Все рехнулись! – пронеслась у меня мысль. И Борис, и патанатом, и… и я, собственной персоной!

Теперь доктор скрестил руки на груди, вздохнул и откинулся на спинку старого стула. В наступившей тишине я пытался найти логическое объяснение услышанному. Или он спятил, или он врет. Других идей у меня не было.

– Скажите, – осторожно обратился я к нему. – А вы со всеми своими э-э, пациентами, – нашелся я, – такой внимательный? Ну, на место обнаружения тела сходили, видео в сети разыскали…

– Разумеется, нет! – мрачно усмехнулся он. – Только в исключительных случаях. Когда кровоизлияние происходит в очень определенный участок мозга.

– Центр души! – провозгласил я несколько иронично.

Доктор посмотрел на меня с интересом. Затем встал, походил по комнате, заложив руки за спину, и заговорил:

– Я бы отдал остаток своей жизни, чтобы найти этот центр. Увидеть в микроскоп некое скопление клеток, связанных между собой и образующих место, где локализуется у человека его душа. У меня есть для этого веские причины… И мне почему-то кажется, что вы мне можете в этом помочь.

Я на мгновение прикрыл глаза. Это был второй человек за эти два дня, которому кажется, что я могу ему помочь!

– Вы реалист? – то ли спросил, то ли сообщил Богдан Ильич. – Вы верите только в то, что можно потрогать, не так ли?

– Ну, в мозг и кровоизлияние я верю больше, чем в центр души, – усмехнулся я. – И хотел бы посмотреть видео. И факты! Вот, чего бы я хотел получить…

– Факты, – кивнул доктор. – Получайте. Во-первых, я уже видел эту женщину. Когда она была еще жива. Здесь, на территории больницы, около часовни… с другой стороны от морга есть небольшое строение – это старая часовня. Вы знаете, что нашей больнице больше двух веков?

– Да, это заметно, – пошутил я и, чтобы доктор не обиделся, добавил: – Нет, я не знал, что больница такая старая. И вы ее узнали? – вернулся я к жене Шималова.

– Да. Не сразу, но узнал, – подтвердил наблюдательный патанатом.

– А Борис Лукин в курсе, что вы ее видели? – поинтересовался я.

– Нет, – коротко ответил он. – Вы историю любите? – и, не давая мне ответить, продолжил: – Дело в том, что на этом самом месте, где мы с вами разговариваем, появилась одна из первых лечебниц в нашем городе. Конечно, от нее ничего не осталось, кроме архивных документов. Около ста лет назад на месте сгоревших деревянных построили первые больничные каменные здания. От них сохранился вот этот самый морг и часовня. В здании морга был капремонт полвека назад. Поскольку во время войны сюда попала бомба. А часовня осталась неприкосновенной. Как для снарядов, так и для ремонта. Раньше рядом с часовней было больничное кладбище. Затем кладбище уничтожили, а к часовне пристроили здание и сделали там склад. Года четыре назад эти помещения сдали в аренду какой-то секте, подробностей не знаю. Но там все время собирался народ. А в этом году приехали представители церкви, и я так понимаю, что они забирают часовню себе и собираются восстанавливать ее.

Я слушал его внимательно, хотя и не понимал, к чему он это рассказывает.

– Вот среди посетителей часовни я и видел эту женщину. – Он снова встал и начал расхаживать по кабинету. – Ухожу я с работы довольно поздно, как вы можете убедиться, и через другой выход. И иду как раз мимо часовни…

– А почему вы обратили на эту женщину внимание? – спросил я у него.

– Потому что они втроем всегда приезжали первыми. Она, молодой человек и девушка. А за ними уже подтягивались все остальные.

– Кто – остальные? – не понял я.

– Ну кто они там? Сектанты, наверно. Причем, я заприметил их давно, года два уж, наверное…

– А до этого? Вы же говорите, что часовню сдают в аренду четыре года.

– Раньше не видел, – покачал головой Богдан Ильич.

Я достал фотографию Юли Шималовой.

– Это она? Я имею в виду молодую девушку.

– Да, – Богдан Ильич посмотрел на фото, затем надел очки и взглянул еще раз. – Это она.

– А молодой человек? – Я показал фото сына Бориса, того самого экономиста.

– Он, – безапелляционно сказал доктор.

– Богдан Ильич, – поинтересовался я, убирая фотографии, – а вы в мистику верите?

– В мистику? – переспросил он с грустной улыбкой. – Смотря в какую. Вот вы, например, знаете, что было на месте нашей больницы лет пятьсот назад?

– Болота, водяные, – наобум ответил я. – На берегу пустынных волн…

– Болота, безусловно, были. Насчет водяных – не знаю…

И тут я понял, что, кроме работы, в жизни его была еще одна страсть – история. Он так эмоционально рассказывал, что я живо представил себе языческое мольбище посреди дремучего леса. Странных людей – обритых наголо женщин и волосатых мужчин – поклоняющихся огромному камню и приносящих жертвы перед столетним дубом. Священников-арбуев, гортанно поющих свои непонятные молитвы. И посланника новгородского архиепископа Макария – священника Илию, склонявшего людей к христианской вере и истреблявшего огнем все предметы поклонения язычников…

– Именно на месте, где спустя 200 лет, уже в восемнадцатом столетии воздвигнут церковь и часовню, было крупнейшее мольбище того времени! – закончил он свое повествование.

– Интересно, – отозвался я, – а что в этом мистического?

Богдан Ильич воздел свои длинные руки над головой, отчего стал похож на какого-то языческого идола, и заговорил:

– Одна вера сменяется другой. И на месте одного алтаря возникает новый. Не камень и лесное божество, а крест с распятым Христом. Проходит время, и его заменяют изображением сельскохозяйственных инструментов – я про серп и молот – да на груды мусора. Правда, ненадолго. Что возникает потом, я не знаю. Чему поклоняются в этой секте? Кто они? Свидетели, адвентисты, сатанисты, розенкрейцеры? Кто их знает… Скоро и они исчезнут, и вновь восстановят распятие. А мистика, на мой взгляд, заключается в том, что все это происходит в одной точке пространства! Там, где мы с вами сидим и разговариваем.

И не было ничего особенного ни в его рассказе, ни в том, что пять веков назад в этой, как он выразился, «точке пространства» полыхали костры, в огне которых сгорали люди с их верой. Ни в том, чем занимались современные обитатели часовни, пусть они и явились возможной первопричиной цепи злодеяний, одно из которых мы расследовали. Даже то, что эта точка пространства находилась в морге, меня не беспокоило… Но откуда-то вдруг взялось неприятное ощущение, даже не страха, а какой-то тоски. Как будто стоишь перед дверью, за которой другой мир, не предназначенный для человека, и понимаешь, что тебе придется туда войти, а возможно, и остаться там навсегда. Может, этот вход и располагается здесь? На территории морга и часовни? Диана бы точно назвала это порталом!

– Про какой вход вы говорите? – вдруг спросил меня Богдан Ильич.

Надо полагать, что некоторые слова я произнес вслух.

– Да так, – уклончиво ответил я, – просто ощутил ту мистику, про которую вы говорили.

Зазвонил мой телефон. Судя по мелодии, звонила Диана.

– Привет-как-жизнь? – в одно слово спросила она. И поинтересовалась: – Ты сейчас где?

– В морге, – усмехаясь, ответил я.

– Вечно ты где-то бродишь, где нормальные люди…

Диана частенько не договаривала свою мысль, но в данном случае все было ясно: бродить нормальные люди могут по сети, по бродилке, по клубам, гостям, магазинам…

– А ты где? – в свою очередь поинтересовался я.

– Дома, – удивленно ответила Диана, словно других вариантов и быть не могло. – У тебя. Когда тебя ждать?

– Часа через полтора, – сказал я наобум.

– Bye-bye! – сказала мне на прощание Диана.

С патанатомом мы расстались при выходе из больницы.

Зазвонил телефон. Я вздрогнул и ругнулся – не хочу быть неврастеником. Звонил Борис.

– Ну, как тебе Франкенштейн? – весело поинтересовался он. – Ты чего, еще там?! Значит, так, по твоему запросу: Волгин зарубил топором свою мамочку по причине своей болезни – шизофрении. Вопросы?