— Ну?
Я поднял бокал и посмотрел сквозь золотистую жидкость на окно. Свет завяз в сосуде, но подрагивал, пытаясь освободиться.
— Лиретта Ней. Меня интересует то, чего я могу о ней не знать.
— Aга! Ну что ж… Это тоже женщина, душа которой полна тайн. Тебя интересует вся ее биография? — Хай смочил губы в бокале, а потом, словно желая быстрее с этим покончить, залпом выпил остальное.
— Пусть будет так…
Он ненадолго задумался.
— Двадцать шесть лет. Родилась на юге. Родители разведены, воспитывал отец, директор приюта. Когда-то говорили, что пребывание вместе с теми детьми наложило отпечаток на Лиретту и ее игру, что якобы из-за этого она столь мягкая, пронзительная. Не знаю… в приюте была самодеятельность и все такое… Ну, ты понимаешь…
Я кивнул, допил свой виски и схватился за бутылку. Хай покачал головой и полез в стол. Достав точно такую же бутылку, он откупорил ее, налил и с удовольствием отпил глоток.
— Потом ее встретил некий Хикс и сунул в фильм Дента «Страшный полдень». Тут и открылся ее талант, и Хикс продал ее Гибсону. Он до сих пор ходит оплеванный, а Гибсон вообще перестал работать и занимается только своей звездой, но должен признать, что получается это у него превосходно. Каждый ее фильм приятно отягощает их карманы.
— А что насчет той внезапно случившейся с ней перемены?
— Где-то тринадцать месяцев назад она исчезла. Гибсон поднял шум, поставил на ноги полицию по всей стране. Сперва мы думали, что он решил с помощью шума в прессе сдуть пыль со звезды — это никогда не помешает — но оказалось, что она и в самом деле пропала. Публике мы скармливали что могли — будто какой-то поклонник похитил ее и держит где-то в деревне, потом греческий миллионер, потом разные варианты мести бог знает за что. Меня от всего этого тошнило, но приходилось печатать, поскольку другие тоже не отставали. Через две недели ее нашли в летнем домике в Маннаха-Бич.
— Домик, конечно, до этого проверяли?
— Ясное дело! Она сказала, что ничего не помнит, оказалась в больнице на обследовании, у нее взяли столько анализов, что, кажется, даже пришлось делать переливание, чтобы восполнить потерю крови, и ничего не вышло. Она вернулась домой и сразу же уехала в длительный отпуск. Гибсон постарел на десять лет, боясь, что ему придется вернуться к обычной работе, истерия публики закончилась, уже зажигались новые звезды, а Лиретта отказывалась выйти на съемочную площадку. Потом она вернулась и сразу же стала причиной скандала — это ты, наверное, помнишь?
— Гм… помню, но каждый рассказывал по-своему, так что я так и не знаю, что там было на самом деле.
— Пытки! Садизм. Вот что было на самом деле. — Мэйсон поудобнее развалился в кресле, ожидая должного эффекта. Я должен был по крайней мере присвистнуть. Так я и сделал, хотя мне мешала сигарета, которую я только что сунул в рот.
— Она обустроила такой подвальчик, что сам Торквемада бы ей позавидовал. Она и еще две куколки обработали там полтора десятка человек, прежде чем дело начало дурно пахнуть. Платила она щедро, но, когда они сделали одной из клиенток клизму из бочки с электролитом и та сыграла в ящик, кто-то проболтался. Но проболтался столь аккуратно, что шум действительно был, но неизвестно, по какому поводу. Впрочем, никто бы не поверил, что нежная мисс Ней — садистка самого тяжелого калибра. Едва все немного утихло, она сделала это еще раз; жертва, к счастью, осталась жива, и скандал был не столь громким.
— Погоди, погоди! А что полиция? Где это было?
— В Юте. Полиция — ничего, поскольку те две взяли вину на себя. Им еще осталось по семь лет за решеткой.
Мэйсон покачивался в кресле, гордый собой. Я выпустил в потолок длинную струю дыма, превращавшуюся в большое облако у самой лампы. Хай перестал раскачиваться и оперся локтями о стол.
— Что-нибудь еще?
— А есть еще что-нибудь? — ответил я вопросом на вопрос.
— Собственно, ничего. На экране она стала другой — это ты знаешь. Она перестала быть невинной добродетелью, начала быть собой. Но это тоже понравилось зрителям, они и дальше толпами идут на каждый ее фильм, хотя не всегда те же самые. Впрочем, это не беспокоит ни ее, ни ее импресарио — зритель это зритель, лишь бы у него были баксы.
— Какие-нибудь сплетни?
Он слегка поморщился и задумался. Постучал ногтем по пустому бокалу, но, когда я хотел налить, остановил меня жестом руки.
— Она уволила свою старую горничную. Симпатичная старушка, но от интервью отказалась. Видимо, она все еще любит свою хозяйку и не хочет причинять ей вреда. Мы оставили ее в покое.
— Я хотел бы с ней побеседовать, дай адрес.
Он наклонился к большому терминалу, встроенному в правую сторону стола, постучал по клавишам и, распечатав текст, смял листок и небрежно бросил его в мою сторону. Я поймал его и, не разворачивая, спрятал в карман. Зная, что сейчас он меня не отпустит, я снова закурил и стал ждать. Молчание несколько затянулось, но наконец он безразличным тоном спросил:
— Скажи, зачем тебе это?
— Еще сам не знаю. В самом деле.
— Так я тебе и поверил. Стал бы ты так просто покупать «Тома»! — Он фыркнул и посмотрел на меня взглядом, не оставлявшим сомнений.
— Ты же знаешь — если бы у меня что-то было, оно было бы и у тебя. В наших отношениях ничего не поменялось. — Я встал и потянулся до хруста в суставах. — Пока!
Я повернулся и вышел, подняв вверх палец. В приемной я немного поколебался, но, в конце концов, это нужно было сделать.
Я остановился рядом с Сарой. Она удивленно посмотрела на меня.
— Можно тебя кое о чем попросить? Это для меня очень важно.
— Говори, — спокойно сказала она, вовсе не удивившись. У меня мелькнула мысль, что все вокруг прекрасно владеют собой и здраво рассуждают, лишь я один дурной, как козел.
— Я бы хотел, чтобы ты позвонила по одному номеру через несколько дней и занялась человеком, который там находится. Хорошо?
— Конечно. Какой номер? — Она запустила органайзер.
— В том-то и дело, что сейчас я тебе этого сказать не могу. Знаешь… Только если я не позвоню через четыре дня, тогда позвонишь ты.
Она встала из-за стола и отошла от окна. Склонившись над клавиатурой, я ввел номер телефона в лесном домике, велел назвать «Маски» Гармонта, и запрограммировал звонок через сто часов. Потом отошел от стола и поблагодарил Сару. Она хотела что-то сказать, но не успела — я вышел и направился к лифту. В автомобиле я развернул бумажный комок. Эльза Кинг жила рядом со мной, и я поехал слегка кружной дорогой, чтобы миновать свою улицу. Остановившись на парковке перед супермаркетом, я вошел внутрь и смешался с толпой вокруг маленькой сцены, на которой полуодетая мулаточка выла что-то о превосходном кофе, то и дело швыряя пакетики в толпу. Я протолкался на другую сторону, петляя, добрался до противоположного выхода и вышел почти напротив дома, номер которого сообщил мне терминал Мэйсона. Миссис Кинг жила на самом верху, над офисом маленькой компании «Ли Квинтон», что свидетельствовало о том, что Лиретта Ней не была чересчур щедрой. Или миссис Кинг была исключительно скупой. Второе оказалось неправдой. Как только она открыла дверь, окинув меня внимательным взглядом и слегка наморщив от удивления лоб, я отбросил все подозрения относительно ее бережливости. Это каждой мелочью подтверждала ее квартира, маленькая и чистенькая, хотя слегка неубранная.
— Прошу прощения за беспорядок, но я послезавтра уезжаю и постепенно собираюсь. Я нашла работу недалеко от города, где живет моя дочь. Наверное, переберусь туда насовсем, но сначала хочу посмотреть, что и как. Но у вас ко мне какое-то дело, даже я знаю, что детективы не ходят просто так по домам… — Она смотрела на меня с нескрываемым любопытством, словно не до конца разглядела еще в дверях.
— Вы работали у мисс Ней, верно?
Она вздрогнула, словно от испуга, стиснула кулаки и воинственно задрала подбородок.
— Ничего не скажу! Не позволю повредить девочке! — пискнула она.