Закрыв глаза лежа на надувной страховке, я не думал, что открою их снова только утром у себя в постели. Это похоже на сон без сновидений, когда ты просыпаешься уставшим, будто бы и не спал вовсе, а только разок моргнул. Я не помню, как оказался дома, как разделся, лёг спать, как чистил зубы, как выключил свет. Я никогда не завожу будильник. В 7 утра тиканье часов и журчанье воды в трубах становятся невыносимо громкими, а подушка – свинцовой, и я невольно просыпаюсь. Если день солнечный, я могу даже не смотреть на время, достаточно посчитать, на сколько этажей панельного дома напротив падает тень. Одиночество развивает наблюдательность.

На съемочной площадке было непривычно темно, когда я туда приехал в начале рабочего дня. Светодиоды под потолком не горели, и после того, как за моей спиной закрылись двери лифта, только окно вдалеке освещало мне путь. Некоторые зоны устроены так, что на них не попадёт естественный свет: гараж, бар, японский ресторан с огромным аквариумом, откуда выловили всех крабов, – те места, где герой вёл свою тайную жизнь, днём прикрываясь маской офисного душнилы. Повсюду на этих зонах теперь были разбросаны коробки с реквизитом. Шагая через них, я пытался найти в городе-призраке хоть одного человека. Возле того самого офисного окна, откуда день назад я совершал прыжок, против света стоял режиссер, его лицо я не сразу разглядел, но по силуэту и шапке седых кудрей узнать его не составило труда.

– Александр, а мы, это самое, вас и не ждали так скоро. Как здоровьице? – в его голосе слышалось заискивание.

– Не хуже, чем обычно.

– Вы не шутите? Вчера вас увозили на скорой с болевым шоком, нам сказали, что вы испытали серьёзное поражение нервной системы, – мне с трудом в это верилось, но я не нашелся, чем возразить, потому что сам ничего не помнил.

– Куда все пропали? Почему никого нет?

– Вчера была последняя смена. Сериал закончился. Какой может быть сериал без главного героя, – чувствовалось, что он говорит с ухмылкой. – Но вы у нас не расстраивайтесь, я передал гильдии, что вы можете пойти на другой проект, но не спешите. Возьмите недельный отпуск, после таких потрясений нужно восстанавливаться. Отдохните до следующего понедельника.

– А что произошло-то?

– Несчастный случай, даже профессионалы иногда дают сбой, не в укор будет сказано. Не дай Боже, я буду вас укорять, просиживая в своём кресле. Всё же вы рискуете жизнью, а не я, – он больше не опирался на подоконник и медленно приближался ко мне. – Я бы на вашем месте ни с кем не делился подробностями. Мало ли кто может передать их прессе, а там уж раздуют всю эту историю, будьте уверены. Нам чёрный пиар не нужен. Вы нам окажете эту маленькую услугу, а мы вам – оплачиваемый отпуск и ещё один бонус. Подождите тут, я вас сейчас с ним познакомлю, – он направился куда-то вглубь всех декораций, даже не дав мне высказаться напоследок.

Меня обескуражило такое обращение, ещё день назад я был просто «ты». Неужели один неудавшийся трюк может сделать из человека уважаемое лицо? Я выглянул в окно и не нашел там ни надувной страховки, ни чего-либо ещё. Решил пройтись чуть дальше в поисках людей, способных сказать мне что-то вразумительное. За мониторами сидел сосредоточенный монтажёр, он, наверное, даже не слышал нашего разговора.

– Всё по-прежнему на своём месте, – после моих слов он резко сорвался и протянул мне руку для рукопожатия.

– Сейчас тем более. Я занимаюсь протоколированием, отсеиваю ненужное, – он протер ладонями свои штанины. – Как сам?

– Меня конкретно отшибло вчера, – монтажёр, имени которого я никогда не знал, издал нервный смешок.

– Но парень ты крепкий. Чего уж тут говорить.

– Послушай, а нельзя ли посмотреть, какой черт меня вчера попутал. Будто дыра в голове, ничего не помню.

– В смысле? Ту сцену, которую вчера снимали? Её мне ещё не скинули. До неё ещё дел невпроворот, – он выглядел виновато и не знал, что добавить к своему отказу.

– Дашь знать, как скинут, – я внимательно посмотрел на него и понял, что дело глухо.

Ещё по дороге я нашёл у себя в кармане куртки горсть семечек. Пройдя вновь сквозь все павильоны и щёлкая их, я оказался у лифта. Когда двери открылись, передо мной появилась девушка, тот самый бонус, про который я благополучно забыл. При искусственном освещении казалось, что её крашенная шевелюра пылает в огне. Но я бы не сказал, что она какая-то вычурная или безвкусная. Очень симпатичная и аккуратно одетая молодая особа, словно ведущая новостей на федеральном канале.

– Александр Бесфамильный? Рада познакомиться, – она нажала на кнопку, чтобы удержать лифт, и кивком головы пригласила меня войти.

– Неужто у меня появились фанатки, – я встал рядом.

– Меня зовут Нонна. Я должна провести с вами несколько сеансов терапии в качестве посттравматической профилактики, – она звучала убедительно любезно.

– Не могу себе позволить такую роскошь.

– Не беспокойтесь, мне уже заплатили.

– Тогда верните деньги в кассу, – как ни странно, она не возмутилась моему ответу.

На первом этаже наши пути разошлись. Чувство раздражения нарастало. И откуда она здесь взялась, если меня никто не ждал? Вместо того, чтобы объяснить, что вчера произошло, мне решили подсунуть психиатра.

Во всей этой неразберихе я забыл другую цель своего прибытия на съёмочную площадку. Утром я не нашёл своего кошелька, телефона, вообще, всех вещей, которые были со мной в тот злополучный день. Вот почему я набирал мелочь у автомата, чтобы купить ещё одну поездку в метро, и слушал за спиной чьи-то вздохи, видно кто-то нервничал, боялся опоздать на встречу. Мне же спешить было некуда. Хвала Господу, никто не решился посоветовать мне в следующий раз готовить мелочь заранее, иначе я бы взорвался.

Благодаря одиночеству я полюбил будничную рутину. Она придаёт жизни размеренность. Из-за непрошеного отпуска всё было наперекосяк. Я раздумывал о том, как приеду домой в обед и разогрею ужин, ведь первых блюд я никогда не готовлю. «Или не так. Я сейчас пойду в ресторан. Ан нет, не пойду. У меня же нет денег». Снова становилось дурно.

На нынешней работе мне всегда приходилось держать себя в форме. Это было частью договора. Я бросил курить, перестал пить кофе, начал есть варёную курицу по вечерам. Но главное – регулярный бег. Он меня расслабляет. Расслабляет снимать тесную повседневную одежду, продумывать маршрут, пока я завязываю шнурки. Минут 15 я каждый раз посвящаю разминке и выбегаю в 8, когда все, кто шёл с работы, уже сидят дома. Я не слушаю музыку, не беру воду, не беру телефон, а ключи оставляю внизу у консьержки. Я бегу с пустыми карманами и головой. Когда-то я бегал по утрам под палящим солнцем, отчего ходил всегда загорелый. Особенно зимой, когда солнечные лучи отражались от свежих сугробов. При таком раскладе я бы мог работать каскадером для арабов, но таких пока что не требовалось.

Всё шло наперекосяк. Придя домой и бросив ключи на тумбу, я лёг на диван и долго смотрел в потолок, где недавно пошла трещина. Никто её не собирался замазывать, ни я, ни хозяин квартиры, с которым я никогда не виделся. К чему ему лишние хлопоты? Съемщики приходят и уходят, в таком круговороте нет времени задумываться о косметическом ремонте.

Когда-то моя жизнь тоже дала трещину. Но когда? Когда я решил стать военным? Или когда каскадёром? Может, когда я стал отцом? Не знаю, что из этого было обдуманным. Скорее всего ничего. В первую очередь, учеба в военном училище. Я не могу найти для этого решения ни одной весомой причины, кроме той, что я поступил так же, как мой отец. Возможно, я ещё боялся, что все вокруг обнаружат, что у меня нет никакой цели в жизни. Вообще никакой мечты.

Уже будучи старшим лейтенантом, я видел Арину, свою жену, в лучшем случае раз в неделю, когда приезжал в город из области, где находилась моя часть. Мне казалось это неправильным. Я боялся таким макаром развалить свою семью. Чем больше я об этом думал, тем мучительнее мне было на службе. Она мне опостылела. Я подал рапорт об отставке. Его потеряли. Второй тоже. Я почувствовал себя загнанным в угол в огромном лабиринте, стены которого всё сильнее сжимались. Я был готов к крайним мерам. Уже раздумывал затеять драку, покататься пьяным по городу, чтобы добиться увольнения по уголовке, как вдруг именно меня из части захотели отправить в командировку на Ближний Восток, где на тот момент была «горячая точка». Это стало подарком судьбы. После моего отказа меня с треском вышвырнули. Я чувствовал себя предельно счастливым, но недолго.