А господин Орбрен еще раз взмахнул рукой, баб к тишине призывая и продолжил:
— Но мы можем и остаться, и более того не возьмем с вас денег за строительство коровника, если, — он выдержал многозначительную паузу, оглядывая баб, забывших как дышать от ожидания, — если вы нас всех к себе в колхоз примете.
И конечно же никто не услышал мой возмущенный вопль. Потому что бабы орали, как на концерте любимой группы. Мне на секунду даже показалось, что они сейчас строителей наших качать начнут.
А я не выдержала и треснула господина Орбрена кулаком по спине. Несколько раз. Ну, да… он даже не почувствовал. Что ему мой кулачок. Хмыкнул только и даже не повернулся. А то бы я ему глазенки-то выцарапала бы.
Когда бабы проорались, этот негодяй снова поднял руки, призывая к тишине. Позер бесстыжий! Ух! Как я его ненавижу! Своими руками придушила бы!
— Если вы одобрите наши кандидатуры, то в таком случае указом его величества вдовье поселение при городе Варде упраздняется с даты нашего вступления в колхоз. А земли и само поселение отдаются во владение колхозу «Светлый путь» за развитие сыроделия и овощеводства в Гвенаре.
После этих слов в правлении воцарила тишина. Я даже услышала, как у меня сердце стучит. Я совсем не поняла, что означает этот дар, но то, что он меняет нашу жизнь, переворачивая все с ног на голову, осознала. Теперь колхоз «Светлый путь» не просто кружок предприимчивых вдов, а предприятие, одобренное королем Гвенара, а значит… что-то это значит. Что-то очень важное. Нужно будет потом спросить господина Гририха.
А то, что все будет так, как хочет его величество — очевидно. Все бабы единогласно проголосуют за то, чтобы этот нехороший человек, господин Орбрен, со своей бригадой стали колхозниками. Если бы не глубоко неприятная мне личность бригадира, то я бы тоже обрадовалась. Все же мужчины нам в колхозе нужны. Слишком много физически тяжелой работы в колхозе. Но вот чтобы Он был членом нашего колхоза, мне жутко не хотелось.
Но по-моему не вышло.
Через секунду молчания, бабы в правлении заорали так восторженно, что чуть окна целы остались. А потом единогласно проголосовали за то, чтобы принять в колхоз господина Орбрена и его бригаду. Почти единогласно. Я проголосовала против.
После того, как новоиспеченные колхозники, довольно гогоча, расселись на скамейках, господин Гририх встал, чтобы закончить собрание. Все равно после таких новостей никому дела на было ни до каких дел. Бабы наперебой зазывали мужчин в свои бригады, хотя было очевидно, что они как строили, так и будут строить.
— На этом все, бабоньки, — махнул рукой господин Гририх, — расходитесь.
— Подождите, пожалуйста! — раздался отчаянный крик Зарны.
Это прозвучало так неожиданно, что все на мгновение замолкли, а Зарна бледная до синевы решительно вышла вперед.
— Вот, — она бросила на стол господина Гририха горсть бус из бутылочного стекла, — я умею варить стекло…
И замолчала. И она, и все остальные тоже. И только я опять ничего не поняла. Ну, умеет, и что? Как же я плохо знаю этот мир! Все же трех месяцев недостаточно, тем более, я не особо и вникала. Не интересно же. И подумаешь, немного странного вокруг происходит. Да только сейчас этих странностей накопилось столько… не забыть бы бумаги взять у господина Гририха.
— Я… — Зарна прокашлялась в абсолютной тишине, — могу делать бусы. Если у меня будут красители, а я знаю секреты, то сумею сделать и цветное стекло.
Она закончила и замолчала, опустив голову и ожидая вердикта. Все молчали, словно признание Зарны их шокировало.
— Зарна, — я попыталась прояснить ситуацию, но тут на Зарной навис грозный и ошеломленный господин Орбрен.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил он сверкая своим фирменным взглядом, которым прожигал меня вчера вечером, — кто тебя научил?
— Никто, — прошептала Зарна и вжала голову в плечи.
— Да ну? — с усмешкой произнес господин Орбрен, нависая на несчастной вдовой, — не может быть. Врешь?
— Нет. Не вру, — вскинулась Зарна, а потом опустила голову и призналась шепотом, — никто меня не учил. Я сама… я… я за соседом-стекольщиком тайком подглядывала… у меня Дар…
Орбрен хмыкнул, Зарна вспыхнула, а бабы вокруг как-то неприятно заулыбались. А я снова ничего не поняла.
— Дар, значит, незарегистрированный? — мерзко хохотнул негодяй.
Зарна мотнула головой из стороны в сторону. Она все так же стояла, опустив взгляд в пол, и чуть не плакала.
— Только как носитель… поварского. Семейного.
Тут до меня стало доходить… Салина же говорила, что есть способы. Кошмар меня подери! Это что же получается, что Зарна… и это в Гвенаре, где походы налево страшно порицаются? Ведь изменщиков сразу сдает справедливый Оракул! Бедная… Ей же всю жизнь приходилось скрывать свой Дар. Вон даже училась тайком. Потому что ее Дар раскрывал то, что ее родители сумели как-то скрыть. Интересно, как ей это удалось?
Впрочем какая разница! У нас теперь есть стекло! И бусы эти даром колхозу не сдались, а вот банки! Бутылки! О! Это же золотое дно! Если еще найдем кузнеца какого-нибудь. Или кого там… чтоб нам крышки сделал. Кстати, о крышках… у меня в рюкзачке крышки жестяные были. Тетя Клава передала… и, вообще, почему это за столько месяцев я даже ни разу туда не заглянула? И вещи мои… даже в руки ни разу не взяла. Словно забыла про них напрочь. Не иначе происки проклятья герцогского… чтоб ему пусто было! Я даже про авторучку сколько раз вспоминала, а сама ее ни разу не доставала даже. Но я подумаю об этом позже. Вечером. Когда «лягушку» буду препарировать. Пока надо разобраться здесь. Со стеклом.
— Зарна, — кинулась я к соседке моей подруги, оттесняя в сторону господина Орбрена. Точно так же, как он меня чуть раньше, — это же замечательно. Скажи, а ты сможешь сделать емкости из стекла? Я тебе форму нарисую.
— Емкости? — удивилась Зарна, — не знаю. Смогу наверное… я не знаю силу Дара, Малла. Никто же не проверял никогда. Но зачем тебе стеклянные емкости? Хрупкие же. Лучше из глины…
— Нет, — мотнула я головой, — не лучше. Господин Гририх, можно мы сегодня с Зарной к вам придем? У меня есть еще одна идея. Надо посоветоваться.
Господин Гририх сокрушенно вздохнул и согласно качнул головой… ну, да. Я же его уже сколько дней допоздна мучаю. И это помимо уроков по чтению и письму на гвенарском. А сейчас у меня еще вопросы появились. Другие. С которыми я больше ни к кому пойти не смогу, потому что больше никто не знает, насколько я чужда этому миру.
— Может быть я смогу тебе помочь, — вкрадчивый голос негодяйского негодяя почти заставил меня подпрыгнуть от неожиданности, — мы же теперь тоже колхозники. И ты можешь прийти ко мне за помощью или советом в любой момент…
И тут бабы, до этого молча поворачивающие головы, отслеживая реплики, понимающе заулыбались и захихикали. Кошмар меня подери! Салина же говорила, что уже сплетни ходят про меня и господина Орбрена. И хорошо, если вчера ночью никто не видел негодяя этого возле дома моего…
— Нет, спасибо, — как можно более холодно ответила я. Почему в присутствии этого человека во мне будто бы включалась другая я? Я даже говорила с ним по-другому, — я не нуждаюсь в вашей помощи.
А господин Орбрен громко хмыкнул и подмигнул с наглой, похабной улыбочкой. И конечно же, все это увидели все. По правлению мгновенно зазвучали смешки.
Что на меня нашло? Не знаю. Я размахнулась и со всего маха влепила этому грубияну пощечину.
И такую сильную, что голова у него мотнулась в сторону. И такую звонкую, что ее, наверное, в другом конце поселения было слышно.
В правлении мгновенно все застыли. Тишина воцарила — мычание коровы на дальнем лугу, как гром прозвучало. Это же получается я, простолюдинка, руку на дворянина подняла. Пусть даже он самого низкого уровня и бедный, как мышь церковная.
А моя рука уже замахивалась для второго удара. Но господин Орбрен еще раз ударить себя не позволил, перехватил мою руку. И снова знакомо зашипел, сверкая фиолетовыми глазами:
