Конечно, надо готовить студентов и к ближайшему зачету. Но сдача зачета не цель, а этап на пути к более важной цели – овладению соответствующей учебной дисциплиной. Ну а эта цель – уже «настоящая»? Рассмотрим данный вопрос на примере медицинского образования.

Если кафедра глазных болезней даст студентам хорошее знание глазных болезней, кафедра акушерства – знание акушерства и т. д., то в сумме еще не получится врач. Ведь к глазному врачу на прием придет не больной глаз, а человек, в чьем организме много еще других органов и систем, часть из которых в порядке, часть – нет. Как лечить болезнь глаз, не вредя, скажем, нервной системе? Мало того. У больного есть свой взгляд на болезнь, свое отношение к ней – то, что терапевт Р. А. Лурия назвал «внутренней картиной болезни». И эта картина оказывает большое влияние как на течение болезни, так и на ее лечение. Какая кафедра должна учить разбираться во всем этом? Или, например, на какой кафедре будущий врач должен научиться взаимоотношениям (иногда очень непростым) с больным и его окружением, научиться умно щадить психику и без того страдающего человека? Очевидно, преподавая глазные болезни, акушерство и любую другую дисциплину, педагог должен иметь перед собою более высокую цель, чем дать знания по своей дисциплине, – воспитание врача. А может быть, еще более высокую цель – формирование Человека.

Иногда приходится слышать и такое: у нас мало часов, мы едва управляемся со своей дисциплиной, где уж тут ставить более высокие цели! С таким подходом к делу никак нельзя согласиться. Жизнь показывает: чем выше поставленные перед человеком цели, тем легче он реализует частные задачи.

В одном техническом вузе был проведен такой эксперимент.

Из большого потока студентов преподаватели отобрали две группы, по возможности одинаковые по уровню подготовки и способностям. В этих двух группах один и тот же преподаватель провел занятия на одну и ту же тему, по-разному построив лишь вводную часть.

В первой группе, объявив тему занятия, преподаватель как бы между прочим сообщил студентам, что только что встретил профессора и узнал, что тот собирается через несколько дней провести со студентами коллоквиум по материалу этого занятия. Поэтому, сказал преподаватель, он советует студентам быть особенно внимательными. После такого введения началась лекция.

Во второй группе краткое введение было иным. Объявив тему занятия, преподаватель сказал, что почему-то этот материал не включен в экзаменационные билеты и темы коллоквиумов. И у него даже мелькнула мысль использовать эти два часа для изучения следующей темы. Но материал этот будет очень важен студентам года через три, когда они уже станут инженерами. Поэтому преподаватель все же решил провести занятие по теме. Но он советует студентам не стараться запомнить все детали, а лишь следить за логикой изложения, стараясь выделить самое главное. И когда спустя годы им понадобятся более детальные сведения, будущие специалисты смогут найти их в соответствующих справочниках, общее же понимание проблемы поможет им ориентироваться. Затем было проведено занятие.

В дальнейшем обе группы были «обмануты». Студентам первой группы на следующем занятии сказали, что профессор уехал в командировку и коллоквиума не будет. А еще через некоторое время со студентами каждой группы провели беседу по темам нескольких занятий. В ходе этой беседы опытный педагог старался мягко, как бы между прочим, прощупать знание студентами материала экспериментального занятия.

В результате оказалось, что учащиеся второй группы помнили материал, включая детали, значительно лучше. Поставленная перед ними цель – понять важный для их будущей деятельности материал – привела к лучшему его запоминанию, чем в случае, когда само запоминание явилось главной поставленной перед учащимися целью.

Таким образом, эксперимент показал, что наличие дальней перспективы у учащихся улучшает реализацию более узкой, подчиненной задачи (в приведенном примере – задачи запоминания деталей).

Иерархию целей необходимо четко осознавать. В противном случае все время и силы могут уйти на «ближайшие» задачи, а «отдаленные» (а они-то порою и самые важные!) окажутся невыполненными. Но важно не только осознать задачи разного уровня, но и сформулировать их себе, выразить словами, назвать их. Подыскание нужных слов помогает четко определить задачу, выделить в ней главное. Хорошо, метко найденное определение поможет в дальнейшем не отклониться от пути.

Мелкие задачи поглощаются бо́льшими, эти – еще бо́льшими и т. д. Чем более высокого ранга задачи ставит перед собою педагог, подчиняя им более мелкие, тем целенаправленнее и успешнее будет идти дело.

Вопросу об иерархии целей и задач в педагогической литературе уделяется неоправданно мало внимания. Однако очень хорошо пишет об этом К. С. Станиславский в книге «Работа актера над собой» – в главах «Куски и задачи», «Сверхзадача. Сквозное действие», «Подсознание в сценическом самочувствии артиста». Он показывает, как изменится постановка «Гамлета» в зависимости от выбора формулировки сверхзадачи. Если определить сверхзадачу как «хочу чтить память отца», то потянет на семейную драму. При сверхзадаче «хочу познать тайны бытия» получится мистическая трагедия, в которой человек, заглянувший за порог жизни, уже не может существовать, не разрешив вопрос о смысле бытия. Сверхзадача «хочу спасать человечество» дает еще одну интерпретацию трагедии.

Станиславский говорит о людях, у которых были очень большие задачи – сверх-сверхзадачи, и приводит в качестве примеров Достоевского, Толстого, Чехова. Сверхзадачу Чехова Станиславский видит в борьбе с пошлостью, с мещанством, в стремлении сделать жизнь лучше. Думается, что этой сверхзадаче были подчинены его и писательские, и врачебные задачи. Именно эта сверхзадача помогла Чехову стать не только великим писателем, но и хорошим врачом. А когда Чехов на время оставил и литературную, и врачебную деятельность и поехал на Сахалин для проведения переписи населения, та же сверхзадача направляла его общественную деятельность.

Более мелкие задачи должны выстраиваться в стройный ряд, подчиненный сверхзадаче, которую никогда не следует терять из виду. Стремление к сверхзадаче должно быть сплошным, непрерывным.

Станиславский иллюстрирует это таким образом:

Рис. 1

Не организованные сообразно сверхзадаче частные задачи типа

Рис. 2

как бы они ни были прекрасны, не образуют «сквозного действия», существуют сами по себе, не нужны целому.

Опасность увлечения частной задачей с забвением главной общей задачи Станиславский иллюстрирует таким примером. Ребенок вертит над собой камень, привязанный к веревке. Веревка наматывается на палку, к которой она привязана. В конце концов камень стукнется о палку. Но если кто-то подставит тросточку на пути веревки, то она начнет наматываться на эту тросточку. И в результате груз попадет не на палочку мальчика, а на подставленную тросточку, а мальчик потеряет возможность управлять движением камня.

Иерархия осознанных целей не должна ограничиваться легко достижимыми целями. И не беда, если на ее вершине будут стоять цели, недостижимые в одиночку или в кратких пределах индивидуальной человеческой жизни. Реально достижимые человеком цели будут выполнены лучше, если он ясно осознает, каким более высоким целям они подчинены. Думаю, что именно в этом смысле нужно понимать слова Бетховена: «…с какими бы трудностями это ни было связано, следует всегда стремиться к недостижимой цели…» «Не ставьте перед собой слишком легких задач!» – писал Эйнштейн. Осознанное ясное представление о цели является в любой деятельности «рабочим инструментом», от которого в огромной степени зависят и протекание, и результат деятельности.