А гроза бушевала просто эпическая.
Электрические разряды рвали небо от горизонта до горизонта. Иногда в тучах вспыхивала вертикальная молния, словно освещавшая стену — необъяснимое явление, впрочем, одно из многих, происходящих в этом краю. По стёклам барабанил ливень, в кабинетах юго-восточной и юго-западной стороны дождь заливал внутрь, проникая сквозь старые оконные рамы, и приходилось осматривать кабинеты и принимать меры. Нечего было и думать ходить на промысел. Уровень воды в болоте поднялся настолько, что трава скрылась под водой. Пейзаж выглядел устрашающе — школа стояла в беспокойно ходившем рябью озере, соединённая тонким перешейком с лесным холмом, на котором совсем недавно кипела жизнь вокруг костров и под навесами. Буря повалила пару старых деревьев. Размокла глина круглой печи-тандыра, она превратилась в бесформенную кучу камней. Ливень залил удобные костровые ямы. Ушла под воду гать, выводившая на северные холмы и на хорошо исхоженную тропу к Большой реке. К концу первого грозового дня, находясь посреди воды, деревня вынуждена была начать собирать для питья дождевую воду, выставив на крыше школы все мало-мальски годные посудины. Вылезать на крышу за водой приходилось с оглядкой, в перерывах между вспышками молний.
Жители деревни давно убедились, что их стены не промокают, хоть южная и западная сторона квадрата школы стояла на сыром болотистом грунте, а с севера и на северо-запад прямо под стеной тёк болотный ручей. Три этажа, выхваченные в другой эпохе, перенеслись во времени, но так и не стали частью этого мира, и школа способна была выдержать подъём воды без вреда для кирпичной кладки. Но уровень воды грозил подняться выше подоконников, и вот тогда ничего хорошего ждать не приходилось, тем более, хворост запасали именно на нижнем этаже, в огромном спортзале…
Закрытой картой была судьба ребят, ушедших в 'Солнечный'.
Южный тепловой коридор с дождём, громами и молниями мог пройти восточнее лагеря, не задев его, как не задел школу северный поток холодного воздуха, но это были только предположения.
Ни у кого не было сомнения, что школу нужно покинуть в ближайшее время, не дожидаясь наступления морозов. Сколько будет шуметь непогода — неизвестно, но привычный уклад уже нарушился, готовить пищу приходилось внутри школы и здание провоняло рыбной шелухой; с остальными нуждами тоже возникли нешуточные проблемы.
В ручье под стеной школы был устроен рыбный ставок: это когда рыба содержится в проточной воде, но не выплывает за перегородки. Ребята приносили улов, часть добычи деревня съедала, а часть отловленной рыбы выпускали в ставок пастись на свободе. Но в первую же грозовую ночь дежурные вовремя сообразили, что, если не поспешат и не достанут рыбу, она поверху уйдёт на волю — так стремительно поднималась вода в болоте. И дежурные прочесали ставок сачком и выбрали рыбу, высовываясь в окна коридора.
Всех грызла тревога. У девушек работа валилась из рук, они пугались грозовых раскатов и ещё больше — ослепительных разрядов молний, после которых пламя лучин и костра казалось тёмным и глазам требовалось привыкать заново к скудному освещению. Вряд ли кому-то доводилось пережидать грозу в таком огромном, пустом и гулком здании, каким была школа. К тому же, здание смотрело на мир сотнями окон, зашторить которые было нечем, а короткие жалюзи не спасали. Вспышки молний, как огонь гигантской сварочной дуги, освещали классы, лестницы и коридоры. В спальнях нечего было и думать о сне: поминутно сверкало и вспыхивало, гремел и усиливался эхом от стен гром, перекатываясь по гулким этажам.
Через несколько часов этой пытки молниями десятники объявили срочные работы, и парни с девушками освободили от вещей внутренние помещения без окон: книгохранилище, музей Великой Отечественной войны, опустевшую костюмерную, две узкие лаборантские комнаты рядом с кабинетом химии.
Алина заняла для девушек бывшее книгохранилище. В нём раскаты грома слышались приглушенно. Ребята тоже разошлись — кто набился в каморку столяра, кто в лаборантские, кто ушёл подремать в бывший музей. Пережидать непогоду пришлось за закрытыми дверями, словно загнанными в норы. Сидеть всё время не получалось, нужно было работать, и Алина нашла и раздала работникам наушники и беруши, собранные в шкафчиках младших учеников, потому что особо сильные раскаты грома вызывали временную глухоту. Таня Гонисевская приказала следить за тем, чтобы из ушей не пошла кровь — это был бы очень тревожный признак.
Некоторые парни стали напрашиваться к девушкам в книгохранилище — им просто хотелось побыть в относительной тишине. Они устраивались на бывших книжных стеллажах вдоль стен, смотрели на пламя лучин, на работающих хозяек, и засыпали. Приходилось через час-другой их расталкивать, потому что в тихую внутреннюю комнату шли другие парни, ошалевшие от чудовищных разрядов и грохота. В книгохранилище было тесно от собравшихся людей, душно и тепло. Над поставцом с лучинами висела пёстрая и странная с виду конструкция: квадратный раструб из ватмана собирал копоть от горевших лучин и соединялся с чередой пластмассовых цветочных горшков с вырезанным дном. Горшки были вставлены один в другой и подвешены на продетой через них верёвке, закреплённой высоко под потолком в вентиляционном отверстии. Конструкция служила вытяжной трубой, и другим концом эта составная труба втыкалась в вентиляционный канал в стене, а зазоры между трубой и отверстием хорошенько заткнули тряпками, потому что и в вентиляционных каналах грохотало. Волей-неволей приходилось изобретать на ходу, постоянно приноравливаясь к меняющимся условиям.
Неровно горел камин в коридоре перед дверями спален, в его трубу время от времени заливал косой дождь.
В деревне принялись делать то, что откладывали до сих пор за неимением времени. Алина усадила парней шить зимнюю обувь: девушкам оказалось не по силам прокалывать толстые слои ткани. Девушки кроили заготовки для бурок, жалуясь на то, что у парней большие ступни, лоскутов уходит много, и кому-то обуви может и не хватить. Алина подсказала пустить на стельки ковёр ручной работы из музея, а внутренний слой бурок кроить из старых, но дебёлых, шерстяных домотканых покрывал. Это частично решило проблему нехватки материала. В пошиве бурок преуспел Лёха: крепкими пальцами он терпеливо протыкал шилом заготовки, простёгивал их, и как следует затягивал лавсановую нитку в шве, что тоже требовало силы. Алина и девушки нарадоваться не могли на работу Лёхи. Танюшка рассталась со Стопногой — он ушёл с мастерами в лагерь, — и снова подобрела к Алексею.
Влад Карнадут занялся сооружением плота. Для этого парни разбирали пол в спортивном зале, морщась от каждого удара грома. Поплывёт ли плот — никто не знал. В конце концов, Алина настояла спустить плот на воду рядом со школой. Парни были против: доски намокнут, тяжело будет нести плот даже в разобранном виде к Большой реке, но Алина возразила, что, если плот не поплывёт, его никуда не придётся нести. Дождались недолгого затишья. Плот на воде держался. Между досками заложили полтора десятка имевшихся в спортзале мячей. Было бы неплохо отправить туда же пластиковые бутылки, но этого добра в школе всё равно было недостаточно, чтобы наверняка удержать двойной настил из досок в плавучем состоянии. На плоту поместились шесть человек и кое-как научились заходить на него и располагаться, чтобы он был равномерно нагружен. Но плот осел и черпал воду. Было ясно, что поплывут, стоя в ледяной воде. И поплывут ли?
Буря снова загнала всех под крышу, и попытаться управлять плотом, проплыв вокруг школы, не успели.
Алина смотрела на всё это, мяла фаланги пальцев и страдала от плохих предчувствий: ей плот казался ненадёжным. Она предложила устроить паромную переправу, натянуть верёвки от берега до берега. Но подходящих верёвок в школе не было. Алина настаивала, парни лениво возражали — выкраивали время «на подумать» и, в конце концов, пообещали помозговать, как подстраховать переправу. Карнадут, руководивший работами, вспомнил, что есть ещё способ заякорить паром на середине реки, и подруливать на привязи к середине переправы, а затем, как маятник — рулить к другому берегу, что явно будет тяжелее, но так делалось… Это был хоть какой-то вариант.
