– Сюда! Скорее! – послышался крик из подвала.

Матерацци и его подчиненный вскочили с мест и бросились на крик. В свете факелов, с которыми гренадеры обшаривали дом, их взорам предстала отчаянная потасовка.

– Что здесь происходит? – прокричал Матерацци. – Прекратить драку немедленно! Пристрелю! – угрожая пистолетом, он кинулся разнимать дерущихся.

Когда все успокоилось, один из тех, кто принимал участие в потасовке и получил мощный удар кулаком, отчего на лице у него уже вырастал приличных размеров синяк, принялся оправдываться.

– Случайно вышло, синьор. Мы тут кое-что нашли, и вот Роберто… – пострадавший показал пальцем на одного из солдат, – просто оттолкнул меня. Ну, я и завелся.

– Пойдете под трибунал! Я вас лично расстреляю. А по тебе, Роберто, плачет веревка. Ты еще ответишь перед Богом за насилие и разбой.

– Вы не очень-то, командир, – смело глядя на Матерацци, прохрипел солдат. – Это мой город, это моя награда за все беды, которые эта война мне причинила.

– Я удушу тебя! – прокричал Матерацци. – В моем взводе не может быть нарушений дисциплины! Всем отойти в угол. Энцо, держать его на прицеле!

Подойдя ближе к месту, где подрались солдаты, Матерацци обнаружил несколько сундуков, едва прикрытых кусками мешковины. Один сундук был приоткрыт. Матерацци увидел, что тот доверху заполнен книгами. Здесь их было больше сотни.

– Ничего себе, – с улыбкой произнес Матерацци, – какие культурные у меня гвардейцы, подрались из-за книг!

– Вы второй сундук откройте, – подсказал пострадавший солдат.

Последовав его совету, Матерацци приоткрыл крышку другого сундука и от неожиданности ахнул.

– Madonna mia! Не может быть, – воскликнул он.

Вдруг сверху раздался страшный скрежет. Последовавший за ним гул стал нарастать. Солдаты бросились из подвала, но было уже слишком поздно. Огромное бревно, доселе поддерживавшее каркас, осело и с треском обрушилось, придавив Роберто.

Начался хаос. Командир пытался помочь своим солдатам, но выбраться смог только Энцо. Машинально прихватив экспроприированные Матерацци гравюры, он пулей выскочил из особняка и уже на улице заметил, что крыша здания начисто выгорела. Огонь повредил несущие опоры, и дом стал рассыпаться на глазах.

Жарким июльским днем, когда центр Москвы больше всего напоминает европейскую столицу или Нью-Йорк, а многие местные жители покидают город и на дорогах, если только никому не приходит в голову заново перекладывать тротуары, время от времени бывает вполне свободно, на первом этаже одного из лучших кафе города беседовали двое – москвич Антон Ушаков и француз по имени Жерар. С первого взгляда можно было определить их принадлежность к одному кругу и приблизительно к одному и тому же поколению. Одеты собеседники были так, как нынче одеваются все мужчины среднего возраста от Санкт-Петербурга до Сан-Франциско – джинсы, пиджаки, рубашки. Оба говорили на английском языке, но каждый со своим специфическим акцентом.

Кафе, названное в честь величайшего русского поэта и расположенное на Тверском бульваре в Москве, имеет репутацию одного из лучших заведений города. Сюда принято водить иностранных гостей, деловых партнеров, которые искренне восторгаются стилем и изяществом интерьеров, богатой библиотекой и, разумеется, вкусными, хотя и очень дорогими, блюдами. Впрочем, большая их часть стоит того, чтобы переплачивать, считал Антон.

Очевидный бонус – отменная сноровка обслуживающего персонала. Нередко новичка, впервые оказавшегося в кафе, поражает откровение о происхождении самого особняка, приютившего столь яркую составляющую кулинарной репутации древней русской столицы. Именно тот факт, что этот особняк – искуснейшая копия, а не историческое здание, отчего-то вызывает восторг и неподдельное удивление образованного иностранца.

– Никогда еще не пробовал ничего подобного, – признался Жерар, вытирая салфеткой руки и отставляя в сторону тарелку, на которой недавно была подана «завороженная» стерлядка. – Даже у нас в Лионе.

– А у вас в Лионе подают такую рыбу? – с улыбкой поинтересовался Антон.

– У нас в Лионе очень много чего есть, – ответил Жерар. – Но такую рыбу точно нигде не найти. Not even in Lyon[1]. Чисто русская вещь. Но в разнообразии я нахожу очарование этой жизни, – философски произнес француз.

– А я – в тайнах. Но особенно в их разгадывании. Вы ведь поэтому искали со мной встречи? Мой друг Ральф сказал, у вас для меня интересное дело. Он отчего-то считает, что я могу захиреть от размеренной жизни. Возможно, он прав. Итак…

– Прямо сразу? Без водки? – Жерар надел на лицо маску удивления.

– А при чем здесь водка?

Не то чтобы Антон не знал, при чем здесь водка. Обычный, набивший оскомину дремучий стереотип. Если русский, то обязательно водка. Сколько ни обряжайся в европейское, ни заказывай в ресторанах приличное по качеству и цене вино, ты для них все равно «водочник», агрессор и манкурт, почем зря швыряющий налево и направо купюры, предварительно наверняка отмытые с помощью криминальных схем. А еще ты чуждый тип в тельняшке, балдеющий от цыган и при первом удобном случае непременно пускающийся вприсядку.

– Говорят, у вас, у русских, без водки дела не делаются.

– Это верно, но отчасти. Во-первых, подойдут и другие напитки, хоть абсент. Во-вторых, прежде чем дела пойдут, надо договориться. А уж потом… А вообще у нас еще говорят, что кур доят!

– Как это, кур доят?

– Такой рифмованный афоризм. Образный намек на то, что надо меньше верить стереотипам и всяким небылицам.

– Да я шучу, Антон, – воскликнул Жерар со смехом. – Примитивный французский юмор. Хотя я где-то читал, что русские как раз его понимают и любят. У вас даже Пьер Ришар считается гениальным актером, а Депардье вы сделали гражданином России. О’кей, мне тоже неохота морочить вам голову дипломатическим трепом, поэтому сразу переходим к сути вопроса. Прежде всего, имею честь сообщить вам, что этот ресторан принадлежит мне… – Жерар горделиво откинулся на стуле и в ожидании реакции уставился на собеседника.

Однако на Антона его заявление никакого эффекта не произвело. Даже несмотря на то, что фраза this restaurant belongs to me[2] прозвучала недвусмысленно и четко, он посчитал, что француз ошибся, ведь английский-то для него тоже не был родным языком. Именно поэтому Антон продолжал оставаться невозмутимым, а лишь только кивнул в ответ, из вежливости.

– Чертовски приятно иметь дело с человеком, умеющим слушать, – воскликнул француз с досадой. – Казалось бы, произносишь нечто из ряда вон выходящее, а собеседник не перебивает тебя, а терпеливо ждет объяснения. Мы с вами сработаемся.

Жерар засмеялся, но вышло у него это нервно. Антону было и вовсе не до смеха. Выходит, этот подозрительный человек из Лиона, «сосватанный» Антону его старинным немецким приятелем Ральфом Мюллером, не оговорился, а он не ослышался. За последние годы, наполненные невероятными приключениями, Ушаков повидал всякое, но не отвык подозревать некоторых людей в неадекватности, особенно если они в самом начале знакомства начинают нести ахинею. Он ведь прекрасно знал, кто владелец заведения, даже виделся с ним несколько раз.

И все же для верности Антон переспросил:

– Этот ресторан принадлежит вам, так вы сказали? Быть может, вы имели в виду, что это место как раз для вас? You meant «you belong to this place»?

– А, вы все-таки не так невозмутимы, как мне показалось? Вас можно понять. Я имел в виду, что это фактически мой ресторан. И самое смешное, это правда. Другое дело – доказать этот факт будет чрезвычайно сложно, и ваша помощь мне как раз в этом и нужна.

«Ладно, Ральф, я тебе это припомню: подсылать ко мне ненормальных – это что-то новенькое», – мысленно возмутился Антон.

И поскольку он молчал, французу пришлось поспешить с разъяснением.