— Отец, — поздоровался Эн, хотя настоятель годился ему больше в деды. Но другого отца он не знал, и этот человек вырастил его. Лео поравнялся с товарищем, выйдя из-за его плеча. — Нам нужно кое-что сообщить тебе.

— Я слушаю вас, — посмотрел на них старик. Эн с Лео переглянулись. Чуть ли не покраснев, последний пожал плечами и смиренно отвел глаза, позволяя говорить о нём всё, что понадобится.

— Девушка, которую мы привезли с собой — Заринэ… — Хоакин поднес кулак к губам и, подумав, продолжил, не сумев сдержать иронии: — Она связана со среднеазиатскими террористическими группировками, и скоро детонирует. — Лео пихнул его в бок, негодующе округлив глаза, на что тот лишь рассмеялся. Хенсок удивленно отставил чашку. — Прости, отец, я неудачно пошутил. Она беременна.

— Что ж, — через пару секунд покачал головой настоятель. — Стало быть, порох в ней, действительно есть, — прищурившись, они с Эном обменялись понимающими взглядами. Именно Хенсок зародил в Эне его любовь к юмору. Лео посмотрел на потолок, взметнув руки вверх и опустив их. — И… вы хотите о чем-то попросить, не так ли? — старик отпил ещё глоток чая. Хоакин указал на стоящего рядом:

— Во-первых, это не вся информация. Перед вами будущий папаша. — Настоятель поперхнулся и, чтобы не захлебнуться, выплюнул чай из себя. Фонтан брызг опустился на низкий не застланный ничем столик, пока Хенсок закашливался. Эн поспешил к нему, мягко постучав по спине и поддержав согнувшегося ненадолго старика. — Прости, я не хотел шокировать тебя, отец! — Отвергая помощь, Хенсок поднялся, но опереться на руку Хоакина всё же пришлось. Встав на уже не очень крепкие ноги, он двинулся к Лео и, подойдя впритык, посмотрел тому в лицо, не смеющее поднять взгляд.

— Мальчик мой… — смог, наконец, заговорить Хенсок, отдышавшись. — Неужели? Один из моих лучших сыновей… неужели я дожил до того момента, когда ты принял жизнь такой, какая она есть? Неужели ты… — настоятель почему-то не договорил и остановился. Лео посмотрел ему в глаза, надеясь услышать продолжение, но его так и не последовало. Хенсок словно поискал что-то в его взоре, но не нашёл, поэтому не стал и озвучивать свои мысли. — Я счастлив, Лео, так, как может быть счастлив человек, добившийся совершенно всего, но… доволен ли ты? Ты хотел этого? Или…

— Или, отец, или, — подсказал Эн, и снова получил тычок локтем. Закрывая хохот ладонью, давя его, как только можно, он вызвал улыбку и на губах Лео, отходящего от этой новости и, переварившего её. Теперь это было не только изумление и благоговение. Радость от осознания отцовства стала переходить и в спокойное веселье. Жизнерадостное восприятие этой вести другом тоже сыграло роль, и Тэгуну показалось, что ему опять лет пятнадцать-шестнадцать, и этот смуглый проказник опять вынудил его поучаствовать в какой-то проказе, и Хенсок вызвал их оправдываться. Но оставалось решить последний момент. Лео покивал Эну, чтобы тот успокоился и заговорил. — Да-да, хорошо, — понимая товарища без слов, Хоакин обратился к Хенсоку: — Отец, может ли Заринэ остаться здесь до родов? То есть, и родить здесь тоже.

— Ты хочешь этого? — спросил старик у Лео. Тот кивнул не думая. — Ты любишь её? — Этот вопрос застиг Тэгуна врасплох. Он не позволял себе задерживаться на этой мысли, но когда сознание проходилось по ней, хотя бы краем, он понимал, что о любви не идёт и речи. Заринэ подарила ему удовольствие, до этого казавшееся ему запретным и отвратительным, она вызывала желание заботиться о ней, опекать её, она дала понять, что принадлежит теперь ему, и хотя Лео вовсе не хотелось подобной ответственности, он не привык перекладывать с себя какие-либо заботы. Заринэ была под его ответственностью, но назвать чувства к ней любовью? Никогда. — Можешь не отвечать, — прочитав всё по лицу воспитанника, несколько огорчился Хенсок. — Не мне судить тебя, мальчик мой, но раз так вышло… главное теперь ребенок, не так ли? — Лео усердно закивал, яро соглашаясь. — Это твой дом, а не моя собственность. Если у тебя будет семья, то ты вправе привести её сюда, куда же ещё? Но ты хочешь оставить тут ребенка, а что же Заринэ? — Лео обреченно нахмурил брови, показывая, что как бы ни думал и что бы ни считал верным, Заринэ и ребенок составляют в данном обсуждении единое целое. — Ей некуда вернуться, да? — Лео кивнул.

— Её хотят казнить на её родине, — уточнил Эн.

— Вот оно что, — причмокнув губами, заложил за спину руки Хенсок. — Бедная девочка.

— Ничего, Лео её утешил и вселил оптимизма, — заранее отступив, чтобы не получить, добавил Хоакин.

— Как бы то ни было… — дал понять ему настоятель, что юмор можно ненадолго отложить. — Адептам придётся узнать, что у нас гостья. Я объясню им, что мы даём приют тем, кто в нём нуждается, и что Заринэ едва спаслась от смерти… у нас сейчас нет таких сложных случаев среди учеников, как было с Хансолем, Сандо или Намджуном, но всё-таки это отряд молодых парней с гормонами, и придётся за ней приглядывать. Или вовсе признать… — он не договорил, а Лео уже закивал. — Ты признаешь, что это твоя семья? — Воин ещё раз покивал, подтверждая решение. — Ты останешься с ними в Логе, бросив дело золотых? — Тэгун с недоумением потряс головой. — Ты продолжишь исполнять свой долг? — Вновь утвердительный ответ. — Пытаться успеть на два фронта, как Хан… сумеешь ли ты? Нет, ты сумеешь, я не сомневаюсь, — исправился Хенсок. — Но… зачем тебе разрываться, ведь Заринэ будет жить здесь? И ребенок тоже.

— К чему вы клоните? — уточнил Хоакин.

— К тому, что Хан уже немолод. Ему нужен помощник, а лет через пять — замена, — настоятель положил руку на плечо Лео. — Я знаю, как ты любил и любишь Тигриный лог. Когда-то ты не хотел покидать эти стены, во что бы то ни было. Мне кажется, наступает время, когда тебе необходимо вернуться. — Друзья в очередной раз переглянулись. Хенсок махнул ребром ладони, утверждая свои слова. — Пока Заринэ в положении, ты можешь отправиться с братьями в последнее путешествие, совершить последние подвиги. Но потом, когда ты вернёшься — твоё место здесь. Насовсем.

Вдоль обрыва, которым заканчивалась противоположная от стены сторона монастыря, можно было пройти по тропе к ступам и могилам монахов и бодхисатв, просветленных, живших и умерших в Тигрином логе когда-либо. От их агиографий, и не только, пошли легенды, что духи умерших здесь превращаются в тигров, и блуждают в горах, даруя необычайные способности чистым душой, и убивая, растерзывая тех, чьи помыслы корыстны и недобры. За этим своеобразным кладбищем сохранилась одна из хижин прежних отшельников, в которой иногда ещё бывало жил кто-нибудь из адептов. Прежде это было одним из излюбленных мест самого Лео, ещё до того, как он покинул Тигриный лог, прожив в нём около одиннадцати лет. Хижина эта, теоретически, не относилась к территории монастыря, и потому, хотя и прилегала к нему, не являлась священной. Ученики порой обзывались на неё кладбищенской сторожкой.

Но именно она стала общим домом Заринэ и Лео после того, как он вернулся с задания, спеша к тому моменту, когда родится его ребенок. Выполняя свой долг как никогда четко, размеренно и осторожно, хотя в отдалении от Заринэ в нём опять несколько раз просыпался хищник, необузданный и кровожадный, воин вернулся целым и невредимым, пылая в душе желанием увидеть того, ради которого, ему казалось теперь, совершал он последние восемь лет все свои деяния. Ради невинного младенца, ради тысяч невинных младенцев, из которых вырастут счастливые и благородные люди, если дать им беззаботное и безоблачное детство и подарить им мир вокруг и над головой.

Заринэ, подучившая немного корейский язык и постепенно совершенствующаяся в нём, хоть и с трудом, кричала в один из июльских жарких вечеров на родном фарси, призывая на помощь Аллаха и всех возможных покровителей, каких могла вспомнить. Начавшиеся на неделю раньше срока роды давались юному организму не слишком просто, но мастер Ли и сам настоятель Хенсок разбирались в народной медицине и врачевании, и потому сумели удачно завершить это событие. Выдохшаяся персиянка простонала и, тяжело дыша, стала погружаться в полудрему, в то время как на протянутых руках Лео заорал во всю глотку красный трёхкилограммовый человеческий детёныш. Хенсок с улыбкой разглядывал неуловимые черты вопящего личика, в котором ещё нельзя было распознать сходство с кем-либо из родителей. Лео, будто остолбеневший, застыл в неестественной позе, не в силах пошевелиться или моргнуть. Он смотрел и смотрел на ребенка, на мгновение озарившийся мыслью, что, к счастью, никаких признаков тигриного гена не наблюдается. Это самый обычный, на первый взгляд, малыш. Но с другой стороны — это его собственные плоть и кровь, и они незримо, но крепко, насмерть сковывали и связывали две души, одну взрослую, и одну ещё ничегошеньки не понимающую.