Желание поймать умника, слившего запись в сеть, и медленно, с наслаждением выкручивать ему суставы, поднимало голову каждый раз, когда Крис вспоминал о существовании этого видео. Но он хотя бы мог радоваться, что это его собственное желание, а не провокация излишне агрессивного артефакта. Так что в итоге неприятный следственный эксперимент стоило признать полезным.
— Зачем ты вообще это смотрела?
Краснела Мэй эффектно. Её щёки вспыхнули почти мгновенно, и бледное лицо сделалось ярче, будто под кожей разгорелся тёплый огонь.
— Мне было любопытно. — Голос остался ровным, но Крис заметил, как медленно она подбирает слова — будто не может решить, сказать ли о том, что при других обстоятельствах сохранила бы в тайне. — Я наблюдала. За тобой.
От удивления он не сразу смог ответить, и Мэй продолжила:
— Знаешь, это было очень забавное зрелище. — В её голос вернулась ирония. — Никакого цирка не надо: смертельный номер без страховки и клоунада одновременно. Я до сих пор не понимаю, как тебе удалось так легко отделаться. И как тебе хватило духу казаться таким… — Она побарабанила пальцами по подлокотнику, будто призывая нужное определение. — Таким хаотичным. И безрассудным. И опасным.
— А я и есть хаотичный, безрассудный и опасный, — пожал плечами Крис. — Но смертная казнь запрещена, так что со смертельным номером ты погорячилась. И я не делал ничего особенного. Просто говорил правду. Как все.
— Мы же понимаем, что разница в акцентах, да? — усмехнулась Мэй. — Тебе для полноты картины не хватало только таблички «Я виноват». Или точнее: «Я один во всём виноват».
Её слова звучали странно — насмешливо и одновременно сочувственно. А ещё в них было желание понять. Как будто Мэй не решалась задать вопрос, но надеялась спровоцировать собеседника на очередную откровенность. Вот только Крис и сам до конца не разобрался, что руководило им в те бесконечно долгие месяцы, когда эйфория и страх сменяли друг друга с выматывающей бессистемностью.
— Возможно, так и есть, — сказал он.
— Надо же, какая скромность! Всего лишь «возможно»?
— Без меня не украли бы Обод. Не нашли бы Вектор. Не запустили бы ритуал. Может, и запускать было бы нечего…
— Уж поверь: тётя Бэт нашла бы способ. Если я её знаю — а я хорошо её знаю! — она и без Вектора бы справилась. Может, позднее, но что-нибудь точно придумала бы.
— Без Вектора — да. Без схемы ритуала — нет. — Он поднялся на ноги, вновь измерил шагами балкон. Мэй молча наблюдала за ним, и Крис продолжил, стараясь оставаться спокойным, хотя сегодня это удавалось ему из рук вон плохо: — Я видел их расчёты. Когда следствие закончилось, Грэй запросил материалы — в научных целях, все дела… В общем… Я сначала даже не поверил. Там всё-таки поумнее меня люди занимались. Но я нашёл свои выкладки. Мелочи, вроде. Но когда несколько лет бьёшься над решением, ломишься к нему через какие-то буераки, с какого-то угла, под которым ни одному нормальному человеку в голову не придёт смотреть… Вряд ли кто-то случайно сделал так же. Это всё дурацкое стечение обстоятельств. — Он говорил порывисто, невольно повышая голос. — Я просто угадал! А кто-то это раскрутил, добавил то, до чего я не додумался, и оно заработало. И если бы мне хватило ума не трясти на каждом углу своими схемами…
— Бред, — отрезала Мэй неожиданно жёстко, и Крис подавился незаконченной фразой.
Эмпат резко встала, преградив путь его беспорядочным метаниям. Пригвоздила к месту взглядом, прямым, как лазерный луч.
— Тебя обманули, и это не твоя вина. — Не обращая внимания на его попытку возразить, она продолжила спокойно и убедительно, укладывая слова одно к одному, будто звонкую черепицу. — У тебя было недостаточно информации, чтобы спрогнозировать последствия, и это не твоя вина. Ты доверился человеку, которого считал другом, и это тоже не твоя вина. Ты ошибся, сглупил, ускорил события. А без тебя всё было бы иначе? И обязательно лучше? Может быть, Бэт никогда не восстановила бы ритуал. А может, забрала бы Вектор, чтобы исправить мир. Тогда ты тоже считал бы себя виноватым? Что не оказался рядом и не смог помешать.
Стоя в шаге от собеседницы, Крис не сводил с неё глаз и слушал — удивлённый и заворожённый этой неожиданной речью, которая обезоруживала и лишала всякого желания спорить. Выразительное, тонко вычерченное лицо Мэй было решительным и строгим. Она больше не казалась ни напуганной, ни загнанной в угол и ничуть не смущалась его взгляда. А он продолжал смотреть — то в глаза цвета спелой черешни, то на руки, взбивающие воздух в такт словам, то вдруг соскальзывая к плечам, и к свободному воротнику блузки, и к разлёту ключиц — изящному, как взмах крыльев.
— Мир не вращается вокруг тебя. Ты не можешь быть единственным героем, не можешь быть единственным злодеем, не можешь быть виноват во всём, не можешь быть виноват один. И если ты этого не понимаешь, то ты просто избалованный эгоцентрик, обиженный на то, что у него из-под носа увели сенсационное открытие.
Вывод прозвучал веско — как резюме научной работы, подводящее черту под месяцами исследований и наблюдений.
Поле Мэй излучало стройную, упорядоченную энергию. Крис чувствовал её, будто пульс, и пальцы жгло от нестерпимого желания прикоснуться, ощутить кожей чужую магию…
Сердце гулко ударило где-то в затылке, отдалось в ладонях.
— Ты разочарована? — усмехнулся Крис и качнулся на пятках, сплетя руки за спиной.
— Для этого нужно было очароваться.
Этот разговор стоило заканчивать. Хотя бы потому, что мир вокруг становился всё более контрастным, и бурю ощущений было всё сложнее разделить на составляющие, а значит — всё сложнее контролировать. Даже мягкие и обычно приятные чары оранжереи теперь казались слишком назойливыми.
— Вот и отлично, — подытожил Крис. — Предлагаю завершить сеанс психотерапии на этой жизнеутверждающей ноте.
От осознания, сколько лишнего он успел сказать, становилось немного жутко, но одновременно с этим — легко. Как будто отравленный воздух, заполнявший грудь, наконец-то нашёл выход и, вырвавшись на свободу, сделался видимым, осязаемым, ещё более пугающим, но при этом — менее опасным. Врага, которого видишь, проще победить.
— Мне пора. Ты остаёшься?
Несколько секунд Мэй казалась растерянной — будто не ожидала, что разговор закончится именно сейчас. А потом вздохнула — с облегчением, как показалось Крису.
— Настроение не то.
— Тогда идём.
Выбравшись из-под завесы широких листьев, Мэй свернула к залу, но Крис увлёк её за собой.
— Ну их. Пойдём здесь.
Университетские коридоры манили пустотой и тишиной. К тому же, ему до смешного хотелось покрасоваться. И доказать спутнице (а может — и себе самому), что, даже будучи не в лучшей форме, он отлично контролирует поле и способен на тонкие манипуляции. Ожидания оправдались: на то, как он без труда открывает надёжно запертые двери, Мэй смотрела с удивлением и почти детским восторгом. И Крису было немного жаль, что она не может видеть всего изящества его работы, когда он распутывает профессионально наложенные чары, а после — восстанавливает их с ювелирной точностью.
— Я взломщик, но не вор и не диверсант, — улыбнулся физик, уловив лёгкую тревогу в эмоциях Мэй. — Мы просто пройдём к выходу с другой стороны. Никто ничего не заметит.
Они не спеша спускались по старой лестнице в сопровождении неуютной тишины, которую хотелось разбавить разговором.
— Сомнительное заявление для человека с девизом «я во всём виноват», — хмыкнула Мэй с наигранным недоверием.
— Если я в чём-то виноват — значит, это что-то от меня зависит. Значит — я могу на это влиять. Мне не нравится чувство вины, но чувство беспомощности не нравится ещё больше. Так что я не избалованный эгоцентрик, а…
— Контрол-фрик, — припечатала Мэй, и Крис рассмеялся.
— В чём-то — да, точно… Да не переживай ты так! Мы не делаем ничего плохого, и я не собираюсь затаскивать тебя в укромную лабораторию для бесчеловечных опытов.