- Вы посмотрите! - воскликнул Сема где-то за спиной, почти не заикаясь. - Вы только почитайте, что он тут пишет! Доэкспериментировалась ты, Наталья, довызывалась активной реакции. Д-дура...

Они обернулись, я тоже. Сема держал мой смятый листок, нагибаясь к пламени костра, чтобы было светлее. Его губы шевелились, он читал мои каракули. Как же я бумажку-то упустил. Сильное у меня кружение в мозгах было, когда выдумал написать этот десяток строк. Не был бы стукнутый, и сама мысль бы не пришла. А так рефлекс запрещения не сработал.

- А что... - начал Кузьмич, но так и не договорил. Лампочка у меня на террасе вспыхнула, будто собираясь перегореть, да так и осталась. Падающий на траву свет показался очень ярким. Вдали, в темноте, зажглись еще один-два огонька. Где в домиках, как и я, не повернули выключатели.

- Ну вот, - сказал я, - и Правдивый ваш тут как тут. Развели панику. Встал, отобрал у Семы листок, кинул в огонь.

Подумаешь, написал я там что-то. Ничего особенного и не написал. Ну, ворвется в Крольчатник еще один беззвучный невидимый вихрь. Как тот, с соснами. Только теперь пройдет, круша, по стенам, Ворота вышвырнет к черту. И все. Вырастет лес, и запоют в нем птицы. Радуга встанет, какую я видел, трехкратная. Или даже пяти. Все будут живы и здоровы. Написал, кажется, даже фразу, что Ежичка стоит рядом и мы смотрим на радугу вместе и загадываем желание. Говорю же, сильно побился. Разве мертвые возвращаются?

- Ты же нас всех убил, ст-таричок. Ты понимаешь?

- Дурак ты, Шмуля. Морда твоя жидовская. Все равно этого ничего не будет. Быть в нашем сладком Мире не может. Слишком хорошо.

***

Я плыл на скользком плоту по несуществующей стремительной воде. Вода окружала со всех сторон, она была снизу и сверху. Колола, как тяжелое грубошерстное покрывало, ворочалась, как искрящиеся соляные глыбы. Ослепляла вкусом. Оглушала касанием. А плот мой был мягкий до зелени, проваливающийся до восторга, быстрый до метели, едкий до шепота... О, Эжени.

Я понял, что со мной происходит. Лежу я на своей кровати, куда меня отвели, за зелеными шторами брезжит рассвет. Я вдруг увидел, как спустя всего коротенькую секунду окажусь неведомо где, за много-много километров от Крольчатника. Что устроено это все той же настойчивой рукой, переселившейся окончательно из моих снов в явь. Я так хотел увидеть все своими глазами? Вот мне и устраивают. Этот приступ мой, "накат", не закончится обмороком. Его используют более рационально.

И коротенькая секунда промелькнула.

***

Комната?.. Зал. Помещение с каменными, стенами, каменным полом и потолком. Среди неисчислимого множества сооружений, созданных человеческими руками с тех времен, как люди научились строительству, есть такие, в которые, построив, могли входить лишь очень немногие их них. Избранные. И больше никто. В этом каменном зале с той поры, как его вырубили несколько поколений рабов, чей прах под этими же плитами сам превратился в камень, побывало не более тысячи человек. За восемь тысяч лет. За четыреста поколений. Очень немного. Это не значит, что зал оставался забыт, что о нем вспоминали редко. Нет, длинные коридоры в скальной породе, что вела с поверхности в зал, прилежно содержались и освещались. Поддерживалась система вентиляции, устроенная древними. Выходы наверх (а их было совсем не один), подземные лабиринты, самые двери зала, многочисленные плиты черного батолитового гранита на каменных петлях находились под неусыпной охраной. Двум племенам, поселенным специально для того наверху, в горной стране, была доверена тайна. И они пронесли ее через эти тысячи лет. Менялись эпохи, где-то через кровь и разрушения создавались другие цивилизации, а горы молча собирали вокруг своих вершин облака и сбрасывали с себя снежные лавины. Что горам тысяча лет или десять тысяч? Они видели миллионы. И молчали. И молчали два племени. Они видели только горы.

Марат Сергеевич Богомолов переступал порог зала второй раз в жизни. Над входом в черном камне было вырублено изображение чуть сплюснутого сплошного круга, окруженного короной изгибающихся лучей. Как солнце во время полного затмения. Внутри зала, на стенах, на потолке, на полу, не было никаких рисунков и надписей. Зал был абсолютно гладким. Откуда здесь берется этот мглистый рассеянный свет, Марат Сергеевич не знал.

Его встречали пятеро. Троих он помнил по своему первому приходу, когда состоялось его посвящение. Про одного из двух незнакомцев сразу появилось ни на чем не основанное чувство, что этот - соотечественник. У всех пятерых была совершенно одинаковая ментальная защита - черный непроницаемый круг в короне белого пламени. Как и у самого Марата Сергеевича. Как знак над входом.

- Чем вызвано ощущение? - Спрашивающий был дружелюбен, просто задавал светский вопрос. Говорил по-испански, с латиноамериканским выговором. Серебряный ежик и такие же усы на породистом тонком лице.

- Как ни странно, у меня возникли трудности с визой.

- Оттуда? - спросил по-английски другой.

- Нет, сюда. Впрочем, все улажено. Приношу свои извинения.

- Разумеется. Все-таки успеть за тридцать шесть часов на другую сторону планеты - непросто. Все это понимают. Каждому из нас тоже пришлось поторопиться.

Говоривший (также по-английски) посмотрел на Марата Сергеевича особенно тепло. Это он полвека назад отметил энергичного, абсолютно лишенного догм, высокообразованного молодого человека в разведывательных органах страны, погрязшей в стальном режиме. Только что вышедшей из войны и остающейся одной из самых, если не самой непредсказуемой в новейшей истории человечества. Уже три десятка лет после радикального политического переворота эта страна жила без внимательного взгляда Присматривающих.

Среди Присматривающих не было ни одного уроженца оттуда, а возможные кандидатуры либо стремились только вырваться за ее пределы, либо - что чаще - уничтожались внутри. Водовороты истории одной отдельно взятой страны мало волновали Присматривающих. Но тайные знания, открытые немногим, оказались утеряны в ней либо попадали в неподходящие руки. Выстраиваемая в стране система могла оказаться и оказалась столь могучей, что последствия направленных в скрытую, сакральную область человеческой деятельности неразумно сконцентрированных усилий без оглядки и контроля посвященными даже представить себе невозможно. Возглавляемые будущими коллегами Марата Сергеевича специальные институты и секретные лаборатории привлекали к своим работам людей, чьи необычайные способности, будучи возбуждены и развиты, могли, как набирающий скорость снежный ком, сорвать человечество в гибельную пропасть высвободившихся парасил. Присматривающие не могли такого позволить. Результатом принятого в этом зале пятьдесят два года назад Решения явился перевод сотрудника военной контрразведки (как раз был промежуток между СМЕРШем и ГРУ) Богомолова М.С. в Отдел зарубежных операций. Длительная командировка в качестве добывающего офицера в Аргентину, с которой первой из южноамериканских государств установили дипломатические отношения после войны. Встреча с тихим доброжелательным маленьким человеком, любителем орхидей и знатоком древних японских танка, таких неожиданных среди пальм и раскаленных белых улиц Байреса. Поведанные простым голосом тайны, от которых кружилась голова. Долгое путешествие через треть континента, несколько границ, сельву, горы. Каменный зал. Посвящение. И неизменная, все последующие десятилетия незримая поддержка нового Присматривающего во всех его начинаниях. В деле, которое он принял всем сердцем. Деле всей его жизни.