным взглядом серых глаз, в которых застыло нечитаемое выражение, будто он боялся, что в холле она опять полетит носом вниз.
