пролог

– Ты знаешь, здесь видели живых русалок всего какую-то сотню лет назад. Говорят, они до сих пор тут водятся… – Ричард бросил фразу через плечо так непринужденно, словно речь шла о лобстерах или китах. Я хмыкнула в ответ. Отличная шутка для человека, который уезжает на ночное дежурство, оставляя жену одну в коттедже c трехсотлетней историей.

Муж, похоже, прочитал мои мысли. Бросил беглый взгляд на темное окно, будто хотел убедиться, что нас никто не подслушивает, и многозначительно добавил:

– Я не шучу, Маша. Это очень… Очень странное место.

Очередной порыв весеннего шторма тут же простучал костяшками пальцев по стеклам, словно подтверждая сказанное. В животе что-то неприятно сжалось. Даже не знаю, что меня больше напугало. То, что мы живем в деревне, где на законных основаниях водится всякая необъяснимая нечисть, или то, что мой мужчина искренне во все это верит.

Я вспомнила, как пару дней назад, уложив детей спать, решила прогуляться до моря. От нашего дома до него метров 300. Нужно пройти вдоль реки по узенькой улочке, которая обрывается вниз высокой стеной, защищая прибрежные дома от штормовых набегов. Перейти мостик и сделать еще сотню шагов до гавани.

В ту ночь прилив был высок, но море дышало ровно и спокойно. Но только я шагнула на волнорез, как почувствовала пробирающий до каждой косточки холод, словно перешла в другую зону. Темнота, вода и огромное пространство, полное неизвестности – только от осознания этого уже можно потерять равновесие. Кажется, что в этой мгле притаилось нечто, что уже распластало свои жадные объятья в ожидании. Еще пара шагов – и оно поглотит тебя целиком…

С конца волнореза ободряюще подмигнул зеленый маяк. “Сама себя пугаю,” – я передернула плечами, пытаясь сбросить странные мысли, и пошла дальше.

На краю бетонной стены было тихо и хорошо. Домики на причале казались совсем игрушечными. Они, как солдаты, подравнялись вдоль береговой линии и поблескивали золотыми медалями-окошками. Местный паб, сияя прожекторами над вывеской “Треска и лобстер”, ронял блики на воду залива, рисуя цветные дорожки дрожащим светом. Время от времени появлялись люди – входили внутрь или выходили покурить. Даже в окошках можно было разглядеть какие-то силуэты. Играла музыка.

Но я как будто была отрезана от звуков, идущих с берега. Они как искры фейерверка, гасли в воде, не долетая до стены. Волнорез превратился в своеобразный коридор между двумя мирами. Легкомысленным человеческим и… бездной. Именно таким кажется море в ночной темноте. И особенно настораживает, когда оно спокойно.

Где-то внизу плескалась вода, сослепу натыкаясь на камни, проникала в расщелины и пела оттуда гортанным гулом. Днем среди криков чаек, голосов туристов и прочего шума этих звуков не замечаешь. Но ночью ухо с каждой секундой начинает различать все больше оттенков и партий в этой булькающей какофонии. Море словно оживает, заводится, окутывает и затягивает…

Не прошло и пяти минут как спокойствие сменилось необъяснимой тревогой. Прелесть уютной бухты уже не умиротворяла, Я пошла обратно, к берегу, пытаясь отогнать странное чувство, что кто-то холодным взглядом сверлит мне спину. Воображение тут же стало рисовать странных угловатых существ с длинными пальцами. Они выползали на камни и провожали меня мутными глазами. Совсем как те мысли, которые в самом начале пути навязчиво цеплялись за благодатную фантазию.

Может, и правда туманный остров не просто так считают местом предельной концентрации мистики и волшебства. Стоит остаться с ним один на один, как моментально чувствуешь присутствие чего-то необъяснимого – пенной кромки берега, под увитым плетями плюща вековым деревом, у говорливого ручья на дне ущелья или под стенами разрушенного замка…

Цепкие образы местных легенд моментально впиваются в воображение и продолжают жить в нем вопреки твоим желаниям и намерениям… Остается просто закрыть глаза и наблюдать…

сказка первая

Зов

– Глянь, что за прелесть! – Най хищно растопырила коготки и замерла.

Лучи света медленно ползли сквозь толщу воды, и причудливая рыбка охотно ловила гладкой спиной их радужные блики, а на каждом острие ее четырёх пёрышек играло маленькое яркое солнце:

– Ты когда-нибудь видела что-то подобное? Лала!

– Да погоди, тут ещё один… – Лала суетилась над очередной ловушкой. – Побросают бесхозные, а эти путаются да помирают никому не нужные. Ах ты!!!

Она скривилась в гримассе боли и, выпустив лобстера, принялась растирать укушенную кисть. Най засмеялась было над неловкостью подруги, но в следующую секунду взвизгнула сама…

***

Удочка запрыгала, выдернув Марка из короткого забытья. И как его угораздило задремать, сидя на такой узкой, неудобной лавке? Он тряхнул бородой, пытаясь прийти в себя. В голове звенели отголоски женских голосов – опять бабы снились… Пожалуй, и правда надо завязывать торчать в море сутками и подумать о том, чтобы завести постоянную подружку… Черт, клюет же!

Опомнившись, он вскочил на ноги и резко поддёрнул удочку вверх. Та легко поддалась. Но ещё до того, как новенькая блесна вылетела на поверхность, рыбак уже понял, что опаздал. Ругнувшись с досады, собрался закинуть снова, но тут его внимание привлек какой-то мусор на блесне.

Марк поймал леску. На зазубренных пёрышках радужной рыбки поблескивал мелкими капельками моток спутанных волос яркого изумрудного оттенка. Рыбак поежился – меньше всего ему ходелось гадать, кому там, на дне, мог принадлежать этот локон. Да нет… с таким цветом точно не человеку. Мало ли заплесневевшего хлама тут носит течением – с чего бы ему вообще размышлять об этом.

Он хотел уже было отправить странную находку за борт, но тут почему-то в памяти возник дед, который при каждом удобном случае любил повторять, что море любит чистоту. Случись при нем сплюнуть в воду или выкинуть самокрутку – он заведет такую бесконечную тираду, что не рад будешь. Особенно, когда до прилива, который позволит вернуться в гавань, еще часов шесть, а ты один на один с ним в лодке. Марк еще раз взглянул на загадочный локон, задумчиво скрутил его и сунул в карман жилетки.

***

Най, скривившись, обиженно потирала затылок. Коварная блесна как раз пролетела сквозь ее растрепанную подводным течением гриву, вырвав приличный клок.

Лала тут же забыла о прокушенной руке, метнулась к подруге и, вцепившись ей в волосы, как обезьянка, начала судорожно перебирать их:

– Вырвал да? Только не говори, что вырвал?

– Да, что ты делаешь, отцепись! – завижжала Най, пытаясь вырваться и взбивая хвостом водоворот.

– Глупая, глупая, глупая! – Лала вдруг бросила подругу, взлетела над ней на пару метров и задрала лицо наверх, к льющемуся сквозь толщу воды свету. – Неужели не выбросит….

Наконец, сообразив, что произошло, Най замолчала и, стыдливо поджав губы, тоже подплыла повыше.

Она знала, что любая вещь, переданная человеку из рук русалки, не сулит ему ничего хорошего. По сути, это тот же самый приворот, что делают земные девицы, только еще хуже. Морское заклятье забирает душу избранника целиком, прицепом пробивая дыры в благополучии его дома и здоровье близких ему людей.

Этой магией русалки в совершенстве владели еще в те времена, когда волшебные миры существовали бок о бок с человеческим. Люди не просто верили в русалок, они умели находить с ними общий язык и использовать их способности себе на пользу. Морские девы и правда нередко помогали рыбакам – пригоняли хороший улов или даже спасали от кобраблекрушения, предупреждая заранее о том, что надвигается буря. Однако, случалось, что за свою помощь они потом требовали плату, которая часто оказывалась непомерно высока.