Выдвинул гипотезу, которая мне изначально самому показалась диковатой, но всё свидетельствовало в её сторону. Нужно понимать, рейдер, что я являюсь, вернее – являлся, реалистом, с самого детства. И никогда не верил в зелёных человечков из глубин космоса, полтергейсты и прочую туфту, но тут… пришлось поверить. Есть теория пересекающихся пространств, схожих между собой во многом, но ещё в большей степени различных. Так вот я считаю, что Ковчег именно оттуда, с Той стороны. И он на самом деле является тем, о чём только что говорил. И самое поразительное, что исследуя всё, что произошло и поведение тех самых сущностей внутри него, приходишь к выводу, что это может быть действительно тюрьма для преступников. Страшно становится, по одной простой причине: если комплектация места заключения смогла сотворить такое здесь, то чтобы было, если наш мир соприкоснулся с Тем во всей его мощи?
Хотя… бредни всё это, бредни. Скорее стоит поверить в зелёных человечков и в то, что именно сверху всё это свалилось.
Он замолчал, смотря на всё более светлеющее небо. Что оставалось мне, как не присоединится к нему и молча переваривать всё, что только что услышал. Мда…
Странностей в Районе хватает, что и говорить. Когда я в первый раз увидел цербера, а мне попался именно трёхголовый, то чуть в штаны не наложил со страху и удивления. А вот когда попал под большого смока, то тут мне на какой-то момент показалось, что смотрю объёмный стереофильм и хочется немедленно либо покинуть зал, либо пристрелить механика, чтобы перестал меня пугать. И так далее, и тому подобное. Но никогда не приходилось задумываться в подобном ключе, казалось бы – почему и нет, но не думал. Наверное, я с детства привык, что учёные могут сотворить всё что угодно, хоть собаку с несколькими головами, хоть наполовину человека, а наполовину механический агрегат.
– А из-за чего произошла Волна?
– Из-за того, Пикассо, что человек слаб. И гордыня, совмещённая с желанием прославиться – запросто толкает на глупости. Гробовой смог вскрыть заблокированный вход к тем, кто был в самой глубине. А дальше – дело техники. Активизация механизма защиты Ковчега, выброс самой взвеси, приведение организмов, живых и нет, в состояние раскрытия латентных генов собственного корпуса адаптации к экстремально-агрессивной среде, которая не просто может повредить… может убить. Потому и появились Изменённые.
В каждом, в том числе и в мёртвом на момент Волны, все эти внутренние резервы запустились самопроизвольно. Лишь часть, вроде церберов, были ещё и дополнены тем, что входило в состав информации Ковчега. Результат… вон он, вокруг.
Профессор вновь замолчал.
Да уж, дела… ну, да и ладно. Всякое в жизни бывает. И если уж доведётся давать звездюлей хоть параллельным уркам, хоть инопланетным, так дадим, куда нам теперь с подводной лодки деваться? Зато спасибо профессору, что отвлёк от грустных мыслей…
Внизу скрипнула дверь, и на улицу, злая как тысяча чертей, выскочила Скопа. Покрутила головой, задрала её вверх, зыркая глазами в нашу сторону. Профессор тактично отвернулся, предоставляя мне единоличное право разбираться с оскорблённой в лучших чувствах сестрой. Что она незамедлительно и продемонстрировала, высказав в весьма образной форме всё, что думает про мою братскую заботу и прочие прелести её, несчастной и замученной мужским шовинизмом, девичьей жизни.
Прооравшись вместо утренней зарядки, Скопа фыркнула и отправилась по делам, а потом, как она громко заявила, подумает, кормить или нет всяких там чересчур заботливых родственников, которым давно нужно бы понять, что она девушка самостоятельная и очень уважаемая в рейдерской среде, а также за её пределами. А то, сейчас нас не то, что уважают, нас сейчас наверняка ещё и бояться. Кто ж не боится с дуба рухнувших маньяков, взрывающих машины с государственными людьми прямо посреди белого дня?!
Сдобный, проснувшийся от её искреннего возмущения, весь из себя недовольный и мрачный, даже не выдержал, расплылся в широкой улыбке:
– Как же мне этого не хватало! – Он усмехнулся ещё шире. – Неужели сейчас ещё и тушняк хавать будем?
А то, его, родимого, и будем употреблять. Первейшая вещь для того, чтобы отправиться куда-нибудь в поисках чего-то интересного. Может, конечно, всякие там специальные пищевые концентраты, густо сдобренные витаминами и специальными веществами и питательнее, и места меньше занимают, но… нет в них романтики, короче. Я так вообще люблю таскать в эрдэшке не плоские и сделанные практически из фольги коробочки, а старого образца, пузатые металлические банки с оттиснутым номером ГОСТа. Бывало – берёшь, вскрываешь её ножом, а оттуда запах, густой такой запах мяса, которое в ней практически и без жира, да с листом лаврушки и терпким перцем. Ммм… сказка. Что, фрикасе из рябчиков в ананасах вам подавай, суп де-воляй или дефлопе? Да и хрен с вами, выпендрёжниками и типа гурманами, как по мне – так проще быть нужно.
Плохо, что нельзя расходовать воду так, как хотелось, здесь с ней засада. Чуть сполоснуть собственную рожу, экономично почистить зубы (а как вы думали, мы-ж не чуханьё какое-нибудь) и всё. Без чаю пока обойдёмся, чать не маленькие.
На самом деле есть с утра вовсе не обязательно, куда как лучше сделать это чуть позже, уже отмахав изрядное количество километров вперёд. Но что поделать, если хочешь доказать, прежде всего самому себе, что ты действительно серьёзный человек и этот вот ритуал просто нужен. Потому что он показывает самое главное: мы уверены в себе и делаем то, что делают все нормальные люди, а не бежим вперёд и не давимся куском по дороге. За ночь следы наши уже вполне могли оказать затоптаны местным зверьём, и так оно и было наверняка. Стоит ли тогда опасаться того, что прям вот сейчас возникнут из воздуха наши преследователи, и всё дело пойдёт крахом? Вот и я придерживаюсь того мнения, что не стоит.
– Как настрой, профессор? – Сдобный подошёл к задумчиво жующему Точинову. – Готовы продолжить нашу экскурсию?
– Конечно… – Тот задумчиво потёр лоб, чиркнув себя по стёклам очков ложкой, которую ему вручила Скопа. – Вы не переживайте, у меня сил ещё ого-го сколько.
– Это хорошо. – Сдобный сел на торчащую из земли бетонную плиту, обгрызанную временем до того состояния, что из неё редким частоколом торчала ржавая арматура. Усаживаться ему пришлось аккуратно. – Значит отряд в полной боевой готовности.
Скопа, сидевшая на будке, чуть свистнула.
– Ты чего? – Я немного напрягся.
– Вон там пролесок. В нём кто-то есть, и этот кто-то очень сильно хочет быть не незаметным. – Сестра аккуратно поднесла прицел к глазам, всматриваясь. – О как…
Хм, голос у неё был явно невстревоженным, что радовало. Интересно только – кого она там умудрилась заметить? Если кто-то из нашей, рейдерской братии, то можно будет попробовать выйти на связь через коммуникатор. Переговоры запросто могут начать следить уже здесь, используя всё возможное оборудование. А вот с КПК, если знать то, как и что нужно сделать, можно отправить сообщение так, что никто и не поймёт, кому и от кого оно пришло и ушло.
– Да это же Котёнок… – Сестра неожиданно улыбнулась. – А чего это чучело здесь делает и чего оно шкерится по дубравам и пролескам?
От те на… даже и не знаю, что сказать, если честно. Котёнок, а если быть точным, то Кот Андерсон, был весьма и весьма интересной личностью. Здоровенный, чуть полноватый и весёлый рейдер лентяй, который не очень любил ходить в одиночку, хотя и не относился к какой-либо определённой группе. Балагур и сказочник, похожий на престарелую поп-звезду Лазарева, до сих пор бодро и неутомимо прыгающего на сборных концертах-солянках. Ну, вернее на него молодого, так как Коту от силы было двадцать семь.
Как он попал в число тех рейдеров, которые выживали после первых заходов в Район, становились ветеранами и продолжали ходить и ходить, с его постоянными выходками и попаданиями впросак? Это вопрос очень сложный, если не сказать непонятный. Как бы то ни было, но, не смотря на то, что Андерсон постоянно попадал в какие-то неприятности, выкарабкивался он из них с завидной лёгкостью и славился изрядной долей удачи, так необходимой в этом нелёгком деле. А прозвище получил за два обстоятельства, и потом два совсем разных «погоняла» слились в одно, так ему подходившее. Андерсон был самым настоящим сказочником, могущим врать так складно и гладко, что в пору заслушаться. И ещё, по отношению к девушкам он всегда вёл себя именно как кот, молодой такой, довольный жизнью и донельзя ласковый. Так уж и вышло, что бродяга, на своём веку сделавший немало нехорошего и плохого, в обиходе мог быть просто Котёнком. Только чего он и правда здесь делает так рано по утру?
