– Врешь!
Марк кинулся вперед, Борис трусливо отскочил в сторону.
– Не веришь, позвони ему. А-а-а, здесь же телефоны не работают. Ай-ай-ай, бывает же такое!
Кудинов улыбался улыбкой маньяка. А Марк просто не мог поверить его словам, будучи уверенным, что тот говорит так от злости, уверенный, что его слова нельзя проверить.
– Ты урод и деградант! Мне даже говорить с тобой противно. Уйди, по-хорошему, иначе…
– Иначе что? – взвился Боря. – Что ты мне сделаешь?
– Узнаешь, если сейчас же не уберешься.
– Я не тороплюсь, – с издевкой ответил он. – Времени – вагон. Все равно отсюда никто не уйдет. Не знаю, как оно все работает, но мы здесь, похоже, все подохнем. Мне срать на будущее, главное, чтобы ты отправился на тот свет первым.
– Если сейчас свалишь, я помогу тебе выбраться. Обещаю. И даже забуду твои оскорбления.
Кудинов замолчал, будто обдумывая предложение, а потом запрокинул голову и засмеялся. Он ржал, икая и прихрюкивая, и еще долго не мог успокоиться.
Тишина наступила неожиданно. На Марка смотрели глаза безумца. Он понял, что договориться не получится. Темнота все больше сгущалась, и, возможно, в этой темноте стоял и наблюдал за ними тот, кого Марк действительно ждал.
– Не озирайся. – Борис вытер рот ребром ладони. – Никто не придет. Записку тебе написал я.
Марк промолчал, не зная верить ему или нет. Борис понял все по-своему.
– А теперь поговорим, – пообещал он. – Говорить будем в присутствии моего друга, так что давай без глупостей. – С этими словами Кудинов задрал свитер, показывая торчащий из-за пояса пистолет. Он всегда был шаблонным и скучным и даже здесь исхитрился плохо сыграть.
Марк хотел произнести все это вслух, но человек с оружием и так непредсказуем, а безумец – в десять раз опаснее.
Борис направил пистолет на Марка, жестом велел отойти подальше. Щелкнул затвор. Кудинов не шутил.
– Знаешь, – голос его звучал глухо, но в тишине ночи слышался хорошо, – я даже благодарен тебе. Когда меня из театра выперли, батя очень обрадовался. Он всегда хотел втянуть меня в свой бизнес. Меня же тянуло совершенно в другую сторону. Так я оказался в театральном институте, где меня приметил старый козлина Зиновий. Он любил молоденьких, симпатичных мальчиков. Ты не знал, да? – От Бориса не ускользнуло то, как дернулся мускул на щеке Марка. – Если честно, я был уверен, что ты точно так же оказался в храме, мать ее, Мельпомены. Знаешь, даже немного зауважал тебя сейчас. Нет, не смотри на меня так, я ему не дался. Зиновий думал, что подкатывает к провинциальному студентику, а за студентиком стоял влиятельный папка. Я мог нагнуть весь ваш театр с тобой вместе, но мне хотелось по-честному, чтобы любили меня, а не отцовские деньги.
– Таланта не хватило?
– Дерзишь? Дело твое. Главное, помни, мы не на сцене, все взаправду. Мне не слабо проделать в тебе пару новых дырок.
Марк будто находился на съемках второсортного кино. Неудивительно, что актерская карьера Бориса так и не сложилась. Клише сыпались горохом из прохудившегося мешка.
– Молчишь? Правильно, молчи. Говорить буду я. Уважь старого приятеля, Маркуша, не перебивай. Так на чем я остановился? Ах да, меня выгнали из театра…
* * *
Жизнь Бориса была похожа на мыльную оперу, снятую по написанному на коленке сценарию.
– Когда алкоголь перестал приносить столь желаемое забвение, я пересел на наркоту. Сначала травка, потом пошел на утяжеление. Обеспеченный папаша взялся лечить нерадивого сынулю от зависимости. Я почти год не вылезал из различных клиник и реабилитационных центров. Несколько раз сбегал, срывался. Меня находили в очередном притоне и везли обратно. Привязывали жесткими ремнями к кровати, внушали на сеансах гипноза губительные последствия моих дурных пристрастий. Без толку. То, что для отца было проблемой, я называл бегством от реальности. И там мне было лучше. Все эти специалисты, хлопотавшие вокруг меня, не понимали главного: пока я сам не захочу, никакое лечение не поможет.
И однажды я захотел. Причина стара как мир, я влюбился. Встретил девушку тут же, в клинике и решил, что ради нее останусь трезвым навсегда. Мы клялись, как какие-то подростки, полностью отказаться от дури и жить чистыми. Разве что руки себе не резали.
Наши отношения развивались семимильными шагами, дело шло к свадьбе. Мы переехали в новенькую квартиру, которую я купил на собственные заработанные деньги. После выздоровления во мне проснулся настоящий талант аналитика. Я мог спрогнозировать исход любого дела с точностью до девяносто восьми процентов. Мой папаша ликовал и много раз повторял как мантру, что не зря воспитал сына.
Я отдал ей всего себя, даже про театр забыл. Она уверяла, что завязала с прошлым, но однажды я вернулся домой и нашел ее в луже рвоты. Пульс почти не прощупывался. Врачи назвали ее возвращение к жизни чудом. А уж то, что не пострадал плод внутри нее, просто сенсацией.
От монотонного повествования Бориса Марка начало клонить в сон. Наконец, Кудинов замолчал. И молчал довольно долго, Марк уже хотел его поторопить, когда он наконец продолжил:
– У нас мог родиться сын. Мог, понимаешь? Узнав, что она потом натворила, я хотел ее уничтожить, разорвать голыми руками.
– Ты уверен, что все это имеет хоть какое-то отношение ко мне?
– Не перебивай, Маркуша, я еще не закончил.
– Прекрати называть меня дурацкой собачьей кличкой!
– Еще чего! – Борис уселся на землю. – Маркуша. И ты садись.
Марк действительно устал и, хотя обороняться из положения сидя сложнее, все же послушался, дабы не провоцировать Кудинова.
– Продолжим? Ох, дальше очень интересно. Ты, поди, слышал устоявшуюся фразочку, о бывших наркоманах? Наверняка, понимаешь, к чему все идет. Ты же не дурак. Не заставляй меня думать иначе. – Боря дождался, пока Марк кивнет и продолжил. – Фраза верна процентов на восемьдесят пять. Если сам не побывал в той шкуре, никогда не поймешь, насколько тяга сильнее тебя самого и всех уговоров, угроз и увещеваний. О, все слова на букву «у», забавно.
Борис часто делал акценты на такие вот идиотские совпадения.
– Моя женушка оказалась из тех, кто не слезает окончательно. И вот здесь самое интересное, слушай внимательно. В одну из страшных ломок, она призналась, что была беременна и не от меня вовсе.
– Какая дичь! – протянул, Марк. – Ты еще скажи…
– Паскуда ты, Маркуша. – Боря молниеносно вскочил на ноги и преодолев разделяющее их расстояние ударил Марка в лицо рукоятью пистолета. – Хорошо тебе было с моей наркоманкой-женой кувыркаться? – он смотрел сверху вниз на то, как Марк прижимает ладонь к разбитому носу. Кровь просачивалась сквозь пальцы, текла горячими ручейками по коже.
– Ты больной! – прогнусавил Марк. – У меня никогда не было знакомых наркоманок.
– Сюрприз! – Борис развеселился, отошел в сторонку и плюхнулся в траву. – Что, если я скажу тебе, что она не просто была, а есть вот прямо здесь и сейчас.
– О чем ты? – Марк начинал догадываться, о ком речь, и не мог поверить, все еще надеясь, что Борис просто слетел с катушек и бредит.
– Вот-вот, она не кто, а – что! Мою жену, да – по документам она все еще моя жена, зовут Амалия Кудинова.
Марка будто бревном по голове ударили. В черепе что-то лопнуло и зашумело. Он даже не сразу понял, что в Борином пересказе имеется огромная нестыковка. Воронов видел сына Амалии. Семилетнего пацана. Дети не растут как грибы.
– Кажется, я догадываюсь, о чем ты думаешь, Маркуша, – продолжил насмехаться Борис. – Тот мальчишка не сын Амалии. Он просто похожий на нее маленький актер. Я придумал эту сценку специально для тебя. Тебе понравилось? Ну не мог же я просто прислать тебе обычную записку. Разве так было бы честно? – Борис говорил ласково, почти заискивающе. Тем более контрастным показался переход его тона в жесткий, ненавидящий: – Нашего настоящего сына Амалия убила. Просто пошла и сделала аборт.