В этот раз медведь охотно последовал за хозяином, и они благополучно скрылись в дальнем переулке.

Мари не могла сдержать смех, когда Ариф перевёл фразу, что бросил напоследок горе-дрессировщик.

Тут же её вниманием завладел бодрый старичок с длинной седой бородой и в ярко-красном тюрбане.

– Вы думаете, что я простой торговец? Ничего подобного… – сказочно начал он.

Мари с трудом, но всё же смогла понять его слова, с гордостью осознав, что хоть что-то смогла усвоить из уроков Паскаля.

– Я – могущественный целитель, – убедительно продолжал вещать старик, пытаясь увлечь женщину за прилавок своей крошечной лавочки. – Ко мне приходят, чтобы излечиться от недугов. Например, если человек мается животом, в моей лавке есть корень волшебного растения. Его нужно прокипятить, а потом остудить, а затем только пить получившийся отвар. Если же человека одолевают страхи и видения, то достаточно сжечь вот эту змеиную шкуру, и злые духи оставят беднягу в покое…

Мари, как ни пыталась, ничего не могла понять из речи увлечённого рассказчика. Но тут над её головой раздался заговорщический голос Арифа:

– Помнишь, я говорил тебе о шарлатанах и мошенниках?

Она в ответ поспешно кивнула.

– Это как раз тот самый случай, нагляднее урока не придумаешь. Смотри и запоминай.

И, что-то прибавив непонятное по-турецки, Ариф повёл её дальше по лабиринтам шумного, яркого турецкого рынка.

Проблуждав больше часа по узеньким рыночным улочкам, паша остановил восхищённую Мари возле низенького, неприметного домика.

Жестом приказав охране и рабам оставаться снаружи и ждать, он провёл свою спутницу внутрь помещения.

Прикрыв за собой двери, Ариф плавным движением отвёл с её лица чадру.

– Здесь ты можешь открыть лицо, – тихо произнёс он, с нежностью заглянув в удивлённые глаза Мари.

– Selamlar, sevgili dostum! Allah yaşlı adamı unutmana izin vermez17.

Мари и Ариф одновременно повернулись на хриплый голос, раздавшийся из глубины увешанной разноцветными коврами лавки.

Еле передвигая ноги и шаркая подошвами сандалий, к ним медленно, раскинув трясущиеся руки в радостном приветствии, приближался мужчина в глубоко пожилом возрасте.

– Это ковровая лавка почтенного Мурад-бея, – произнёс Ариф и поспешил навстречу радостному старику, раскрыв руки в ответном приветствии.

– Ас-саля́му‘але́йкум, Мурад-бей, да пошлёт тебе Аллах долгие годы, мой дорогой друг, мой учитель, пусть твои добрые глаза ещё долго смотрят на этот мир. – И он учтиво склонился к ногам старика.

– Ва-‘аляйкуму с-саля̄м, – прошамкал старик, кивая седой головой. – Что привело тебя к самому древнему мира сего? – пошутил он и перевёл свой заинтересованный взгляд на Мари.

Она кивнула и, подобно Арифу-паше, в поклоне опустилась к ногам Мурад-бея.

– Мы с госпожой Мерьем, – представил Ариф свою спутницу, – посетили тебя с тем, чтобы купить пару ковров, учитель.

Мари легко смогла понять смысл сказанного и, вновь склонившись, уверенно произнесла на турецком:

– Доброго дня, Мурад-бей.

Мурад-бей в широком жесте повёл рукой, как бы приглашая дорогих покупателей оценить товар и, как позже поняла Мари, дело всей его жизни.

На стенах, на полу и даже на потолке в хаотично-искусном беспорядке красовались ковры и полотна, изготовленные из шерсти и украшенные геометрическими фигурами и всевозможными растительными мотивами. Ушаки насыщенно-красного цвета с медальонами, арабесками жёлтого и синего цвета, сложно переплетённые ромбы гольбейнов и кружевные арабески ковров лотто… Более всего Мари понравились простые рисунки в скромной, но изысканной цветовой гамме ковров юрук и изготовленные из тончайшего шёлка хереке.

На одном из последних Мари задержала свой восторженный взор.

– Позвольте, я расскажу вам, почтенная госпожа, о своём искусстве? – предложил ткач.

Мари поспешно кивнула в знак охотного согласия и с мягкой улыбкой на губах подошла ближе к старику. Чуть помедлив, она произнесла:

– Bu güzellik nasıl ortaya çıkıyor?18

Мурад-бей беззубо улыбнулся.

– Вязкой узлов и хитрых сплетений… Если у этого мира есть верх, то у него должен быть и низ… Когда между узорами судьбы образуются щелевые просветы, только любовь может спасти. Любовь к женщине, любовь к Аллаху, любовь к своему делу… Жизнь, лишённая любви, становится бесцветной и безвкусной, как халва из снега.

Когда старец закончил, Ариф перевёл для Мари его слова и прибавил:

– Мурад-бей – один из самых древних мастеров ткацкого дела. А ещё он мудрец и пророк. Все в округе от мала до велика почитают и превозносят его талант и мудрость.

– Он очень точно выразился о красках любви, – задумчиво произнесла Мари.

– Помимо красок любви существуют ещё краски верности и чести, краски счастья и горести. Они вплетаются в ковёр человеческим трудом, и только потом корень морены, индиго, шафран или грецкий орех отдаёт ему свой цвет.

– Грецкий орех?!

– Чёрный или коричневый цвет.

Ариф провёл рукой по мягкому ворсу тёмно-пурпурного цвета.

– Только турецкие ковры обладают индивидуальной палитрой, включающей насыщенный пурпур. И только сверкающий жёлтый и яркий зелёный цвета могут идти в дополнение к более обычным оттенкам красного и синего в наших коврах.

Колокольчик при входе тревожно оповестил о вновь прибывшем госте, и головы присутствующих обернулись на этот звук.

На пороге появился уличный попрошайка.

Мари с любопытством стала наблюдать за последующими действиями хозяина лавки. На её родине беднягу давно бы уже погнали кнутом или палками. Но Мурад-бей даже не переменился в лице, его черты хранили прежнее спокойствие и добродушие:

– Воды, – протянул осипшим голосом нежданный гость.

– Мальчик мой, – обратился к Арифу-паше старец, – принеси этому доброму человеку стакан воды и хлеба.

Ариф кивнул и скрылся в подвесных ковровых коридорах. А Мурад-бей жестом пригласил человека пройти в его лавку.

Мари было так странно и в то же время так спокойно… Её немного удивило такое вольное и свободное обращение старца к грозному и повелительному Арифу-паше. И то, что он, немощный старец, практически одним словом заставил второго человека в Константинополе после султана прислуживать бездомному нищему.

Раздумья Мари прервал этот самый несчастный. Он как-то резко качнулся и после буквально согнулся пополам в приступе раздирающего кашля.

Ни на секунду не задумавшись о последствиях, Мари метнулась к несчастному, успев его подхватить, прежде чем тот начал валиться на дощатый пол.

– Что с вами?.. – вырвалось на родном языке.

Обхватив обеими руками огромного по сравнению с ней мужчину, она провела его к креслу, на которое указал Мурад-бей.

Не в состоянии ни на миг остановить лихорадочный приступ лающего кашля, мужчина крепко прижимал обе руки ко рту, тем самым не позволяя себе сделать вдох. Лицо его к тому же было основательно перемотано ветошью, что ещё сильнее затрудняло дыхание.

Когда Мари попыталась снять с его головы удушающее тряпьё, он, перехватив её руку, с завидной для этого состояния силой отвёл её от себя. В этот момент кусок материи сполз с нижней части его лица, и взору Мари открылись резко очерченные губы и яркая струйка алой крови, сверкающая на нижней губе.

Словно окаменев в этот момент от страшной догадки, Мари безошибочно узнала причину недомоганий несчастного. А главное, она помнила, каким быстрым и безжалостным мог быть конец от этой болезни.

Чахотка унесла первого мужа Мари, Алекса. Тогда молодая графиня Валевская была совсем ещё юна и неопытна. Страшась недуга супруга, она практически не прикасалась к нему, даже боялась говорить с ним в его последние жуткие дни.

Вспомнив прошлое, она ощутила вновь свою вину перед больным мужем, беспомощность, стыд и сожаление. Мари сама не смогла бы себе объяснить, отчего она порывисто опустилась рядом с больным мужчиной на колени, но она отчётливо произнесла на турецком: