Все трое были уже одеты и собирались спускаться вниз, к машине, чтобы ехать во французское консульство. Господи, что бы с нами стало, опоздай я буквально на минуту! Миг, мгновение отделяли нас от полного краха. Нет, что и говорить, бывают чудеса на свете!

В машине я тихо блаженствовал и молчал. Какое счастье! Глядя со стороны на своих соотечественников, я размышлял о человеческой жестокости.

На территории консульства мы были наконец в безопасности. Теперь мог спать спокойно и господин Стейн.

После необходимых формальностей я помчался в такси за семьей.

- Спасибо, что вы позволили им остаться. Очень любезно с вашей стороны. Благодарю вас, - сказал я Стейну. Он не мог не почувствовать иронии в моем голосе.

- Где вас разместили?

- В "Хунгарии".

- О-оо!

- Господин Стейн, я уверен, что мы с вами на всю жизнь запомнили бы эту ночь. - Стейн удивленно взглянул на меня.

- Вам нужны деньги? - предложил он.

- Да, не помешали бы, - ответил я с неожиданным для себя высокомерием и окинул взглядом его холеное лицо, на котором застыло легкое недоумение. В кармане у меня не было ни гроша.

- Они вам понадобятся, - заключил он, и я взял деньги. Они не задержались в моем кармане. У них была короткая судьба.

* * *

Мы ехали по незнакомым кварталам города. Машина долго петляла по улицам, пока наконец не остановилась перед старым одноэтажным домом. Всю дорогу я держал детей за руки. У меня было такое чувство, будто нас по пятам преследуют жандармы. Не глядя по сторонам, мы вбежали в подъезд. Нас привели в какой-то подвал. Он был похож на берлогу, и единственное, что напоминало о присутствии здесь людей, была сваленная в углу садовая мебель - круглые столики, складные стулья. Зимний склад летней мебели. Напрасно искал я хоть одно окошко. Ни воды, ни еды не было. Здесь царили только тьма и холод. И все-таки в этой берлоге мы чувствовали себя хорошо. Чтобы понять это, достаточно было вспомнить события минувшего дня. Здесь, в подвале, нам ничто не угрожало, и на смену страшной усталости пришло хорошее настроение. Мальчишки веселились, и мне пришлось потрудиться, чтобы утихомирить их. Составив столы, мы улеглись на них и вскоре, счастливые, уснули.

Это была странная ночь, самая странная из всех, какие я помню. Я дал тогда зарок, что никогда больше не позволю себе так потерять контроль над собой, как в то злополучное воскресенье.

Когда следующим утром я проснулся на двух круглых столах, то не сразу понял, где нахожусь. Это был пансион Дьерфи на улице Харминцадик. Я вышел из подвала, улыбнулся солнцу и земле, и меня охватило радостное чувство: мы были живы.

Удар

Мы выехали около двух часов дня. Настроение было хорошее, погода благоприятствовала. Шестиместный "пежо" был набит до отказа. Вместе с нами ехали два молодых чехословацких летчика, которые спешили во Францию. Маршрут Будапешт - Сегед - Хоргош был достаточно хорошо освоен.

Мы проезжали вдоль Тиссы по типично мадьярской равнине, начиная от Кечкемета буквально усыпанной многочисленными озерами. На память пришли чарующие звуки "Венгерской рапсодии", а за окном проплывали будто ожившие картинки к музыке Листа: заснеженные деревни, колодцы с журавлями, стада овец. Снег покрывал всю бескрайнюю долину.

Дети хорошо выспались. Фред являл собой пример спокойствия и послушания. Франтишка выглядела немного усталой, но настроение у всех было приподнятым. Мы знали, чему радовались: ночью мы перейдем третью, последнюю границу, которая, как говорят, открыта для свободного передвижения. Это казалось настолько неправдоподобным, что во мне невольно роились всякие сомнения, но я их тут же отгонял. Скоро нас встретит свободная страна. Свобода! Мы узнали истинную её цену, когда на нашу землю пришли гитлеровцы.

Когда начало смеркаться, мы с погашенными фарами тихо въехали в Сегед. Машина остановилась возле низенького домика на боковой улочке. В полуподвальной квартире, куда нас привели, мы некоторое время ждали проводника. Здесь мы услышали, что из Будапешта ожидаются еще две машины с живым грузом.

Проводник, говоривший по-венгерски с заметным акцентом, потребовал за свои услуги слишком высокую плату, ссылаясь на то, что наш случай весьма рискованный и что он в конце концов не гарантирует безопасности жене и детям. В разговор неожиданно вмешалась Франтишка. Она по-венгерски заверила проводника, что все будет хорошо. После этого проводник говорил только с Франтишкой, а она мне переводила. Проводник дал несложные инструкции.

- Когда я оставлю вас одних, - сказал он, - вы уже будете на территории Югославии, неподалеку от озера. Слева вы увидите огни пограничной станции Хоргош. За озером вам надо повернуть налево, но ни в коем случае не направо. Это опасно. - Все его объяснения показались мне туманными и расплывчатыми.

* * *

Когда мы, стараясь не привлекать внимания, отъезжали от Сегеда, уже стемнело. Было около восьми часов вечера. Через полчаса машина остановилась на шоссе. Мы вышли и направились вслед за проводником к какому-то полю. Вместе с нами шли пассажиры еще двух машин. Проводник шагал быстро, за ним растянулась длинная цепочка людей. Рядом с проводником шла Франтишка, потом я с Миланом за спиной, дальше - Фред и все остальные. Темная ночь и глубокий снег служили надежным укрытием. Было нас девятнадцать человек.

Наш проводник почти бежал, видимо желая поскорее избавиться от нас. Темп был невероятный. Стало так темно, что мы с трудом различали дорогу. Сейчас вопрос жизни-или смерти сводился к тому, чтобы не отстать от проводника, который все убыстрял ход, и расстояние между нами увеличивалось. Я отставал. Капли пота стекали мне на глаза, и я вытирал их платком, стараясь, чтобы Милан ничего не заметил.

- Папа, ты устал, спусти меня на землю, - шепнул он мне на ухо.

- Нет, Миланек, я не устал. Нельзя останавливаться.

- Я же вижу, как ты вспотел, я пойду пешком. - Несмотря на боль - он натер себе ногу, - Милан настоял на своем. Когда, спустившись на землю, он стал вытирать мне лицо, я обнял его. Эти мгновения прибавили мне сил.

Франтишка с проводником подождали нас. Потом проводник проскользнул мимо меня и растворился в ночи. Мы остались одни. Сгрудившись в кучу, люди разглядывали друг друга. Летчики, летчики. Вокруг были одни летчики. Ба! Рядом стояли и те двое, из "Метрополя". Меня охватило бешенство, но я смолчал - было не до того.

Прежде чем исчезнуть, проводник сказал, что мы уже в Югославии. Но где же Хоргош? Вокруг ни огонька. Черная, бездонная ночь окружала нас. Где озеро, о котором он говорил? Я ковырнул ногой снег. Льда под нами не оказалось. По словам проводника, нужно было идти налево, мы же крутились на одном месте, не зная нужного направления. Каждый тянул в свою сторону.

"Если мы действительно в Югославии, - говорил я себе, - зачем нам таиться? Надо кричать, звать югославских пограничников. Они придут и отведут нас куда следует!" Но, как оказалось, мы были вовсе не в Югославии, а все еще в Венгрии. То, что нас окружало, не соответствовало рассказам проводника в Сегеде. Я понимал, что мы потеряли ориентировку и попали в ловушку.

Осторожно, шаг за шагом мы двинулись вперед. Шли, пока не увидели яркий огонек. Не сговариваясь, повернули в сторону этого огонька. Свет пробивался на заснеженную равнину из окна дома. Как к маяку, мы потянулись к этому свету, который казался нам дружеским и приветливым.

Дом стоял на берегу озера. Франтишка постучалась в дверь. Долго никто не отзывался, но, когда мы потеряли уже всякую надежду, неожиданно загремел засов и кто-то в темноте поинтересовался, чего мы хотим.

- Как пройти в Хоргош? - спросила по-венгерски Франтишка.

- Тише, тише! Вы в Венгрии. Убирайтесь отсюда! - в страхе прошипел незнакомец. Мы едва различили силуэт мужчины. Он махнул рукой в сторону, где, видимо, должен был находиться Хоргош и захлопнул перед нашим носом дверь. Это направление мгновенно зафиксировалось в моей памяти. Свет в окне погас.