Война приносит налоги и государственные долги. Вот бесстрастное объяснение Томаса Пейна: «Война есть общая жатва для всех, кто имеет отношение к распределению и расходованию государственных денег; и это одинаково для всех стран. Это своего рода завоевание внутри страны: его цель – увеличение дохода; а поскольку доход невозможно увеличить, не поднимая налоги, нужен убедительный предлог для увеличения расходов. Озирая историю английского государства, его войн и налогов, наблюдатель, не ослепленный предвзятостью и не увлеченный личным интересом, несомненно, признает: не налоги вводились ради ведения войн, а, напротив, войны затевались ради введения налогов»[16].

Война, как ничто иное, способна оправдать увеличение налогового бремени. По весьма обоснованному мнению Маргарет Леви, история государств продемонстрировала, что «самое приемлемое оправдание налогов – это война»[17].

Во время войны критика властей считается изменнической, пораженческой и антипатриотичной. Гражданские свободы ограничиваются, вводится цензура, газеты закрываются и поощряется слежка за гражданами. Соотечественников объявляют врагами, их демонизируют, преследуют, подвергают аресту, сажают в тюрьму, высылают или убивают.

Наконец, война освобождает правительство от обязанности отчитываться за свои действия, позволяет ему преследовать собственные цели под предлогом заботы о стране. Она дает политическим элитам возможность консолидировать влияние, отвлечь внимание от внутренних проблем и объединить общественное мнение в поддержке действующих правителей. В драме «Генрих IV» (часть 2) Уильям Шекспир со свойственной ему образностью показал политические возможности войны. Вот сцена, когда старый король вызывает сына и объясняет, какую политическую пользу может принести заграничный поход:

«Наполнить беспокойные умы походами и заморскими делами» – испробованный политический прием. Он один и тот же везде: на Востоке и на Западе, на Севере и на Юге, в демократиях и диктатурах. Это инструмент власти. И он во многих случаях работает.

Организованное насилие обходится очень дорого: за него расплачиваются жизнями, свободой и материальным благополучием. Оно редко соответствует критерию рациональной обоснованности. И после войны справедливость тоже редко торжествует. Побежденных карают, но победители редко предстают перед судом за то, что они сделали со своими жертвами. Так было во все времена. Один из величайших борцов за соблюдение законности, римский философ и сенатор Катон Младший, публично обвинил в тяжком военном преступлении Юлия Цезаря, одного из самых беспощадных убийц в истории. Вот как историк Плутарх описывает эту достойную внимания сцену в римском сенате: «Когда Цезарь, отважно вторгшись в земли воинственных племен, одержал победу и распространился слух, будто он напал на германцев во время перемирия и перебил триста тысяч, все считали, что народ, в благодарность за радостную весть, должен принести жертвы богам и справить праздник, и только Катон настоятельно советовал выдать Цезаря тем, кто пострадал от его вероломства, не брать ответственность за преступление на себя и не возлагать ее на государство. “Нет, – воскликнул он, – давайте за то поблагодарим богов жертвами, что безумие и безрассудство полководца они не вменили в вину воинам и по-прежнему щадят наш город!”»[19].

Нечего и говорить, что Цезаря не взяли под стражу и не выдали немногим уцелевшим германцам. Им не предоставили возможности покарать Цезаря за массовое убийство соплеменников. А сам Цезарь в своих «Записках о Галльской войне» открыто одобряет собственное поведение. Вот, в частности, что он рассказывает (повествуя о себе в третьем лице). К Цезарю явилась мирная делегация германских вождей; он ее задержал и, пользуясь случаем, напал на вражеский лагерь. Не ожидавшие этого германские воины попробовали было сопротивляться. «Но, – продолжает Цезарь, – вся остальная масса, состоявшая из женщин и детей (они оставили родину и перешли через Рейн всем народом), бросилась бежать врассыпную; в погоню за ними Цезарь послал конницу. Когда германцы услыхали у себя в тылу крик и увидали избиение своих, то они побросали оружие, оставили знамена и кинулись из лагеря; но, добежав вплоть до того места, где Моса [Маас] сливается с Рейном, должны были отказаться от дальнейшего бегства: очень многие из них были перебиты, уцелевшие бросились в воду и погибли, не справившись ни со своим страхом и утомлением, ни с силой течения. Наши все до одного, за исключением весьма немногих раненых, благополучно вернулись в лагерь, избавившись от очень опасной войны, так как число неприятелей доходило до четырехсот тридцати тысяч»[20].

Многие ли сегодня знают, что Юлий Цезарь лично руководил хладнокровным истреблением сотен тысяч людей, совершенным в один день? Один лишь Катон-стоик осудил преступление Цезаря и впоследствии заплатил за это жизнью. После Второй мировой войны за преступления судили побежденных, но, как и следовало ожидать, мало внимания было уделено преступному поведению государственных деятелей и военнослужащих стран-победительниц. В первую очередь это относится к СССР, но также к китайским режимам (гоминдановскому и коммунистическому), к США и Великобритании. В двух последних странах прошло несколько заседаний военных судов, но они редко выносили обвинительные приговоры за убийство военнопленных[21].

Война – организованное насилие. Она разрушительна, а не созидательна; она несет смерть, а не жизнь; она служит неподотчетной власти и враждебна свободе.

Тысячи лет тому назад неизвестный поэт написал сочинение «Состязание Гомера и Гесиода», изобразив в нем состязание двух основоположников поэзии Западной цивилизации. Гомеру принадлежит «Илиада», образцовая военная поэма, начинающаяся словами: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына»[22]. Гесиод – автор поэмы «Труды и дни», в которой повествуется о том, как вести трудолюбивую и достойную жизнь. Анонимное сочинение о двух поэтах талантливо задумано: один поэт начинает, цитируя строки из своего знаменитого произведения, другой продолжает своими подходящими строками. Гесиод говорит мирно и обыденно, Гомер – воинственно и возвышенно.

Когда состязание подошло к концу, «все эллины воскликнули, что победителем должен быть признан Гомер. Но царь Панед потребовал, чтобы каждый из поэтов продекламировал самый лучший отрывок из своих стихов. И Гесиод произнес следующие строки:

А Гомер на это: