Таня старалась выбраться без посторонней помощи, но не решилась лечь плашмя грудью и лицом на грязный, неверный, прорванный весом её тела, болотный дёрн. Вместо этого она двинулась с места; она рассчитывала вылезти на сухую кочку, для этого нужно было только дотянуться до куста и схватиться за ветки. Она вытянула ноги из липкой жижи и вздохнула с облегчением, а в следующий миг провалилась в болото по пояс, и ей стало не до спасительных веток. Она раскинула руки по поверхности болота, и, чувствуя, что медленно, но неуклонно погружается в ледяную пучину, тихо запричитала. Она застряла в болоте спиной к тропе и не могла видеть Алину и Пашу, и боялась пошевелиться, чувствуя, как с каждым вздохом болото сильнее обхватывает её тело.

Алина кричала ей в спину: «Не дёргайся!», но этот крик ещё больше пугал. Таня, одинокая и потерянная, переживала смертный ужас.

Алина свирепо дула в свисток, повернувшись в сторону деревни, махала рукой, подзывая к себе Пашку Стопногу с боковой тропки. Она понимала, что Паша не успеет привести людей на помощь, — ходил он размашисто, но не скоро, и гнать его в деревню бесполезно. Алина свистела, не переставая, пока Стопнога не прихромал к ней.

Алина всучила ему свисток и приказала дуть в него без передышки, метнулась за полусгнившим, но достаточно крепким тонким осиновым комлем, лежавшим в болоте, упала плашмя и стала подталкивать ствол Тане, приговаривая: «Я тебя вытащу!»

Стопногу повело в сторону, он оступился и провалился почти по колено.

Алина, оглянувшись на бедолагу, предупредила: «Не дёргайся! Двоих я точно не вытяну!»

Все силы Тани уходили на то, чтобы справиться с паническим страхом.

Топь засасывала её.

Алина слишком слабая, чтобы тянуть человека из болота. Бревно, которое она будто бы подсовывает в сторону Тани… как его обхватить? Алина наверняка полезет в болото, она отчаянная, но тогда топь засосёт их двоих… Холодный и вместе с тем прозрачно-ясный ужас подсказал неизбежное: «Нужно утонуть прямо сейчас, пока Алина не сошла с тропы!» Обдумать всё это хватило мгновения, а затем что-то внутри Тани сломалось, и мир перестал существовать.

Алина, распластавшаяся на земле, толкала осиновый ствол, не решив ещё, как Таня сможет воспользоваться этой помощью: бревно, даже если бы его длины хватило, окажется у Танюшки за спиной….

Алина не видела, как на них наскочил Лёша, охотившийся на уток неподалёку. Она узнала его голос, обернулась, увидела, как Пашка Стопнога трясёт пальцем в сторону и от волнения задыхается больше, чем Лёха, примчавшийся на сигнал свистка. Взвинченная Алина, решившая, что скорее сгинет здесь сама, чем отдаст болоту единственную врачевательницу и умницу Гонисевскую, расслышала Лёшкин вопрос: «Кто?», — и сообразила, что Стопнога сейчас ответит: «Таня тонет!», — а Лёшка рванётся, не думая, в прорву, и тогда уж точно им всем тут конец…

Алина бросила:

— Лёха, ко мне!

Тугодум Лёха послушно подобрался к ней, ступая в следы на узкой тропинке.

Она сказала, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:

— Таня похоже в отключке. Пока без сознания, она не дышит. Пока не дышит, её топь не засасывает. Ты понял?

Богатырь Лёшка кивнул, а лицо его задёргалось.

Алина растолковала:

— Подавать дерево бесполезно. Она не может взяться за ствол. Вытяни осину назад и переломи.

Лёша подтянул ствол и ударом ноги переломил гнилое дерево.

— Мости здесь. Становись на деревяшки. Если понадобится, ляг на них животом. Ты подтолкнёшь меня в болото, немедленно. Я схвачу Танюшу, скажу тебе, и ты начинай тянуть. Вытянешь?

Лёша закивал головой.

— Как толкать? — спросил он, не зная, как подступиться к Алине и глаз не сводя с Танюшки.

— До упора! — рявкнула Алина, обернувшая голову тонким шарфиком до самых глаз и закусывая шелковые концы шарфа.

— Зачем это делаешь? — успел спросить её Лёша, пугаясь странных манипуляций учительницы с полосой ткани.

— Чтобы не порвать лицо и не наесться грязи! Чем я тогда буду говорить? Булькать?

Алина приказала:

— Подай меня к ней!

Лёха толкнул её, распластавшуюся на куске осинового бревна, в болото, не в состоянии представить, что из этого выйдет. Чавкнула жидкая грязь и всколыхнулись кочки под Алиной. Отфыркиваясь, она вытянула руки, с усилием продвинулась ещё вперёд, цепляясь за дёрн, впилась в Танюшкин воротник одной рукой, и в волосы на темени — другой рукой.

— Тащи нас!!! — услышал Лёха её рык сквозь зубы, развёл руками, не понимая, как именно тащить, и бестолково дёргаясь от волнения. Со своего места он не мог дотянуться до Алины. Паша Стопнога подсказал:

— За платок её тяни!

Лёха заметил тёплый платок, который Алина привязала к подолу своей юбки, этот платок стлался на полметра за ней по земле. Он потянул платок и Алину, Алина крепко вцепилась в Танюшку, от напряжения скуля при каждом рывке по-звериному, сквозь зубы. И вот уже Лёха крепко обхватил обе щиколотки Алины. И почувствовал, что теперь он — хозяин положения.

— Скорее! — командовала Алина, испытывая сильную боль в щиколотках ("Однако, как же больно, когда за ноги схватили!")

Лёха рывком вытянул двух девушек из болота и взглянул на дело рук своих. Широко раскрыл глаза, потом зажмурился, и ещё раз зыркнул. Алина извивалась, освобождая щиколотки из клещей лёхиных рук. Он сообразил, что уже не надо держать её за ноги, и разжал пальцы.

Алина, сидя на земле, перемазанная с ног до головы, с лицом, забрызганным по самые брови, с перекрутившейся и задравшейся выше пояса юбкой, одёрнула одежду, закрыв голые ноги, наспех утёрлась рукавом и растирала щиколотки со следами Лёхиных лап, бурча под нос.

Смущённый Лёшка отвёл взгляд.

Он поднял и поставил на ноги Танюшку.

С одежды и волос Танюшки стекала болотная жижа, но лицо у неё не было испачкано, как у Алины, ведь её вытаскивали из болота лицом к небу. Но Лёха принялся зачем-то оттирать ладонью Танины щёки, а затем длинно впился губами в посиневшие губы несчастной жертвы болота.

Алина отвернулась от них. Пашка Стопнога дул в свисток и вряд ли осознавал, что делает, и зачем дует, если всё уже позади. Алина поднялась на ноги, силой вырывала у него свисток, зажатый меж зубов. Стопнога коротко всхлипнул, словно очнувшись от наваждения, и потёр рот.

Алина приказала Лёхе тащить собранную клюкву и, ползая по тропке, быстро сгребла перепачканную ягоду обратно в корзину.

Таня побрела домой, переставляя негнущиеся ноги. Её страх ещё не прошёл, сильный озноб бил тело, с одежды стекала болотная вода. Они пошли в сгущавшемся и ощутимо тёплом тумане. Навстречу уже торопились девчонки-клюквенницы. Все они спешили на затяжной Пашкин свист. Охая, хотели накинуть на мокрые Танюшкины плечи свои сухие платки, но Гонисевская остановила подруг:

— А смысл? Потерплю… — выдавила она через охрипшее горло, стуча зубами и опираясь на горячую и сильную руку Лёхи, тащившего корзину и добытую жирную гусыню.

— Хватит на сегодня, — просипела ей в тон Алина. — Возвращаемся.

Все с готовностью потянулись в деревню на трёх этажах. Тем более, непонятный туман, принесший тепло, совсем скрыл болото, из которого поспешно возвращались охотники за перелётными гусями, успевшие добыть птицу.

Вечерело, когда Алина проходила мимо поварских костров. Вован остановил её. Кивая в сторону висевшей на верёвке одежды, как будто нищие клоуны шапито устроили у них под навесом постирушку цветных лохмотьев, Краснокутский хохотнул:

— Моё почтение, миледи! Лёха офигел, когда увидел ваши роскошные красные панталоны в белые горохи!

Алина беззлобно процедила:

— Дурак. Не панталоны, а штоники маленьких мухоморчиков. Донашиваем всё, что ещё не пустили на ваши наряды, сир!

— А! — заржал Вован. — Так ниже пояса вы, Алин Анатольевна, Мухоморка! Ядовитая!