– Нет, спасибо.

– Как скажите, мистер Деклер. Я прошел испытание? Я смогу стать доктором?

– Думаю, что сможешь, – вполне искренне ответил я. Меня впечатлило его предложение поковыряться в моей ране.

Я дал ему еще пол доллара, и он очень радостный убежал.

Я посыпал рану остатками порошка Фрица и какое-то время просто сидел на стуле, тупо глядя в стену. До меня долетали слабые звуки уличной жизни. «А ведь это моя новая жизнь, в которую надо как-то вливаться. Пока у меня есть отмазка, что я «ранетый» и что мне нужно лежать. Но уже вечером мне надо идти к Фрицу на фотосессию, которую я сам и придумал. Потом еще на одну, потом встречаться с городскими врачами… А, потом что?»

Взгляд упал на большой конверт лежащий на столе. Я вскрыл его. В нем оказались две пачки денег, перевязанные банковскими бумажными лентами.

«Блин! Приходите парни свататься».

Нашел спички, которые оказались рядом со спиртовкой на столе, сорвал банковскую упаковку и сжег ее в раковине «мойдодыра». Банкноты оказались не сотенными, как я ожидал, а номиналом 50 долларов. На банкноте вместо Улисса Гранта было сразу два лица в профиль, которых я, естественно, не знал. Деньги считать не стал. Зачем? Рассовал их по карманам пальто, да и прилег на кровать. Надо было набраться сил к вечерней фотосессии.

Лежал и думал. Если взял деньги, то значит должен. Что должен? Индеец говорил, что Энтони де Клер приехал в Сан-Франциско найти того, кто послал к нему убийц. Которые что? Вместо де Клера убили его жену, а он потом отомстил? Со слов индейца выходит так. Но что я могу?! Я никого и ничего не знаю здесь. Да и навыков у меня таких нет.

После этих мыслей накатила волна тоски и беспомощности. Это были уже не мои чувства и эмоции. Почему так происходит? Откуда эти эмоции? Я был уверен, что в теле только мое сознание. Тогда что это? Что-то типа инстинкта собак Павлова? Видят свет – течет слюна. Но здесь человек и все, наверное, сложнее. Я увидел индейца и почувствовал теплоту. Я стал думать про убийц жены де Клера и почувствовал тоску и беспомощность. Получается в мозгу де Клера, в чье тело я попал, сохранились какие-то устойчивые цепочки. Цепочки чего? А я откуда знаю? «… голова предмет темный и исследованию не подлежит…» Но ведь работает! Даже индеец заметил, что я его узнал. Получается мне в наследство досталось не только тело, но и эмоции прежнего хозяина. Долго они, конечно, не продержатся. Появятся мои собственные эмоции и вытеснят эмоции старые. И я больше не буду чувствовать теплоту и доверие к этому странному индейцу в зеленовато-сером костюме, не буду печалиться, вспоминая Шидижи. Получается, таким образом, я убью личность Энтони де Клера окончательно. И никто ни в чем не виноват. Нет виноват! Кто-то же шарахнул Энтони де Клера по голове в баре «Старая индейка».

Кроме индейца, которого я расспрашивать бы не стал, у меня есть еще один источник. Это – доктор Стив Уолш, который знал Энтони де Клера по Нью-Йорку. Надо у него аккуратно навести справки. А надо? Точно надо! Информация никогда не будет лишней, а вот что потом с ней делать, это уже другой вопрос.

(Сан-Франциско, гостиница, разговор двух английских джентльменов, примерно в тоже время)

– Арчи, ты идиот! Зачем ты ударил де Клера бутылкой по голове?

– Что попалось под руку, тем и ударил.

– Я не про это спрашиваю!

– Винсент, когда я его увидел, то меня всего затрясло. Деньги этого старого дуралея Диспенсера были нашей путеводной звездой и надеждой. И все теперь ему? Да, кто он такой!

– Арчи, твоя мать послала нас в Америку поговорить с де Клером. Она помнит, что это был очень романтически настроенный юноша, которого, по ее мнению, можно убедить отказаться от наследства.

– Винсент, ты сам понимаешь, что говоришь? Романтически настроенный юноша!? Прошло тридцать лет! Он прошел две войны. Он – отъявленный головорез и у него за душой ни гроша. И ты считаешь, что такой человек возьмет и просто так откажется от миллиона фунтов стерлингов?!

– Да, хорошая цифра. Меня самого аж передернуло. А я ведь на нее тоже рассчитываю.

– Но для этого тебе надо будет сначала жениться на моей сестре, к которой ты последнее время как охладел.

– А вот это, Арчи, не твое дело! Твое дело было следить, а не размахивать бутылками!

– Я хотел его убить!

– Убил? Что молчишь, Арчи? Убил?

– Нет.

– Вот! Надо было сначала поговорить, а потом уже принимать решение.

– Это ничего бы не изменило!

– Возможно, Арчи, возможно. Но теперь у нас нет и этой возможности. Едва мы заикнемся в разговоре с ним про наследство, он может связать нападение на него с фактом внесения его в завещание. Да еще и нас заподозрить. Я этого не хочу. Если то, что про него рассказывают верно, то он просто нас на кусочки разрежет и съест на завтрак.

– Боже, Винсент, что же делать?

– Надо продолжить следить за ним. К счастью, он не знает нас в лицо.

Я почти заснул, когда в дверь комнаты постучали.

– Кто?

– Британец, это я, Стив Уолш.

На ловца и зверь бежит. Я отодвинул щеколду, на которую запер дверь, и впустил Уолша в комнату, в которой сразу стало тесно. Пришлось сесть на кровать.

– Британец, так не справедливо. Старина Фриц пригласил к себе на выпивку всех кроме меня.

– О! – Он только заметил мою лысую голову, сбритые усы и бороду. – Тебе идет. Сразу скинул пяток лет.

– А ты, что расстраиваешься?

– Как что? Он там будет рассказывать про свой порошок и что-то даже показывать.

– Ну и что? Ты же сам называл этот порошок толченным мелом. Зачем он тебе нужен?

– Если порошок помогает, а у меня его не будет, я буду терять деньги. Здесь у врачей основной бизнес – порезы, ссадины и другие … колото-резанные раны. И что мне говорить человеку с раной? Иди к Фрицу, купи порошка, а потом возвращайся ко мне?

– Ну, мне ты так примерно и сказал.

– Прости, Британец. Я же знаю, что на тебе все заживает, как на собаке.

– Ну, спасибо.

– Британец помоги. Я узнал, что вы партнеры с Фрицем. Значит он тебе доверяет. Замолви за меня словечко.

– Никакой я не партнер. Герр Циммерман был так добр, что дал мне своего порошка, который, кстати, называется «стрептоцид». А я подсказал ему, как лучше его продвинуть на рынке. Вот и все!

– Да это самое главное. Значит у тебя с ним уже налажены отношения. Просто так он не дал бы тебе порошка. Помоги Британец. Ну, что тебе стоит…

– Хорошо, Стив. Я попробую поговорить с Циммерманом, но ничего не обещаю. Он где-то узнал, что ты плохо отзываешься об его лекарстве и, наверное, обиделся на тебя.

– Да, я готов извиниться!

– Я попробую, Стив, все уладить, но от тебя мне потребуется тоже помощь.

– Что угодно, Британец! – согласился Уолш, но тут же переспросил. – А, что ты хочешь?

– Немного. Ты знаешь, что меня саданули по голове, а от ударов по голове иногда случается амнезия…

– Это ты мне объясняешь?! Да, я сам видел, как Коротышку Чарли после нокдауна в третьем раунде откачали, к нему подходит жена, а он ей "Ты кто?" Представляешь! Не узнал жену! … Постой… Ты хочешь сказать, что у тебя амнезия?

– Местами. – Про то, что «здесь помню, а здесь не помню» я не стал говорить.

– Да? – Уолш задумался, но только на пару секунд. – Кстати, Британец, ты же задолжал мне полтинник! Помнишь?

– Стив, может быть я чего-то и не помню, но я не разучился еще видеть, когда люди лгут, а когда говорят правду.

Эти слова у меня вышли, какими-то очень суровыми. Раньше я так не мог. Вон, Уолш даже в лице переменился.

– Да, шучу я, Британец, шучу.

Мы помолчали.

– Так чем я тебе могу помочь? Как лечить эту амнезия я не знаю. Да и другие тоже. Деньги сдерут, а потом скажут, что само пройдет.

– Ты расскажешь мне все, что ты обо мне знаешь.

– Все так плохо?