– Не бойся, – сказал монстр со странным акцентом на хикеда’ясао, но вялый рот не пошевелился, словно подтверждая, что лицо – не более чем маска. – Мы не причиним тебе вреда.

Теперь Зои заметила, что вторая голова, такая же гротескная, как и первая, лысая и с круглыми, слегка косыми глазами, с интересом, как показалось Зои, наблюдала за ней, и, когда снова зазвучал голос, она поняла, что говорит именно она.

– Пожалуйста, больше не делай свет таким ярким, – попросило существо. – От него болят глаза у меня и у Дасы.

Зои собралась сделать свет максимально ярким, но голос звучал спокойно и убедительно, казалось, существо извиняется, и Зои заколебалась. Она отошла еще на пару шагов и только тогда сумела разглядеть, что на кухню вошло не существо с двумя головами, а два существа, и одно из них несло другое. Говорящая голова покачивалась на сморщенном, почти детском теле, ноги которого заканчивались обрубками в том месте, где должны находиться колени. Кивающая диковина удобно устроилась на сгибе мощной руки носильщика, одного из почти лишенных разума тинукеда’я, выведенных для служения, но у этого была высохшая нога, и Зои поняла происхождение странных звуков, которые слышала раньше.

Впрочем, она знала, что в Наккиге не могло быть носильщика калеки, не говоря уже о существе размером с ребенка, но без ног – хикеда’я никогда не оставили бы в живых таких уродливых существ. Даже Вийеки, самый добрый из всех хикеда’я, которых она знала, приказал бы их уничтожить.

– Кто вы такие? И что вы такое? – спросила Зои дрожащим голосом.

– Найа Ноз, – ответил изуродованный ребенок. – А это мой названый брат Даса. Он не говорит. – Распухшее детское лицо стало мрачным. – Мы Невидимые – но ты не должна беспокоиться. Наши младшие украли у тебя еду. Мы сожалеем, но они долго оставались без пищи, а последний урожай был очень плохим. Мы постараемся вернуть тебе то, что они забрали.

События дня получились такими шокирующими, что Зои могла только ошеломленно смотреть, как существо размером с ребенка позвало оставшихся Невидимых, которые стали выскакивать из-за печи и других потайных мест, испуганно поглядывая на Зои, промчались мимо нее, словно она была спящим хищником, а не жертвой их набега. Маленькие страшилки последовали за своими спасителями и через несколько мгновений исчезли в темноте. Зои захлопнула за ними дверь и, спотыкаясь, вернулась на кухню, чтобы собрать оставшиеся крохи еды, безмолвно рыдая и сгребая их в кучку, – они станут ее поздним ужином – быть может, последней трапезой за долгое время.

Нонао, секретарь, заменивший бедного Йемона после казни, был незаметным даже по строгим стандартам хикеда’я, но Вийеки все же увидел его, когда тот встал снаружи простой наклонной стены из ткани, служившей материалом для палатки магистра. Вийеки не стал поднимать взгляд и приветствовать своего секретаря, а продолжал читать потрепанный экземпляр «Пяти пальцев руки королевы» – казалось, полностью сосредоточившись на книге. Наконец даже терпение Нонао стало подходить к концу: он слегка пошевелился и перенес вес с одной ноги на другую.

Вийеки бросил на него быстрый взгляд, чтобы показать, что видит Нонао, и снова опустил глаза на книгу.

– Что ты хочешь? – спросил магистр.

– Бесполезный слуга просит вашего прощения, Верховный магистр, но прибыл родственник королевы, принц-храмовник Пратики.

– О, – Вийеки продолжал скользить глазами по тексту, который не слишком его занимал.

Как и все представители его касты, он запомнил знаменитый трактат наизусть еще до того, как стал взрослым.

– Вы не хотите его приветствовать, Верховный магистр?

– Конечно, хочу! Вот почему я вернулся к словам почтенного Ксохаби. Чтобы напомнить себе, чего от меня ждут, что является правильным. – Он поднял книгу, словно Нонао не видел ее раньше. – Ты читал «Пять пальцев»?

– Да, господин!

– Она полна мудрости. В ней содержатся советы на все случаи жизни. – Вийеки начал читать: – «Пять пальцев – есть инструмент королевы, Матери народа, они кормят, укрывают и защищают ее народ. Без знания этих инструментов и умения их использовать, без энергичной решимости действовать ради всеобщего блага, дворянин будет только мешать, а не помогать королеве в ее великой работе». Ты с этим, конечно, согласен, Нонао?

– Конечно, господин. Я живу, стараясь следовать этим мудрым словам, и они всегда присутствуют в моих мыслях, когда я служу вам и Всеобщей Матери.

– Хорошо, хорошо. – Вийеки продолжал игнорировать растущее беспокойство Нонао. – Каким же мудрым был великий Ксохаби! Ты только вслушайся, Нонао-тса, – элегантная простота его слов продолжает поражать, даже после стольких Великих лет! «Верность народу – есть первый палец. Если ты полностью не отдаешься своим людям, то становишься не лучше одинокого витико’я, живущего в пустошах, который охотится без стаи и умирает в одиночестве от голода». Как верно! Того, кто отказывается от своего народа, ждет одна судьба – смерть.

– Да, господин.

– И как много радости я извлекаю, возвращаясь к мудрости этой книги, сколько бы раз я ее ни перечитывал. Верность своему народу! Верность городу! Верность ордену и, конечно, нашей королеве и Саду, породившему нас!.. – Он покачал головой в ироническом изумлении. – Я слышал, что в этом тонком томике написаны все слова, которые необходимы для хорошей жизни. Я никогда не устаю от шедевра великого Ксохаби.

Нонао уже мучительно ломал руки, не в силах справиться с тревогой.

– Никто не почитает Ксохаби – или вас – больше меня, господин, пожалуйста, простите мою непростительную настойчивость…

Вийеки решил, что уже достаточно помучил слугу. Он не испытывал неприязни лично к Нонао, но Вийеки точно знал, что его новый секретарь сообщает о нем и его делах родственникам Кимабу, жены Вийеки, впрочем, как и многим другим. Найти честного и неподкупного кандидата на подобную должность было совершенно невозможно – таких во всей Наккиге днем с огнем не сыщешь, и ни у кого из них не хватало таланта и ума, чтобы хорошо выполнять работу чуть более сложную, чем намазывание масла на ломоть пуджа, – так что Вийеки вполне устраивал секретарь, которому он с самого начала не мог доверять.

«Однако мой старый наставник Яарик предупредил бы меня, что не следует обращаться с ним слишком плохо. Лучше иметь равнодушного врага, чем полного недовольства. И если я буду насмехаться над «Пятью пальцами» слишком явно, он об этом доложит кому следует», – подумал Вийеки. Книга была предметом почти религиозного поклонения среди дворянства, хотя Вийеки не сомневался, что многие из самых ярых ее сторонников относились к раболепной книге Ксохаби не лучше, чем сам Вийеки.

«Таким образом, мы сами делаем из себя лжецов, тем самым доказывая, что и Ксохаби – лжец».

Новая мысль вызвала у него внезапный страх. Неужели он сходит с ума, если столь еретические идеи так легко приходят ему в голову в последнее время.

Жертвы выстроились на краю лагеря, застыв в суровой неподвижности рядом со строителями Вийеки и остальной частью отряда, пока принц-храмовник вместе со своей свитой поднимались по склону холма в глубокой синеве ясной ночи. На лице Верховного магистра застыло выражение безоблачного удовлетворения – единственно возможное для аристократа в присутствии родственников королевы. Вийеки заметил, что принц-храмовник одет в полные доспехи, соответствующие его положению, поверх он накинул белый плащ с желтой окантовкой. У Его безмятежного высочества Пратики были длинные белые волосы без украшений, а кожа такой бледной, что казалось, будто она испускает сияние, точно воск горящей свечи, но глаза принца-храмовника, пусть и спокойные и почти скорбные, внимательно наблюдали за всеми.