Ничего.

Пустота и тишина.

Хотя нет, – пустота и тишина являются ещё определениями чего-то, а тут…

Ничего.

Всё оставлено, отравлено, вычищено; жизни нет. Кажется, что бесследно ушло всё то, чем до сей поры являлась действительность.

Впрочем, планета, носившая гордое имя «Земля» осталась, но она окутана пеплом ядерной зимы, потеряла большую часть своей атмосферы и напоминает кусок швейцарского сыра. Если что и могло уцелеть на этом исковерканном теле, то только простейшие микроорганизмы.

Да ещё я.

Самые ужасные мысли, которые приходят мне в голову в окружающем мраке, что, в конце концов, всему виной только я один и являюсь.

Физически я нахожусь в глубоком земном бункере, который не сможет затронуть ни одна опасность в течение тысячи лет. Но это не важно. Я диктую свою историю, записывая её на «жёсткий диск» Земли энергетическими импульсами, в надежде на то, что когда-нибудь какая-нибудь цивилизация сможет считать эту информацию и употребить её себе во благо.

Не осталось никого, кто мог бы укорить или утешить меня. До сих пор я задаю себе один и тот же вопрос: «Зачем же я явился в этот мир?» Я был призван охранять его, а в результате от него осталось только серое ничто.

Впрочем, обо всём по порядку.

– Счастье! Я хочу подарить этому миру счастье и покой! – вскричала девушка с измождённым лицом. – Покой от этой проклятой войны!

Она стояла на холме, и ветер хлопал подолом её простенького платья, накинутого на голое тело. За её хрупкой фигуркой простиралось поле, засеянное злаками, а прямо перед ней полыхала деревня. Отблески хищного племени безумием отплясывали в её глазах. Глазах, давно разучившихся лить слёзы.

Как только треск горящего дерева поглотил её голос, небо наполнилось новым звуком, гулом двигателя немецкого разведчика.

Девушка даже не оглянулась. Там, в огне заживо сгорели её родители, братья и сёстры. Иногда ей казалось, что она слышит их крики. Потом всё смолкло, и мир наполнился шорохами и шёпотом.

А следующий миг был оглушителен. Пулемёт сразил девушку. Сразу несколько пуль прошило её сверху вниз, и она упала на шелковистую траву в объятия родной земли.

– Счастья… я прошу для этого мира счастья, – прошептала она и умерла в полной уверенности, что никто не услышал её мольбу.

Но я услышал.

Мир, где я обитал раньше, сильно отличается от мира этой девушки. В нём есть пространство, но оно свободно, а не скованно тремя плоскостями, совершенно не существует времени, зато мир наполнен впечатлениями. Поэтому я всегда знал, что происходит на Земле с самого её появления на свет.

Знал, но никогда не вмешивался. Было предсказание, что если вмешаться в дела людей, то может произойти непоправимое. Я был настолько глуп, что не поверил этому.

Любой всплеск злобы привносил в наш мир тяжёлые, вязкие впечатления, однако, Вторая Мировая Война побила в этом смысле все рекорды.

Я понял, что не смогу больше сдерживаться.

И я вмешался.

Улицы Сталинграда. Остатки баррикад. Выщербленные пулями и полуразрушенные стены. Серое низкое небо. Зарницы пожаров. Оглушительный грохот и лязг металла. – Всё это мои первые впечатления. Когда я поднялся, то увидел обезображенные лица людей. Больше всего меня поразило то, что и у живых, и у мёртвых они практически не отличались.

Странное это, наверное, было зрелище: солдат, изрешеченный пулями во многих местах, вдруг открывает глаза, потом делает вдох, а после приподнимается на локтях.

Почти сразу я чуть было не поплатился за это. Пуля просвистела совсем рядом так, что обожгла кожу на голове солдата. Надо было убираться отсюда, но прежде необходимо активировать тело, а для этого требуется время.

Через некоторое время я полностью адаптировал тело и поднялся в полный рост. Поле, невидимое простому глазу окружало его со всех сторон, поэтому мне нечего было бояться пуль и подобной глупости, но вместе с тем я осознавал, что не стоит особенно выделяться.

Пригнувшись, я побежал, но не к расположению русских, а в совершенно противоположную сторону.

– Солдатик! Солдатик! – окликнул меня чей-то надтреснутый голос. – Что ж ты солдатик совсем себя не бережёшь? Под пули-то чего лезешь?

Я оглянулся на звук голоса. Он принадлежал женщине, которая с интересом, казалось, с какой-то грустью смотрит на меня из узенькой щелки.

– Иди скорей сюда! – продолжала она. – А то убьют!

Я повернул к ней. Через чёрный вход проник в подвал, и стал с интересом рассматривать её тщедушную фигурку.

– Как звать-то тебя, солдатик? – спросила она, выдержав мой взгляд.

– Талисман, – ответил я, подумав.

– Еврей что ли? – прыснула она.

Я не ответил, но, подождав пока она успокоится, сказал:

– Талисман Игорь Сергеевич, если хотите.

– Хочу! – Она вновь хохотнула своим энергичным, но словно уставшим голосом. – Нет, просто у меня у самой двое на фронте, уже полгода от них ничего нет, вот я и подумала, что твоя мать не обрадуется, если тебя убьют.

Я уже знал, что и сын, и муж её были убиты. Понял и то, что она сама догадывается об этом, но боится поверить.

– Что ж ты стоишь? Проходи, садись, будь как дома.

Странное пожелание, если учесть, что снаружи разворачивался Армагеддон.

– Я спешу, – сказал я.

– Да ты передохни хоть минутку.

– Благодарю.

Я сел на предложенный мне стул и стал мысленно расчищать себе дорогу к цели.

– На, пей, из личных запасов.

Оглянувшись на звук голоса, я увидел, что женщина протягивает мне стакан с мутной жидкостью и кусок чёрствого хлеба. Это было последнее, чем она могла бы пропитаться сама, но мысленно она уже вполне приготовилась к смерти.

– Благодарю, – повторил я, приняв угощение.

Выпив самогон и закусив его хлебом, я сказал:

– Рядом с Вами находится подвал, в нём был продовольственный склад; Вам хватит.

Её взгляд, перехваченный мной, говорил: «бедный безумный мальчик».

Тогда я встал, взял из-за угла лом и ударил им по стене, которая, не смея противиться моей воле, тут же рассыпалась во прах. За ней уходили вдаль и терялись во мраке стеллажи с продовольствием.

Теперь взгляд этой женщины выражал сомнение в здравости собственного рассудка.

Ни слова не говоря, я вышел оттуда, оставив её стоять с открытым ртом.

Спустя несколько лет домой вернулись её муж и сын. В нормальном достатке они прожили всю свою жизнь. Печали и горести обходили их дом стороной.

Я не спешил, поскольку в любой момент времени мог оказаться, где заблагорассудится. Но были такие вопросы, в ответах на которые мне необходимо было увериться. Всё же древнее предсказание висело надо мной дамокловым мечом.

– Почему? – спрашивал я себя. – Почему нельзя вмешиваться в их дела? Я же Талисман, а значит должен защищать их. – Тогда я ещё многого не знал, несмотря на то, что считался всезнающим.

Меня просили дать счастье, и я пришёл, чтобы привнести его в мир. Жаль, что дорога, выстланная благими намерениями, ведёт совсем не туда, куда хочется.

За этими мыслями я приблизился к сожжённой деревне. Она была подобна тысячам таких же, но в то же время было одно отличие: это было место, откуда пришёл зов.

Взобравшись на памятный холм, я увидел распростёртое тело девушки, уставившееся невидящими глазами в безответное небо.

– Бедное дитя, – ты обрела своё бессмертие, – прошептал я, смежая её веки. Вот этот холм. Отправная точка моего существования в этом мире. Иногда, мысленно возвращаясь к нему, мне хочется стереть его с лица земли.