Естественная гармония интересов. Либертарианцы полагают, что в справедливом обществе интересы мирных производительных людей гармоничны. Индивидуальные планы одного человека, направленные, к примеру, на получение работы, начало бизнеса, покупку дома и т. д., могут вступать в конфликт с планами других людей, поэтому многих из нас рынок заставляет менять свои планы. Но благодаря действию свободного рынка процветают все, и между фермерами и торговцами, производителями и импортерами нет никаких неустранимых конфликтов. Только когда государство начинает распределять вознаграждение на основе политического давления, люди оказываются вовлеченными в групповые конфликты, вынуждены организовываться и бороться с другими группами за кусок политической власти.

Мир. Либертарианцы всегда боролись против извечного проклятья войны. Они понимали, что война несет с собой смерть и разрушение, подрывает семью и экономику и сосредоточивает власть в руках правящего класса (последнее объясняет, почему правители не всегда разделяют стремление большей части общества к миру). Конечно, очень часто свободным людям приходилось с оружием в руках защищать свои общества от внешних угроз; но на протяжении всей человеческой истории война, как правило, была общим врагом мирных производительных людей по обе стороны конфликта.

Рассмотрению этих вопросов и посвящена книга. У читателя могло сложиться впечатление, что либертарианство – не более чем стандартная современная система политических принципов: индивидуализм, частная собственность, капитализм, равенство перед законом. Действительно, после столетий интеллектуальной, политической, а иногда и насильственной борьбы по крайней мере на Западе эти ключевые принципы либертарианства стали фундаментом современной политической мысли и современной системы правления и постепенно принимаются на вооружение в других частях мира. Тем не менее необходимо добавить три пункта. Во-первых, содержание либертарианства не исчерпывается названными выше общими либеральными принципами. В отличие от большинства современных мыслителей и, конечно же, любого современного правительства, либертарианство применяет эти принципы в полном объеме и последовательно. Во-вторых, хотя в целом наше общество все еще основано на равных правах и капитализме, каждый день в Вашингтоне и Олбани, Сакраменто и Остине[5](не говоря уже о Лондоне, Бонне, Токио и других местах) появляются все новые и новые исключения из этих принципов. Каждая новая директива правительства отнимает часть нашей свободы, и каждый раз, прежде чем соглашаться на сужение нашей свободы, нам следует очень хорошо подумать. В-третьих, свободное общество эластично; некоторое время оно может процветать и под гнетом множества ограничений; однако его эластичность не бесконечна. Люди, заявляющие, что верят в либеральные принципы, и при этом поддерживающие всё новые и новые мероприятия по конфискации богатства, созданного производительными людьми, введение все новых и новых ограничений свободного взаимодействия между людьми, всё новые и новые исключения из прав собственности и власти закона, передачу все большей власти от общества государству, неосознанно участвуют в разрушении основ цивилизации.

В современном американском политическом дискурсе на каждого наклеивается определенный ярлык: левый/правый, либеральный/консервативный. Соответственно возникает вопрос, к какой части политического спектра – левой или правой – относится либертарианство. Давайте посмотрим, что означают эти термины. В словаре «American Heritage Dictionary» мы читаем, что либералы выступают за «прогресс и реформы», а консерваторы являются сторонниками «сохранения существующего порядка и подозрительно относятся к предложениям об изменениях». В словаре «Random House Dictionary» мы читаем, что левые защищают «либеральные реформы… обычно в поддержку большей личной свободы или улучшения социальных условий», тогда как правые «защищают сохранение существующего социального, политического или экономического порядка, иногда авторитарными средствами». Итак, если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрал «левых». Но если ориентироваться на эти стандарты, можно ли назвать консерваторами, скажем, Рональда Рейгана и Ньюта Гингрича? Разве они не поддерживали серьезные изменения в американском правительстве, которые, по их мнению, являлись «реформой» и были направлены на «улучшение социальных условий»? Данные определения мало что говорят о современной американской политике. В некоторых учебниках по политологии на основе дихотомии левые/правые политические идеологии ранжируются в виде континуума:

Но действительно ли либерализм – это умеренная форма коммунизма, а консерватизм – умеренная форма фашизма? Как фашизм, так и коммунизм являются тоталитарными идеологиями, и не имеют ли они поэтому больше общего друг с другом, чем со своими соседями по спектру левые/правые?

Политический комментатор Чарльз Краутхаммер, пытаясь придать словам «либеральный» и «консервативный» такой смысл, чтобы их можно было применять в любой стране мира, предложил следующее определение: «правое» означает «меньше правительства», а «левое» – «больше правительства». Его схема выглядела бы так:

Однако в реальном мире люди не всегда последовательны в отношении размеров правительства. Где на схеме Краутхаммера вы поместили бы консерваторов, которые хотят сократить налоги и ограничить порнографию в Интернете? Или либералов, выступающих за усиление государственного регулирования и одновременно за отмену законов, направленных против гомосексуалистов?

В целом, если посмотреть на тех, кто называет себя либералами или консерваторами, можно заметить некую закономерность. Либералы, как правило, выступают за усиление вмешательства государства в экономическую жизнь – налоги и регулирование – и уменьшение вмешательства государства в свободу слова и личных решений. Консерваторы, как правило, выступают за уменьшение вмешательства государства в экономическую жизнь и усиление вмешательства государства в вопросы свободы слова и личной свободы. Некоторые политологи считают, что эта классификация лучше описывает политический спектр современной Америки; того, кто не вписывается в эту классификацию, называют «запутавшимся». Политологи Уильям Мэддокс и Стюарт Лили в книге «Beyond Liberal and Conservative» задают простой вопрос: «Поскольку этот подход имеет два измерения – экономические вопросы и личные свободы, – каждый из которых имеет два значения, не стоит ли исходить из четырех возможных комбинаций?» Они предложили схему, приведенную ниже.

Либертарианцы считают, что история цивилизации – это движение к свободе. И, кроме того, позиции либертарианцев и «популистов» (возможно, более подходящее определение – «этатисты») в действительности более последовательны и однородны, чем позиции либералов и консерваторов. Поэтому почему бы не повернуть схему так, чтобы показать, что последовательная приверженность свободе – это не просто одна из четырех альтернатив, а фактически кульминация политической мысли? В результате мы получаем следующую схему:

Теперь мы можем ответить на вопрос, сформулированный выше. В современном американском спектре, основанном на дихотомии левые/правые, либертарианцы не могут быть ни левыми, ни правыми. В отличие как от современных либералов, так и от современных консерваторов либертарианцы последовательны в своей вере в свободу личности и ограниченное правительство. Некоторые журналисты пишут, что либертарианцы являются консерваторами в экономических вопросах и либералами в социальных, но логичнее было бы сказать, что современные либералы являются либертарианцами по (некоторым) социальным вопросам, но этатистами по экономическим, тогда как современные консерваторы – либертарианцы по (некоторым) экономическим вопросам, но этатисты по вопросам социальным.