Первые лучи рассвета окрасили фиолетовое небо, чуть опережая восход солнца. Дождь слегка ослабел, но ветер продолжал задувать внутрь, подобно стрелам атакующей армии. Мгновение Морган благодарил богов за свое скромное убежище, но тут же начал беспокоиться о том, что с ним будет, если буря не прекратится, и вдруг услышал новый звук, пронзивший даже яростный гнев ветра.

Риииии! Риииии!

Никогда прежде Морган не слышал ничего похожего, звуки были не столько громкими, сколько чистыми, и он понял, что их источник находится где-то рядом. Казалось, это зов ястреба или какого-то мелкого животного, кричащего от ужаса в когтях хищника. Морган еще дальше забился в расселину. Он не хотел встречаться с тем, кто способен охотиться в такую погоду.

Морган уже начал забываться тревожным сном, когда его напугал громкий треск – казалось, упало сразу несколько ветвей или рухнуло целое дерево, не выдержав напора ветра. Он прищурился, пытаясь что-то разглядеть в тусклом рассветном воздухе, увидел переплетение ветвей ясеня, только что упавшего на землю рядом с его скалой, и среди веток и трепещущей листвы – нечто маленькое, круглое и плотное. Оно снова закричало:

– Риииии! Риииии! Риииии! – Но даже не пыталось выбраться из-под упавших ветвей.

Морган довольно долго – или так ему только показалось – наблюдал за переплетением веток. Пронзительные тревожные крики становились менее громкими, но не прекращались. Моргана охватило смятение – нет, он не боялся за себя, а из-за этих бедственных криков маленького испуганного существа, страдающего от боли. Однако он не шевелился, хотя каждый новый крик вызывал у него самого боль.

Когда ветер наконец начал слабеть, а стихающий дождь стал падать под более естественным углом, Морган выбрался из своего убежища. Весь склон известнякового отложения был усыпан ветками и грудами листьев, но упавшее с ними существо замолкло. Морган осторожно приблизился к нему, держа меч в руке. По мере того как он подходил все ближе, ему удалось разглядеть на земле огромную кривую ветку, которая увлекла за собой несколько других.

Он наклонился и увидел, что между ними застряло какое-то маленькое коричневое существо, все еще живое, потому что оно обратило на него свои темные с белыми полукружьями глаза. Затем существо начало биться, но было видно, что силы у него уже закончились и оно знает, что ему не удастся выбраться на волю после огромного множества неудачных попыток.

Существо было не больше человеческого ребенка, но Моргану не удавалось разглядеть его как следует – рыжевато-коричневый мех и участки розовой кожи, потому что большую часть покрывали листья и грязь. Морган кончиком меча приподнял одну из веток, а потом отломал ее у основания. Существо наблюдало за ним и не шевелилось, однако его широко раскрытые, полные слез глаза неотрывно следили за ним.

Довольно быстро Морган обрубил или сломал достаточное количество веток, чтобы освободить маленькое существо, и отступил в сторону, чтобы позволить ему убежать, но оно не шевелилось. Интересно, напугано оно или просто сильно пострадало. Морган огляделся по сторонам, но склон выглядел пустым, лишь повсюду валялись сломанные ветки.

– Рииии, – пропищало существо, и на этот раз Моргану показалось, что оно умирает.

Морган и сам не понимал, почему он так поступает, однако он медленно и осторожно убрал остальные ветки – и теперь смог полностью разглядеть маленькое существо. Он не очень хорошо разбирался в лесных зверях, но это животное показалось ему совершенно незнакомым, а когда Морган увидел тонкие розовые пальцы на передних лапах, он вздрогнул. Это, или нечто подобное, прикоснулось к нему, когда он в первый раз спасался в лесу от преследователей. Наверное, это один из сидевших на деревьях наблюдателей, которые следовали за ним по лесу.

Несмотря на почти человеческие руки, существо совсем не походило на обезьяну. У него была заячья губа и длинные плоские передние зубы, как у крысы или белки, но большие глаза говорили о том, что это достаточно разумное животное, а маленькие круглые уши, низко расположенные на голове, придавали сходство с человеком, такое же тревожное, как и розовые пальцы. Маленькая грудь быстро поднималась и опускалась, существо явно было охвачено ужасом, однако Морган опасался, что оно может его укусить, если он попытается ему помочь еще каким-то образом, поэтому он присел на корточки и продолжал смотреть на диковинное существо. Однако оно по-прежнему не двигалось.

Морган уже почти сдался, предоставив ему жить или умирать, но когда он встал, оно неожиданно оскалило зубы.

– ЧИК! – громко сказало оно, а потом добавило: – Риии! Риии! Риии! – напугав его так, что Морган отступил на шаг.

Он услышал шум среди деревьев, поднял голову, и ему показалось, что он увидел что-то красное, но уверенности у него не было.

– Чик! – снова крикнуло маленькое существо, и его голова закачалась из стороны в сторону, словно оно истратило последние силы.

Морган наклонился над ним, несколько раз намотав на руки плащ. Когда он поднял существо, отбросив в сторону последние ветки, оно зашипело и снова чикнуло на него, слабо сопротивляясь в его руках, но не попыталось укусить. Впрочем, Морган подозревал, что если бы у него осталось больше сил, оно бы так поступило. Даже сквозь ткань шерстяного плаща Морган чувствовал, как зверек дрожит, и уже не думая завернул его в плащ и положил на сгиб локтя. Он услышал новый шум над головой, но другие голоса не ответили на тихие рии-риии.

Морган отнес диковинное существо в расселину, завернув его в плащ так, чтобы голова оставалась на воздухе, а конечности были прижаты к телу, как у младенца в пеленках, устроился поудобнее в своем убежище и положил зверька на колени. Тот постепенно перестал сопротивляться, большие глаза закрылись, но грудь продолжала подниматься и опускаться под руками Моргана.

– Риииииии… – выдохнул зверек, а потом смолк, и теперь тишину нарушало лишь его тихое дыхание.

Морган прижал его к груди, чтобы согреть, и вспомнил те дни, когда его сестра Лиллия была ребенком – единственное, что помогало ему отвлечься от ужаса после смерти отца, это когда он держал ее на руках и смотрел в невинное лицо сестры.

На некоторое время он даже забыл о голоде.

Они волокли, толкали и тащили живого связанного дракона вниз по склону горы, и даже с учетом того, что большая часть работы приходилась на Го Гэм Гара, задача казалась почти невыполнимой. Несмотря на то что гигант начинал трудиться за несколько часов до восхода солнца и заканчивал сильно после заката, к концу первого дня огромный связанный червь проделал совсем небольшой путь по склону. Тащить чудовищно тяжелое существо по неровностям, камням и впадинам было так тяжело, что Го Гэм Гар выбивался из сил, а дракон так стонал и хрипел от боли сквозь стянутые веревкой челюсти, что Нежеру даже начала его жалеть. Его глаза, каждый величиной с большую тарелку, в отчаянии закатывались, а из громадной пасти капала пена.

Певец Саомеджи старался действовать осторожно, когда засовывал кей-вишаа между массивными челюстями дракона. И находившийся в одурманенном состоянии огромный зверь извивался и стонал, словно ему снились жуткие кошмары. Нежеру прислушивалась к тому, как скрипят связывающие монстра веревки после каждого его судорожного движения, и не могла даже представить, что их всех ждет, если запасы кей-вишаа Саомеджи закончатся.

Впрочем, Нежеру и Ярнульф чувствовали себя ничуть не лучше. Днем они на носилках, сделанных из плаща Ярнульфа, несли обожженное и изуродованное тело командира Руки Мако. После получения чудовищно болезненных ожогов от крови дракона Мако весь день оставался без сознания, и о том, что он все еще жив, можно было догадаться только по редким стонам и едва заметным движениям. Нежеру изо всех сил старалась не обращать внимания на боль в сведенных судорогами пальцах. «Ярнульф не прошел, как я, подготовку Жертвы, – думала она. – Ему еще труднее переносить боль».