— Да делай, что хочешь. Это же твоё фальшивое имя.

— Я кручу головой. «Сельский магазин Купера» — кричащая жёлтая надпись.

— Купер, — заявляю я Бишопу, — меня зовут Купер.

ГЛАВА 8: РУБИ

Идёт битва, и я не единственная, кто за ней наблюдает. Я стою в тени, одинокая среди крутящихся огней карусели, позволяя телу исчезать, пока не становлюсь невидимой словно ветер. На грязной дорожке Эллиот, Чарли и Гейб хватаются за оружие. Звенит колокол, и мальчики стреляют, струя воды летит в движущиеся ракушки с бычьими глазами на створке.

Эллиот усмехается над Гейбом. Именно такую улыбку в моём представлении может иметь дьявол, прежде чем он соблазнит вас продать душу. Вода летит дугой над моллюсками, над прилавком, над Чарли. Мокрые линии пересекают грудь Гейба. Эллиот смеётся, громко, глубоко и притягательно. Клянусь, это звук, который я никогда не слышала.

Мои губы улыбаются без моего разрешения. Меня заводит их энергия, их волнение, их надежды. Сэйди сказала бы, что бы я присоединилась к их веселью и повеселилась сама. Но я не могу влиться в толпу просто так.

Ко мне подходит группа друзей Сэйди, и я рада, что не стала преодолевать расстояние между мной и мальчиками. Со мной это искромётное настроение испарилось бы. Всегда так. Я даже не виню их — мне было бы трудно говорить с тем, кто выглядит так же, как Сэйди.

Эллиот вытягивает шею и разглядывает толпу. Я чувствую это в тот момент, когда он находит меня, жар в теле заставляет меня снова проявиться.

— Руби!

— Я машу рукой, а затем опускаю руку в волосы.

— Думаю, мне нужен кусок торта «Муравейник».

— Подожди! — он перебегает через грязную дорожку, пиная камешки. — Ты исчезла ненадолго.

Я смущённо пожимаю плечами.

— Хорошая игра.

— Если ты ещё не заметила, в последние дни я вроде как засранец.

— Уверена, что засранцы не рассказывают всем подряд, что они засранцы, — я очень стараюсь сдержать улыбку. — Я не думаю, что это слово обозначает именно то, что ты имеешь в виду.

— Непостижимо. Ты же знаешь, что я лингвистический вундеркинд.

— Верю в это.

Он смеётся, затем возвращается к делу.

— Давай, соберём ребят. Анна ждёт нас у колеса обозрения в 8:30.

Пока Эллиот отговаривает Чарли от посещения пиратского корабля, я направляюсь к Гейбу, который собирается исчезнуть по совершенно иной причине.

Он зажат между двумя девушками на столике для пикника, под вывеской с кричащей надписью «165-й ежегодный фестиваль карнавала душ!» Его футболка свисает с рук, покачиваясь на лёгком ветру. Я хотела бы притвориться, что не замечаю его мышц, но это очень сложно, когда закатное солнце придаёт коже Гейба необычное сияние.

— Твоя футболка сухая, — говорит Эллиот, подходя к столику.

— Похоже, полиция нравов официально закрывает вечеринку, — говорит Гейб, надувшись, хотя по его виду кажется, что он испытывает облегчение. Он обменивается номерами телефонов с девушками, пока Эллиот читает книгу, а Чарли распаковывает леденец размером с голову.

— Хочешь лизнуть? — Чарли опирается на моё плечо, суёт свой радужный леденец мне в лицо. Я качаю головой. Он прижимает липкую конфету к моим губам. — Всё нормально. Мне плевать на твои микробы.

Я лижу, потому что это вызывает улыбку Чарли. Он скоро умрёт, и наименьшее, что я могу сделать — это съесть кусок его конфеты.

— Наконец-то, — говорит Эллиот, когда подбегает Гейб. — Пойдём, найдём Анну.

Пока мы блуждаем по карнавалу, небо в пурпурных полосах темнеет до цвета глубокой лазури. Мерцают волшебные огоньки, освещающие деревья на окраинах. Китайские фонарики, нанизанные гирляндами над головами, освещают дорожки с ярким светом.

Мой сосед Альфи Баркер подходит к Гейбу.

— Завтра у меня собеседование по работе. Если я не получу её, то к 60 годам согнусь пополам из-за откапывания моллюсков, которым мне тогда придётся заниматься. Мне бы пригодилось какое-нибудь божественное вмешательство, если ты не против.

Он не скажет «нет». Не говорил с тех пор, как ему было десять, и он убегал от ловца лобстеров в поисках удачи. Когда сезон был плохим, половина Уайлдвелла была уверена, что это Гейб всех проклял. Мне всегда было досадно за него, что все те люди думают, что могут относиться к нему как к талисману. Я так рада, что ничем не примечательна.

Гейб вздыхает, раскрывает руки. Пожилой мужчина обнимает Гейба.

Я жду под толстым деревом. Миниатюрные волки расселись на ветвях — пенопластово-меховые поделки с глиняными клыками. Юношеская Лига делает их каждый год, дань знаменитому острову, которую мы прикрепляем к старому дереву, загадывая величайшие желания.

— Я пожелаю касания твоих губ здесь, — говорит мне Гейб, тыкая в свою шею пенопластовой волчьей мордой. Он привязывает своего волка к низкой ветке, а затем стоит передо мной в ожидании. Тень проходит по его лицу, и я поднимаю взгляд и замечаю высокого мальчика-индейца с шипастыми волосами, перекрывающего свет лампы.

— Эй, Габриэлла, — Ронни Лэнсинг улыбается, будто он знает шутку, а Гейб — суть прикола, — всё так плохо, что тебе приходится просить у призрака замутить с тобой?

— Прошлой ночью это просила твоя девушка.

— Не смей говорить о моей…

Кулак Эллиота запихивает остаток слов Ронни обратно в рот.

— Следующий для Гейба.

— Невменяемый, — Ронни сплёвывает кровь на бортинок Эллиота, — прямо как твой папаша.

Эллиот бросается к Ронни, но Чарли его удерживает.

— Вали, — говорит Ронни, — если ты не хочешь, чтобы я был тем, кто тебя убьёт.

— Ты мог бы, — говорит Чарли. — Но не могу пообещать, что останусь мёртвым. Не говоря о том, что ты был бы неумелым убийцей или типа того. Просто я планирую умереть в другом месте.

— Действуй в своё удовольствие, — Ронни поворачивается к Гейбу, с зубами как лезвия и брызгами крови с языка. — Дай знать, когда найдёшь свою Y-хромосому.

И он уходит.

Эллиот вырывается из хватки Чарли.

— Я бы справился.

Гейб обнимает меня, кладя руку на плечо, и притягивает к себе.

— Ронни так завидует моей красивой внешности и истинной мужественности, не так ли?

Это чёрная магия, способная превратить гнев человека во что-то достаточно мощное, чтобы отравить жизни. Я просто благодарна за то, что Ронни выбрал того, у кого достаточно эго, чтобы не ощущать её последствий.

— Так завидует, — говорю я, приближаясь к дереву желаний. Два доллара дают мне своего собственного волка. Я выбираю более высокую ветку, ещё не покрытую искусственными волками. Я закрываю глаза, очень сильно сжимая веки. Я желаю, чтобы Сэйди была жива.

Мальчики застают меня в таком состоянии, слишком боящейся узнать, что моё глупое желание не сбылось.

— Ну, что ты загадала? — говорит Эллиот, когда мы оставили позади дерево и наши надежды. — Найти сокровище?

Сначала я не говорю ничего, а затем шепчу:

— Я пожелала вернуть сестру.

Он кивает.

— Я трачу все свои желания на то, чтобы вернуть брата, — он говорит о Тоби, которого так захватила мысль о сокровище, что в 10 лет он решил пройти прямо через океан к Острову Серых Волков. — Думаю, однажды это сработает?

— Думаю, если горе и надежда могли бы воскрешать людей, Сэйди бы возглавила охоту за сокровищем.

Мальчики затихают, позволяя карнавалу проглотить нас целиком. Карусель играет оптимистичную песню, а воздух становится смесью жжёного сахара и соли. Если бы возле меня не отсутствовал человек, этот момент был бы совершенным.

Я лгунья, поэтому говорю себе, что всё и так идеально.

Мы находим Анну у колеса обозрения, его мигающие огни делают её рубашку то зелёной, то синей, затем фиолетовой и вновь по кругу. Она — полная противоположность Ронни — мягкие контуры, широкие глаза и мечтательная улыбка, но она, несомненно, его сестра.

Анна вытягивает шею, чтобы взглянуть на Чарли. Её корона из цветов съезжает в сторону.

— Я как раз думала о конфетах.