Идти по путям значительно легче, чем по шумным городским дорогам. Нет ни машин, ни людей. Никто по ногам не ходит, не толкается, не оборачивается и не смотрит на тебя как на редкостный музейный экспонат. Как на живую реликвию современности.
Только покинув город, он почувствовал непреодолимое желание уснуть. Ему очень хотелось спать. От усталости он едва на ногах держался. Местом для ночлега выбрал посадку. Надо только костёр развести. Сухих веток полно кругом. Спички есть. Если что, можно и на брёвнышке сесть и погреться у костра, немного подремать, и в путь.
Полностью он боялся заснуть. Включался механизм самосохранения. Боялся уснуть и не проснуться. Хотя иногда ему хотелось именно так поступить. Оставшись без ничего, выбирать, как правило, нечего. Можно, конечно, ограбить магазин, тогда его заберут, посадят, и там будет хоть какая-то еда, кровать. Но что там вообще за жизнь: спать рядом с туалетом и десятками озлобленных на весь мир мужчин. Да и по характеру он не мог никому ничего плохого сделать. Есть ещё выбор пойти в монастырь, но ему не раз приходилось слышать, что туда просто так не примут. Надо на монастырь свой дом или квартиру переписать, вот только тогда и могут взять. Никто же не будет бесплатно тебя кормить. Вот как, значит, можно попасть в рай, только за деньги.
Подремав немного, он снова собирался в путь. Шел и по шпалам, и рядом с посадкой, подальше от рельсов, когда ехал поезд. Ноги болели. Мышцы сводили судорогой. Но он не останавливался. Вспоминал мужество солдат. Они проходили тысячи километров, несмотря на летний зной и лютый мороз зимой, спали под раскрытым небом, в землянках, без всяких там удобств, а жажду утоляли из болота, ручья, реки, где как придётся. Кухня обычно отставала на много километров и всегда находилась в тылу. Как положено кухне на войне. Пять лет голодных скитаний по земле, в грязи, в пыли, в лишениях. И только через пять лет по окончании войны получили возможность вернуться домой. Не все, конечно, вернулись. Многие остались в полях. В оврагах, в лесах. Но ему очень хотелось вернуться в тот дом, откуда несколько лет назад ушёл в поисках счастья. Так часто и случается. Молодые люди покидают свой дом, отправляясь в поисках рая, не замечая, что навсегда его покидают. Теперь они будут сами его строить.
Для удобства он выломал себе палку. На неё легче опираться, когда ноги сильно болят. Боль ещё сильнее стала, когда он по неосторожности порезал себе ногу, собирая ягоды рябины, чтобы утолить голод и жажду. Из окон поездов, электричек обычно бросают немало мусора. Пластиковые бутылки от пива, пакеты, целлофановые кулёчки свисают с веток деревьев. Со стороны это ночной Париж, только с одним существенным отличием. Там рядом с триумфальной аркой деревья сверкают гирляндами маленьких лампочек. А тут – маленьких кулёчков. Красота все-таки неописуемая. Только кому она понравится?
Посадки тянулись далеко-далеко. Словно им не будет конца. Ну, ничего не поделаешь. Такова жизнь бродяги. Она тоже может тянуться бесконечно, а может вмиг оборваться. Тут главное не прогадать и быть готовым ко всему. Проходя мимо леса, он опасался стаи волков. Ему нечем обороняться. Только палка в руках. Вот как человек не приспособлен к природе, к климату. Если похолодает, ему уже холодно, может ноги обморозить. Он совсем забыл о них. Изредка садился на рельсы, снимал ботинки и разминал ступни. Не хватало ещё обморожение получить. Как тогда идти. Ползком, как Мересьев? В детстве он читал о нём повесть. Но уже и не помнил сюжета. Да и не считал его поступок подвигом. Подобных подвигов немало совершили. Например, выпускают заключенного из тюрьмы, никто из родных не приехал забрать его. Вот он и выбирает самый простой путь, по шпалам, тысячу километров пешком. Это, скорей всего, подвиг для самого себя.
Опасности поджидали его на каждом шагу. Чего только стоило отбиться от стаи бездомных собак. Они появились ниоткуда. По-видимому, недалеко находился населённый пункт. Вот и забрели они в посадку. Увидев добычу, громко залаяли, обнажая острые зубы. Овчарка подскочила к нему и попыталась укусить. Он увернулся и отпрыгнул в сторону. Ему нечем было защищаться, кроме палки. Она могла в любую минуту сломаться. Тогда бы на него точно уж накинулись собаки. Но он не испытывал страха. Как загнанный зверь смотрел на своих преследователей, оскалив зубы. Возможно, озлобленное выражение лица и спасло его. Собаки хорошо чувствуют, что человек боится, и тогда на него нападают. Но на сей раз они отступили. Но не ушли. Вероятно, им хотелось есть, как и ему. Он пошёл вперёд. Собаки за ним. По пути выломал ещё одну палку. Без конца оборачивался, и, словно японский самурай, махал палкой, как мечом. Рассекая воздух. От быстрого движения он шумел. Зрелище выглядело устрашающим и держало собак на расстоянии от выбранной добычи. Они спокойно выжидали, когда добыча упадет от усталости, тогда на неё легче наброситься. Подходящее время оказалось вечером, когда он, измученный, сел на бревно. Что-то тяжёлое набросилось сзади. Он снова ловко увернулся и ударил острием палки в нападавшее животное. Громкий визг разрезал тишину. Теперь уж и человек озверел. Стал подобным хищникам.
Ну хорошо! Хотите крови? Ну так давайте, подступайте. Я такой же, как и вы. Он подошёл к одной отступающей назад собаке, но потом резко повернулся и нанёс сокрушительный удар по морде овчарки, которая тихо кралась за его спиной. Удар пришелся по глазам. Овчарка завизжала, сначала потеряла равновесие, упала и начала тереть лапами морду. Он подбежал к ней и начал бить острым концом палки в брюхо. В бешенстве ему не составляло труда её проткнуть. Остальные собаки не собирались ждать. Они тянули его за штаны в стороны. Он вспомнил, что в кармане есть нож. Выхватив его, он полосовал одичавших животных по всему, что попадалось под руку. Он не видел белого света, а только шерсть, зубы, кровь, нож без конца вонзался во что-то мягкое, второй рукой он вырывался от тех, кто тащил его за рукав, пытаясь уложить на землю. Он понимал, что если упадет, то ему конец. Падать нельзя. Надо защищаться. Твёрдо стоять на ногах. Биться из-за всех сил, рвать, кусать, швырять. Он находился в состоянии аффекта. Задыхаясь от злости, он перестал махать ножом только когда понял, что вокруг тишина. Собаки отступили. Перед ним лежали две мертвые дворняжки и одна овчарка. Открытые глаза, залитая кровью шерсть и звериный оскал, словно предсмертная улыбка на прощание.
Ему на память досталось несколько укусов на лице и руках. Вытирая кровоточащие раны, он медленно пошел дальше, опираясь на палку.
Следующим испытанием стала встреча со сбежавшим из психиатрической больницы сумасшедшим. В серой одежде, как опасный рецидивист, зек, он прятался в посадке. Заприметив новую жертву, он подкрался к ней и приставил дуло пистолета. Он же совсем не услышал шагов нападавшего человека.
– Давненько я тут людей не видел, – сказал нападавший, тяжело дыша, словно страдал астмой, – поможешь мне, тут же отпущу, только смотри, без фокусов, стреляю без предупреждения.
– Что мне надо сделать?
– На меня смотреть, я тут царь. А меня незаконно хотят отправить в дурдом. Лишить моего царства. А я сказочно богат. Как Рокфеллер. Нет, как Билл Гейтс, ну и вся Америка вместе взятая. Ты мне поможешь мои деньги вернуть. Все до копейки. Я тебя хорошо отблагодарю. В долгу не останусь.
– И где же твои деньги?
– А там, далеко, далеко отсюда. Лежат в каморке у Папы Карло. Я посадил их на поле чудес, как мне советовал доктор, а утром проснулся, а там ничего нет. Представляешь, как я расстроился. Нет. Ты не представляешь. Я тебя сейчас тут расстреляю, и мне ничего не будет. У меня справочка есть, что я царь. Сам главный дровосек в проклятой больнице подтвердил, что я царь. Значит, я могу всех безнаказанно казнить. А ты будешь моей первой жертвой. Ну чего так загрустил? У меня патроны свежие, вкусные, маленькие. Бьют без осечки. Сразу превращают бренное человеческое тело в сито. Можно им потом муку сеять. Но лучше собачек покормить. Они тоже мясо любят, так же, как и я, – говорил сумасшедший, смеясь.
