Всевышний, как мне быть? Что сделать? Сбежать от лешего — бред полнейший, невозможно это в его лесу. Сразиться? Я похожа на сумасшедшую? И как вы себе это представляете? Сдаться и идти к разбойникам? Естественно нет! Тогда что?

На миг, всего лишь один, до боли короткий, но такой вечный, мне показалось… Не может быть. А вдруг? Деревья не просто шумели, они говорили. Сейчас разобрать их слов не могу, но в тот миг я поняла: попросить лес о защите. Нет, не так — обратиться к Лесу. Сама ведь утверждала, что леший — это вроде как смотритель. Значит, хозяин — кто-то иной. Лес — вот кто хозяин, сам себе господин и слуга.

"Не ищу выгоды корыстной. Не жажду власти ненужной. Не прошу богатства бессмысленного. А только во спасение о милости молю. Лишь о защите прошу…" — слова, начертанные на обложке старой книги, где читала про дройдель. В самый первый раз я их не заметила. Потом — не поняла. Теперь — знаю их смысл. Просить о защите у сущего — сложно и просто. С просто. сущего — сложно заметила. потом ге, где читала про дройдель. ит. аться помогает, так же, как прятать следы — ведь хложно: надо искренне верить, что помощь придет. Просто: надо просто поверить. Почему такие важные слова были на книге об оружии? Быть может потому, что не для убийцы она писалась, а для защитника. Сейчас не время об этом рассуждать, да и сил нет.

— Не ищу выгоды корыстной. Не жажду власти ненужной. Не прошу богатства бессмысленного. А только во спасение о милости молю. Лишь о защите прошу тебя — Лес. Ответь на призыв мой. Огради от чар злых. Не попусти предательству и беззаконию! — начинаю шептать, но голос набирают силу, словно молодое деревце: еще вчера семя, уже сегодня росток, а завтра — могучий великан.

Леший сверкнул алыми глазами, захрипел. И без того несимпатичная рожа исказилась ненавистью и злобой. Он уже изготовился к прыжку, но что-то его остановило. Что-то? Травинка… Всего лишь былинка — маленькая, слабенькая, но крепкая и сильная.

Сперва одна травинка, за ней другая. А тут и деревья ветвями коснулись предателя. Миг, и нет его. И тишина.

От избытка чувств не смогла устоять на ногах, совсем уж по-простецки шмякнувшись на землю — то-то бы Сирин возмущалась.

— Спасибо тебе, дитя, — голос, сотканный из шелеста листьев, шепота травы, перезвона ручейков, птичьих песен, раздался совсем рядом.

В страхе поднимаю глаза, а передо мной… То девчушка-озорница, то старуха-ведунья, то молодка-певунья — ее облик меняется каждый миг.

— Вы кто? — не очень вежливо получилось, но на всякие церемонии меня сейчас не хватит.

— Лешая, — все тот же голос леса.

Да, именно леса, всех его составляющих. И нечего удивляться: если есть леший, почему бы не быть лешей? Удивительней другое: если она есть, то почему тот леший хозяйничал в лесу? Но это уже не мое дело, как говорится в чужой избе свои порядки.

— Спасибо за помощь, дитя, — улыбается лешая.

— Э… да я… тут… — связного ответа не получается, только лепет.

— Твоя смелость и твое мужество еще понадобятся тебе на пути, — почему-то грустно вздыхает лешая.

— Это вы о чем? — ура, меня хватило на целую фразу.

— Твой путь долог, тревожен, но достоин. Не сворачивай с него. И не отказывай другим в помощи, — загадочно ответила лешая.

— Другим? Так мне тому пиктоли все-таки придется помогать?

— Придется, — согласно кивает лешая. — Кроме тебя никто не справится.

Вот только не надо меня на подвиги подбивать, я на них не способна.

— Я не знаю как ему помочь, — все еще надеюсь отвертеться от этой работенки.

— А как Лес о помощи просить знала? — хитро прищуривается девчушка-озорница и тут же старуха-ведунья ласково улыбается мне — Ты знаешь, просто не помнишь. Но придет время, и знания будут рядом.

Сказала и растаяла легким туманом.

Можно, конечно, сослаться, что дорогу не знаю, но явственный запах дыма путеводной ниточкой потянул за собой. Ладно, пойду вперед, все равно назад дороги не помню.

Устраиваясь на ночлег, разбойники не сильно отличаются от обычных путешественников: тот же костер в центре, те же охранники на ночь, те же плащи да одеяла. Только над их стоянкой мошкарой вьется страх, боль и ненависть. Возможно, мне все это чудится, спорить не буду. Ладно, это не так важно. Мне нужно найти пиктоли. Знать бы еще где искать. Разумней всего предположить, что его будут держать в пределах видимости, но не слишком близко к костру, к самим разбойникам. А такое место мне пока только одно видится — на противоположной стороне стоянки. Очень надеюсь, что сумею добраться туда, создавая не слишком много шума.

За прошедший день, да и ночь, пережила немало, и, казалось бы, страх должен был покинуть меня всерьез и надолго, помахав на прощание платочком. Ан нет, дрожу как последний лист на холодном ветру. Но то ли я приноровилась к легкому шагу, то ли лешая помогла (что вероятней всего), до пиктоли добралась тихо. И почти вплотную. Это самое «почти» заключалось в молоденьких елочках сплошным забором окружавших заключенного. Да я и сама запуталась в колючих ветвях старой ели.

Итак, я его нашла, я до него дошла. А дальше? Ответа нет, как и подсказки со стороны: самой разбираться придется. Но время не терпит, надо поторапливаться. Начнем с того, что… Пиктоли ведь не просто так обезумел, есть какая-то причина. И я даже догадываюсь какая — золото. Что вы делаете, когда камешек попадает в прохудившийся сапог? Естественно, достаете. А если не можете достать? Но камешек никуда не девается ведь, он упорно мешает, отвлекая от мудрых мыслей, доставляя массу неудобств. И после долгого дня в пути вы готовы голыми руками растерзать того, кто вновь пошлет вас в дорогу, причем немедленно, не позволив пыль стряхнуть с сапог. Ну, положим, пыль такой большой роли не играет, а вот камень, да-да, тот самый камешек, случайно попавший в сапог, все еще не покинул нового прибежища. Мораль ясна? Нет? Ну, как же! Все просто: по какой-то причине золото находится в теле пиктоли, достать его он не может, потому и теряет разум. В настоящий момент из золотых предметов в нем точно дройдель. Ох, и сложно вытащить его будет. А если он там не один… Так и убить недолго.

Но, честно говоря, я не представляю, как вообще можно вытащить дройдель! И это хуже всего. Только на раздумья времени нет. Приступим?

Ну, что безумные пиктоли бывают, я уже узнала. Однако безумное золото тоже встречается. Или оно от «хозяина» набралось? Вполне возможно, потому как на мой зов оно не то чтобы не отвечало, но такое выдавало, что… Впору краснеть и прятать уши. Ладно, пойдем с другой стороны, в смысле если золото вольности себе позволяет, то и мне придется забыть о вежливости и своих привычках.

— И чего ты там засело, дармоедное? — бурчу себе под нос, спешно стаскивая плащ и куртку — хоть что-то пусть целым останется после…

Больно… Это всегда больно, если думаешь о превращении, если ждешь его. И не имеет значения — полное превращение, или только часть тела меняется: рубашке можно сказать «прощай». Почему? Возможно, хотя никто не поклянется, что дело не просто в изменении кожи, костей, мышц — сущность меняется. Был человек, а стал пиктоли, например. Да, разум сохраняется, но ведь это разум пиктоли. Именно пиктоли, но никак не человека. И можно только радоваться, что думаем мы одинаково, ну или почти одинаково.

Нет больше слов. Нет просьб, а только приказы, даже один приказ. И золото ему подчиняется. Хотя куда оно денется? "Уйти, не причиняя вреда!" — так просто. И так невозможно сложно. Но я не желаю слушать оправданий, просто не желаю: надоело упрашивать, надоело смиряться. Я хочу! И плевать я хотела на особенности строения дройделя. Дядя Савьен любил повторять: "Если есть правило, значит должен быть способ его обойти — иначе не существует мир". Вот и сейчас надо правило обойти: можно вырвать только с плотью? — но почему надо вырывать? Золото… Снегом последним тай, водою вешней утекай, туманом утренним исчезай… Тай! Исчезай! Тай… Исчезай…