Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В это мгновение мне в голову пришла отличная идея, и я тут же вмешался:

— Кстати, этот ваш сотрудник… Он, случайно, не похитил базу данных? Это довольно неприятно, но я уже слышал о подобных фокусах. Потом они или вымогают у родственников умерших деньги под предлогом доплаты за услуги, или шантажируют фирму…

Миссис Грисби лучезарно улыбнулась нам обоим, что означало, что экзекуция будет совершена лишь в тишине собственной спальни. Грисби, видимо, достаточно наглядно это себе представил. Из него словно выпустили воздух, он посмотрел на бокал, но сожалеть ему было уже не о чем — там оставалось лишь несколько капель.

— Нужно будет это проверить, — сказала его жена. — Спасибо за подсказку.

Тепло кивнув мне на прощанье, Грисби ушли, а я снова посмотрел на часы. Десяти всё еще не было, прошло всего минут двадцать. Завтра полиция узнает о зарезанном парне. Хорошо.

На террасу вышли двое, одного я знал — коллега по команде, Эрик Фирстайн, кажется, что-то связанное со страховками; второй был пожилым, седым, высоким и чрезмерно худым. Будь он чуть потолще, лишь чуть-чуть, он мог бы играть роли интересных, благородных и всегда выигрывающих дела адвокатов или пародии на них в безумных комедиях братьев Розенбаум. Увидев меня, Эрик обрадовался — видимо, здесь было более скучно, чем я думал.

— Стивен, позволь тебе представить — Скотт Хэмисдейл, наш, наверное, первый в истории города частный детектив и человек, который помог нам разгромить команду самого богатого района. — Седой протянул мне руку. Его рукопожатие было крепким и костистым, ладонь — холодной и сухой. — Скотт, это Стивен Уиттингтон-Това, мой бывший преподаватель и многолетний друг.

— Преподаватель! — фыркнул Уиттингтон. — Это было так давно, что я даже и не помню, что я должен был вам преподавать. И кроме того, это меня старит, Эрик.

Фирстайн рассмеялся, похлопал своего друга по плечу и подмигнул мне:

— Мы тут еще немного побудем, если ты не имеешь ничего против нашего общества… — Он сделал паузу, в самом деле ожидая моего разрешения. Я поспешно кивнул. — Я принесу что-нибудь выпить, — предложил он. — Внутри душно, а тут — исключительно сухо.

Я посмотрел через плечо. Действительно, дождь перестал.

— Странный город, — сказал я. — Никак не могу привыкнуть — или льет, или капает, или нет. Но последнее — редко. Я не был готов к дождливой погоде, должен был быть снег. У меня были амбициозные планы; может, не сразу лыжи, как-то они меня не увлекают, но скиборд — да, это могло бы быть моей стихией!

— Гм… — Уиттингтон размашистым движением схватился левой рукой за правый локоть, словно пытаясь остановить артериальное кровотечение. — Должен признаться, что на лыжах я тоже не катаюсь, но всегда любил прогулки по снегу, я приезжаю сюда уже… — он на мгновение задумался, — двадцать с лишним лет, и всегда в это время хватало трасс для прогулок. Вы попали на какую-то аномалию, но должно же это когда-то закончиться?

Я кивнул — конечно, должно. В дверях появился Фирстайн с маленьким подносом, на котором стояли три бурбона и тарелочка с фисташками.

— С приездом Скотта жизнь в Редлифе несколько оживилась, — весело сказал он. — До этого темой всех разговоров была погода. Потом — бах, приезжает детектив из столицы, и ему сразу же находится занятие… — Он поднял рюмку и, не дожидаясь нас, сделал глоток. Я последовал его примеру. Уиттингтон лишь грел свою порцию в руке. — Бедняжка эта Полмант… Ну, и то, как ее убили! — Он замолчал и пошевелил губами, словно хотел сплюнуть на плиты террасы. — Черт побери, такого наш город еще не знал… А преступник, эта… — он засопел, не в силах подобрать подходящее слово, — эта тварь… эта скотина… — Он покачал головой. — Да что там, жаль…

Не вполне было ясно, как понимать его последние слова.

— Я ее знал, Эрик? — спросил Стивен Уиттингтон.

— Не думаю. Она держалась в стороне, я не помню, бывала ли она на этих вечеринках у шерифа. — Он немного помолчал, уставившись в рюмку. — Не помню даже, обменялся ли я сам с ней хотя бы десятком фраз. — И добавил: — Теперь этого уже не изменить.

— Неотвратимость смерти… — прошептал Уиттингтон, глядя куда-то перед собой, но у нас не было никаких шансов увидеть то же, что и он. — Это больнее всего — невозможность что-либо отменить или исправить. Самая жестокая шутка. Живешь себе, живешь… Благородный человек или скотина, красавец или горбун, мудрец или кретин, что-то пытаешься в себе изменить, к чему-то стремишься… А тут — раз! И конец всему…

Он вздохнул.

Мы поднесли рюмки к губам, пытаясь скрыть замешательство. Уиттингтон посмотрел на часы.

— Буду потихоньку собираться, — сказал он и протянул мне руку. — Рад был с вами познакомиться.

Я вежливо наклонил голову. Эрик тоже попрощался молча, коротко улыбнувшись. Я остался один.

Остановившись на краю террасы и опершись о балюстраду, я наблюдал за ярко освещенной внутренностью дома. За спиной захлопал крыльями какой-то ночной охотник. Я вспомнил, что рассказывал мне Гришка, бывший неплохим знатоком птиц. Это он показывал мне, чем отличаются грачи от ворон, дятлы от свиристелей и эти… как их там? Скворцы? От кого отличались скворцы? А, от галок. Скворцы гадят на землю, а галки — людям на головы.

Внутри я видел, как Уиттингтон переходит от одной группы гостей к другой, от пар к одиночкам, словно истинное украшение вечера. Похоже, он знал тут всех, и они его тоже. Впрочем, не удивительно — он бывал здесь каждый год уже четверть века. Где-то на краю гостиной пересеклись пути его и Хольгера, какое-то время они пожимали друг другу руки и широко улыбались, наконец, шериф похлопал Уиттингтона-Тову по плечу, а мне показалось, будто тому это не слишком понравилось.

Рюмка опустела. Не видя никакого смысла сидеть здесь дальше, я подумал о нескольких вариантах прощания, но английский в конце концов отверг, так что сел в машину лишь двадцать минут спустя. Открыв окна, я выключил отопление и, проветривая машину, доехал до дома.

Мне никто не звонил, почты тоже не было, в двери и окна никто влезть не пытался. У меня возникла мимолетная мысль о сигарете; бросившись в ванную, я вычистил зубы и сунул в освеженный рот антиникотиновую жвачку. Потом позволил себе лошадиную дозу виски с маленьким кубиком льда и погрузился в размышления, пока не начал зевать.

— Комп! Ежедневник! — пришлось повторить, чтобы функция вспомнила, для чего она предназначена. Возможно также, что я не слишком отчетливо произнес ее название. Гм… возможно ли? — Завтра: забрать бумаги у шерифа… Мммм… — Я думал и думал. — Конец. Не слишком-то перегруженный у тебя день, Скотти, — пробормотал я.

В конце концов я лег в постель, но через полчаса вынужден был сдаться — сон куда-то улетел, и ничто не говорило о том, что он скоро вернется. Я схватил пульт управления, словно утопающий — спасательную доску, но палец соскользнул, и я включил канал, на котором уже четыре года рассказывала о похудании Биба Гиббс, стотридцатишестикилограммовая индианка. Сейчас она с радостью сообщила, что похудела на три кило не из-за злокачественной опухоли. Аудитория облегченно вздохнула. Дрожащими пальцами я схватил пульт, но снова попал не туда, куда надо, и в наказание увидел, как протестующие против чего-то французские крестьяне сбрасывают с Эйфелевой башни трех коров. Собственная неуклюжесть меня разозлила, я досмотрел эпизод до конца, и успокоился, лишь попав на порнофильм на канале для взрослых. Кажется, около двух я заснул.

«Торнадо, наводнение, теракт, похищение, взрыв, изнасилование…»

Шел сильный дождь — об этом сообщило мне мягкое дуновение сухого воздуха в спальне. Я сам запрограммировал просушку дома при превышении определенного уровня влажности. Так что на улице хлестал ливень, а внутри было сухо. Особенно в горле. Я выпил воды с несколькими каплями алкозельцера, сунул в рот жвачку и полежал еще немного. Потом включил «Ньюс энд Вьюс» и в подробностях ознакомился с событиями, происшедшими на земном шаре за последние двенадцать часов. Ничего особенного, впрочем, не происходило. Торнадо, наводнение, теракт, похищение, взрыв, изнасилование… Оказалось заодно, что коров на самом деле гуманно усыпили, прежде чем они совершили свой первый и последний в жизни полет.

60
{"b":"6845","o":1}