В 1912 году, на Пасху, тетушка Валли сделала Лене тайный подарок – маленький дневник в красном сафьяновом переплете с золотым тиснением. Он был такой изящный, глаз не отвести.

– Записывай сюда свои чувства, – шепнула Лене тетушка. – Ты уже достаточно взрослая для чувств. Помни, всегда хорошо иметь тайного друга, которому можно довериться.

В последующие годы Лена изливала душу на страницах самых разнообразных дневников, но этот первый, получивший имя «Ред» (красный), был ее самым любимым. Иногда она писала на берлинском сленге, уникальном в его хлестком уличном остроумии, даже отдаленно не напоминавшем аристократический высокий штиль, на котором изъяснялись дома. Можно было только удивляться, где она нахваталась жаргона. Недостойная лексика отступала, стоило Лене удариться в романтику, но на протяжении всей ее жизни язык берлинской улицы, затаившись, ждал своего часа, чтобы вырваться наружу и показать себя. Так, в возрасте десяти с половиной лет, наметилась одна из прочных жизненных привычек младшей дочери Дитрихов.

Катастрофа с «Титаником» в апреле того же года не потрясла Лену, судя по тому, что она не почувствовала необходимости занести в дневник свои впечатления. Лишь два месяца спустя, летом, во время загородной прогулки, в ее жизни произошло нечто наконец-то заслуживающее записи:

8 июня 1912

Дорогой Редик! Вчера было чудесно! Мы поехали на экскурсию в Саатвинкен с Х. Шульцем. Я сидела у него на коленях. Дорогой дневничок, ты даже представить себе не можешь, как это было приятно!

Тысяча поцелуев, твоя Лени

Одним из мест, где любила собираться берлинская молодежь, был главный каток, замечательный своими переливающимися огоньками и духовым оркестром, который играл вальсы Штрауса и модные сентиментальные мелодии: любовь, разлука, тоска и страдания. Это была любимая музыка Лены.

26 февраля 1913

На катке было чудесно. Я упала, и сразу целая толпа мальчиков бросилась меня поднимать. Прощаюсь с тобой на сегодня, милый Ред.

Тысяча поцелуев, твоя Лени

17 января 1914

На катке все время крутили песенку «Все мужчины подлецы». Это, конечно, верно, но некоторые все же исключение. Например, Лош, Фати и дядя Вилли – и, может быть, еще один человек с инициалами С. Ф. Не хочу писать его имя – вдруг кто-нибудь сюда заглянет. Мне пора заканчивать. Урок скрипки.

Адье, мой Ред, твоя Лени

19 января 1914

Сегодня на катке было просто чудесно. Лизель спросила, неужели я снова пишу всякий вздор про мальчиков. Ишь какая – вздор! Разве, мой милый Ред? Конечно же нет! Мы-то с тобой знаем, что она пишет, правда? Лизель такая паинька.

Целую, твоя Лени

Несмотря на безупречное поведение Лены в школе и дома, Йозефина чувствовала в младшей дочери внутренний бунт. Это ее тревожило, это требовало самого пристального внимания. Лизель велели сопровождать сестренку повсюду, наблюдать за ней и немедленно сообщать о любой погрешности в правилах поведения благородных девиц, если погрешности будут иметь место. Лизель, привыкшей неукоснительно исполнять приказы, пришлось отложить любимые занятия. Она, ненавидевшая коньки – у нее ужасно болели от них слабенькие лодыжки, – каталась по льду с решимостью отчаяния. Пригнув голову, напрягая маленькое коренастое тельце, чтобы не потерять равновесие, она бороздила лед и старалась не упускать из виду Лену, одерживающую очередную победу. Вместо того чтобы читать любимые книжки, Лизель преодолевала, как ей казалось, целые мили из конца в конец катка, пока Лена совершала свой «променад» – так в Берлине называли вечерние выходы для встреч со знакомыми. Куда бы ни направлялась сестренка, Лизель плелась следом – верный сторожевой пес.

30 января 1914

Сегодня в школе я получила «неуд», потому что меня пощекотали и я засмеялась. Мутти, конечно, прочла мне нотацию про «друзей». Но что я могу поделать, если у меня нет друзей среди девочек? Сегодня я попробовала подружиться с Анной Марией Рихтер на сочинении, но она такая глупая, и ей уже тринадцать. Попробуй заведи подружек в классе, если тебя сажают только с евреями. Мутти говорит, что я должна попроситься сидеть одна… Я уже жду всяких гадостей от детей летом в Брауншвейге – остается только надеяться, что они окажутся хорошими. Сейчас мне надо взять себя в руки. Сегодня Штефи Берлинер сорвала с меня шапку, по крайней мере, шесть раз. Ух я и разозлилась! Теперь у меня четыре «неуда» и четыре замечания, одно по прилежанию, одно по манерам, одно по опрятности и четыре по поведению! Ужасный ребенок!

Я должна идти спать. Зуб болит.

Адье

Лени подумывала, как бы изменить себе имя. Пока учительница стояла к ней спиной, она на последних страничках тетрадки набрасывала разные варианты. Мари Магдален – красиво, потому что убраны последние буквы. Папу, например, назвали Луи в честь французского короля, – так почему бы и ей не писаться на французский манер? Но, поскольку всех горничных зовут Мари, вероятно, ее нарочно назвали Мария, с «я» на конце. Прекрасным отработанным каллиграфическим почерком она выписала свое полное имя. Сколько же времени это заняло! Она попыталась его сократить: Марилена, Марлена – уже лучше. Может быть, теперь подставить вместо последнего «а» немое французское «е»: Marlene? По-французски это будет звучать Марлен. Она написала еще раз: МАРЛЕН – МАРЛЕН ДИТРИХ. Да! Вот это в самую пору. То, что надо! Она прописала имя еще несколько раз и закрыла голубую тетрадку, очень довольная собой. Так в возрасте тринадцати лет она придумала себе имя МАРЛЕН.

1 февраля 1914

Вчера у меня была Отти Рауш. Думаю, она станет моей подругой. В школе, может быть, будут смеяться. Сегодня я была в настоящем кино. Шикарно!

Гуд-бай, милый Ред,

Лени

От Уральских гор до пышно-зеленых холмов Ирландии все и каждый чувствовали особое волшебство лета 1914 года. Пора была поистине золотая, редкостная. Каникулы все проводили на морском берегу и на горных курортах. В берлинских уличных кафе не переводились посетители – публика млела под мягким солнцем за стаканчиком прохладного рейнского вина или ледяного лимонада. В парках цвели акации, дети в белых матросках гоняли деревянные обручи, длинные синие ленты на их соломенных шляпах развевались на ветру. В знаменитых садах берлинского зоопарка английские няни устраивали парад своих отороченных кружевом питомцев в колясках на высоких колесах. Дамы с зонтиками и в узорном муслине прогуливали маленьких собачек. Молодые люди катали хорошеньких девушек на лодках по спокойным водам реки Шпрее и верили, что их ожидает блестящее будущее, неизменно красивая жизнь.

В городке под названием Сараево, на границе между Сербией и Австро-Венгерской империей, австрийский кронпринц Франц-Фердинанд, завершая официальный визит, подсадил свою жену Софию в открытый автомобиль, сел рядом и приказал кортежу трогаться. Заиграл оркестр. Королевская машина медленно двигалась по нарядной улице. Стайка белых голубей кружила в ясном синем небе, как хлопья нечаянного снега.

Вдруг на мостовой метнулась тень. Некто вскочил на подножку двигающейся машины и выстрелил два раза.

История отметит, что в 11:15 прекрасным летним утром 28 июня 1914 года одним-единственным актом политического убийства целое поколение молодых людей было обречено на смерть.

Пока народы Европы по инерции наслаждались летним отдыхом, правительства уже решали их судьбу. 28 июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии. Цепная реакция пошла по всем альянсам и связям, известным и скрытым. Германия объявила войну России; Германия объявила войну Франции; Британия объявила войну Германии; Сербия объявила войну Германии; Франция объявила войну Австро-Венгрии; Британия объявила войну Австро-Венгрии; Япония объявила войну Германии; Австрия объявила войну Японии; Австро-Венгрия объявила войну Бельгии; Россия объявила войну Турции; Франция и Британия объявили войну Турции. Позже Италия объявит войну Германии, Турции и Австро-Венгрии. И так далее, и так далее. Дойдет черед и до Соединенных Штатов. Первая мировая война началась.