Дмитрии Мурзин Новое кино © Мурзин Д. В., 2017 Предисловие Можно сказать, что лирический герой Дмитрия Мурзина искушён жизнью и, в общем, не ждёт от неё ничего хорошего. Он смотрит на неё с чуть заметной и невесёлой усмешкой, он «медитативен», он всё делает «медленно и печально»: Я говорю столице: «Отпусти». Вхожу в вагон, в котором места мало, И лезу с головой под одеяло. А поезд всё не может отойти С какого-нибудь третьего пути Ужасно Ярославского вокзала. Это очень выигрышная лирическая позиция. Ибо она не только позволяет взглянуть на окружающих пристальным поэтическим взором, но ещё и художественно дистанцироваться от той действительности, которая, как правило, угнетает поэта своим неблагообразием. Или, как принято ныне выражаться, своей безблагодатностью: Всё изменилось. В смысле – тот же свет, Но я уже не тот. И ты иная. Не рай земной, но ощущенье рая. Музыка сфер, вращение планет. И шаг назад, но остаётся след, Ах, если б жить, судьбы не разбирая, Как будто существует жизнь вторая, Или как будто даже первой – нет. Дмитрий Мурзин обладает острым зрением, чутким слухом, тонким памятливым обонянием. Его стихи о детстве («Одесса. Лето 1977») не могут не запомниться точными приметами юга, запахами моря, ощущением «первичности бытия». Но одновременно в эту «внеисторическую» идиллию вторгается позднейшее горькое знание: …Я бросал в прилив возвращенья медь, не предчувствуя крах державы. Такой же плотностью деталей и вообще обилием физической жизни (которая выступает также как ипостась незримых духовных усилий) насыщен цикл «Кузнецкий Алатау». Здесь условный этнографический романтизм окрашен в мужественные «хэмингуэевские» тона. Мне кажется, что Мурзину угрожает порой некоторая инерция стиля, когда за многочисленными, хотя и точно увиденными деталями пропадает ощущение лирического целого, убывает внутренняя необходимость, исчезает «причина песнопенья». А несомненная удача приходит тогда, когда лаконичная стихотворная форма таит в себе глубокое ментальное содержание: Носитель языка, чтоб уберечь язык, Бежит из той страны, язык которой носит. Настали времена и взяли за кадык, И вот родная речь молчит, пощады просит. Молчание всегда срывается на крик, Изъята буква «ять», де факте и де юре. И в колченогий стиль, как косточка в язык — Войдёт порок и бич, бред-аббревиатура. По планам ГОЭРЛО, ВКП(б), ЧК — Пойди-ка разбери – что истинно, что ложно. И, сгорбившись, идёт носитель языка — И ноша тяжела, и бросить невозможно. Будем надеяться, что эта ноша окажется Дмитрию Мурзину по плечу. И. Л. Волгин Безударная согласная «Жизнь началась, как положено, в три утра…» Жизнь началась, как положено, в три утра, Сердце заныло (сердце – известный нытик), Поиск таблетки, смысла, воды, добра… Снова прилечь, затихнуть, выключить бра… Жизнь – лженаука, мой неумелый гитик. Каяться, маяться, перебирать слова, Праздновать труса траченым валидолом… Сдрейфив насчёт «пройдут Азорские острова», После сорваться на торжество шутовства: Выжечь больное сердце дурным глаголом. Новое кино
Прогуляться выйти субботним днём, Завернуть в кафе невзначай. И давайте папе пива плеснём, Маме с дочкой заварим чай… Но в кафе какой-то холодный свет, Пиво – тёплое, чай – с тоской, Потому решит семейный совет Двинуть дружно в сад городской. Там в саду стоит голубая ель, Там когда-то белка жила, Там в саду лошадка и карусель И пинг-понговских два стола… Продают какую-то ерунду, Постоять – устроит цена… Духовой оркестр в городском саду Так хорош, словно завтра война… «Корейского пройдоху Пашу Ли…» Корейского пройдоху Пашу Ли (таких в России более чем много) Почти не называли по фами — Ли-и, а звали просто Слогом. Хлебнув лишок креплёного вина, Шатался как-то Паша у вокзала. Цыганку встретил с картами, она Ему, конечно, правду нагадала, И выпадал ему казённый дом, И ближний свет, и дальняя дорога… Потом случилась кража, с кражей – взлом. Поймали и закрыли Пашу Слога, И получил он безусловный срок. Английский учит, шутит понемногу: Что раньше-де он был открытый Слог, Ну а теперь он стал закрытым Слогом… «Морского волка кормят плавники…» Морского волка кормят плавники. И те, кто заплывает за буйки. Хватает виртуозно за мениск И тянет с безнадёжной силой вниз Курортников, отбившихся от стаи, И к сентябрю их поголовье тает. И лижут волны шлёпки и футболку — Свидетельства побед морского волка. «Темно, как у негра в Европе…» Темно, как у негра в Европе, Хоть шилом в мешке глаз коту Коли, и не хватит потопа, Чтоб смыть с кобеля черноту. «Здесь будет концерт Игги Попа». Не сад. И афиши висят. А что там случилось с Европой? Закат? Ни фига се закат! Купить себе майку в Майкопе, Бред выбросить из головы… А что там белеет в Европе? Да нет. Показалось. Увы… |