Африканцы жаждали освоить многие из существовавших в Европе производств, а европейцы нуждались в африканских шкурах и сырье, в результате чего было подписано множество договоров, основывавшихся на принципе взаимности. На достижение этих взаимовыгодных договоренностей во многом повлияло превосходство перед африканскими государствами специализировавшихся на торговле средиземноморских республик. Однако нам следует обратить внимание на весьма примечательные справедливость, умеренность и кристальную честность, проявленные африканскими правителями при заключении и исполнении этих договоров. Как правило, Сицилия и специализировавшиеся на торговле республики поддерживали союзнические отношения с Тунисом, Тлемсеном и Фесом, скрепленные дружбой и взаимной выгодой. Пиза, Генуя, Прованс, Арагон и Венеция – все эти государства одно за другим заключали торговые соглашения с африканскими правителями, а затем время от времени продлевали их. За некоторыми из этих государств были закреплены отдельные кварталы в Тунисе, Сеуте и других городах. В XIII в. каждое из них имело собственного консула, которых защищали настолько рьяно, что им позавидовал бы английский официальный представитель, служивший в Алжире семьдесят лет назад.

Особенно выгодной торговля с Африкой была для пизанцев и генуэзцев, а в портах Триполи, Туниса, Буджаи, Сеуты и Сале постоянно действовала Африканская компания. Генуэзцы даже защищали Сеуту от крестоносцев-христиан – торговые интересы перевесили чувство религиозного единства. Вместе с тем у живших в Тунисе христиан еще в 1530 г. имелась собственная церковь, где они могли спокойно молиться. Во многом такая толерантность была обусловлена методами правления Хафсидов, предпочитавших умеренность и благоразумие, вследствие чего их господство над Тунисом, продлившееся 300 лет, принесло как их подданным, так и всем, кто вступал с ними в торговые и дипломатические отношения, значительную выгоду.

Конечно, нельзя сказать, что за все эти годы не случилась ни одна война и не была предпринята ни одна контрмера; также нельзя утверждать, будто благодаря договорам заниматься пиратством стало невозможно. В начале периода пребывания у власти сарацинов конфликты разгорались довольно часто. Халифы из династии Фатимидов захватили все крупные острова Западного Средиземноморья, Сицилию, Сардинию, Корсику и Балеарские острова и поддерживали там свою власть. В 1002 г. сарацины разграбили Пизу, в отместку за что пизанцы сожгли африканский флот. Через три года правитель Мальорки и завоеватель Сардинии эль-Муджахид предал огню часть Пизы. В 1011 г. произошло еще одно нападение. Сделав своим опорным пунктом город Луни в Этрурии, этот ужасный человек разорял окрестные земли, пока папа не изгнал его из Италии, а пизанцы и другие жители Италии не вытеснили его из Сардинии (1017 г.).

Нам известно о том, как африканские корабли с далеко не самыми дружелюбными намерениями курсировали вдоль побережья Калабрии, о том, как пизанцы захватили Бону, являвшуюся тогда пиратским гнездом (1034 г.). В 1087 г. была сожжена Махдия, а примерно в то же время, в 1072 г., Сицилию завоевали норманны. Однако все это происходило в самом начале рассматриваемого нами периода, да и тогда подобные случаи были скорее исключениями. На протяжении последующих столетий, когда в Северной Африке усилилась центральная власть, войны стали случаться крайне редко, а в политике начало преобладать взаимное дружелюбие.

В торговых договорах, заключавшихся правителями африканских государств, всегда имелся четко сформулированный пункт о запрете пиратства. Тем не менее оно продолжало существовать, причем самыми отчаянными его приверженцами были христиане. Первые места (при этом с большим опережением) в сообществе разбойников занимали греки, жители Сардинии, Мальты и Генуи, о чем свидетельствуют тексты договоров – развитие торговли под влиянием крестовых походов являлось большим соблазном для искателей приключений, а отсутствие у какого-либо государства организованного флота делало их неуязвимыми. И когда между какими-либо народами, христианскими или мусульманскими, начиналась война, пиратство (ввиду состояния, в котором в то время находилось международное право) тотчас же становилось вполне законным каперством. Наши буканьеры, промышлявшие в Испанском Мэйне, пользовались тем же оправданием[7].

Однако следует отметить, что в данном случае речь идет о частном пиратстве. Правители государств в Африке и Италии недвусмысленно осуждали корсаров и обещали казнить любого пирата из числа своих соотечественников, которого им удастся арестовать, а также передать все его имущество ограбленному им государству. Эти первые корсары ни от кого не зависели, вследствие чего значительно отличались от признанных государством пиратов более позднего времени. В 1200 г., в мирное время, два пизанских судна напали на три мусульманских корабля в прибрежной акватории Туниса, захватили команды в плен, изнасиловали женщин и скрылись от тщетно преследовавшего их тунисского флота. Однако в Пизе, купцы которой могли бы пострадать, если бы тунисцы предприняли ответные меры, их действия не поддержали. В Сицилии жило множество пиратов, и правитель Туниса платил норманнам своего рода дань, чтобы, помимо всего прочего, заставить их не допустить подобные выходки. Жители Арагона и Генуи грабили друг друга, а также мусульман, но все их инициативы носили исключительно частный характер, и они не получали поддержку от государства.

Вплоть до XIV в. большинство пиратов в Средиземноморье было христианами, которые зарабатывали в основном продажей награбленного добра и рабов. Затем из-за появления крупных торговых флотилий пиратство пришло в упадок, и вскоре все стали говорить не столько о европейских разбойниках, сколько о мавританских пиратах. Жители части побережья, расположенной в районе залива Габес, всегда имели склонность к пиратству, а теперь порт Махдия, или Африка, стал постоянным прибежищем для морских разбойников. Живший в XII в. аль-Бакри рассказывал о существовавшей в то время практике отправлять из гавани Боны галеры в плавание (возможно, во время войны) в поисках добычи, а Ибн Халдун, арабский мыслитель XIV в., описывает организованное сообщество пиратов в Буджае, члены которого получали значительную прибыль от захваченного имущества и крупный выкуп за пленников.

Пиратство расширялось одновременно с ростом влияния турок в Леванте, впоследствии его развитие получило сильнейший толчок сразу после захвата Константинополя, в то время как из-за постепенного изгнания мавров из Испании, за которым последовало наступление христиан, в Африку прибыло множество недовольных и опустошенных морисков, жаждавших мести и охваченных единственным желанием – свести старые счеты с испанцами.

Умеренные правители государств Северной Африки ничего не могли противопоставить этим веяниям. Они так долго находились в мирных и дружественных отношениях со своими «коллегами» из государств Средиземноморья, что просто не были способны твердой рукой навести порядок с помощью силы. Их войска и флотилии были немногочисленны, а побережье было слишком длинным для того, чтобы эффективно его защищать, и изобиловало почти неприступными твердынями, в которых они не могли разместить гарнизоны. Вследствие этого мавры, прибывавшие во множестве из Испании, находили на африканском берегу безопасное убежище, а из-за проповедуемого исламом гостеприимства об изгнании беженцев не было и речи. Более того, когда из Леванта в Берберию стали прибывать вооруженные галиоты, команды которых были воодушевлены надеждами на богатую добычу, они выяснили, что местные порты легко доступны, а в небольших реках можно найти убежище. Нужно было лишь обрести точку опоры – дальнейшее затруднений не вызвало.

Именно в эти как будто ожидавшие его земли в начале XVI в. прибыл капитан Арудж Барбаросса.