С речью выступил прокурор, из всего потока его слов я услышала одно: «восемь лет»… Восемь чертовых лет за то, чего я, невиновная девушка, не совершала, и должна поплатиться за то, что влюбилась в подонка. Андрей выступал на суде тоже, такого дерьма в свой адрес я не слышала ни от кого. Шок настолько мной овладел, что я не знала, что же мне предпринять.
– Александра, признайте вину, вам дадут условку, – адвокат шепнула на ухо.
Судья предоставил мне финальное слово…
Я признала вину…
Глава 3
После объявления приговора моя жизнь была словно во сне. Только редкие вспышки. Сначала мой истеричный крик, взывающий к справедливости. Потом конвоиры, закрепляющие на запястьях холодный металл наручников. А потом… Потом я подумала, что попала в ад.
В специальном поезде меня отвезли в глубокую Сибирь, где от станции на автозаке переправили в колонию общего режима. Душа была растерзана. Никаких сил бороться не было. Да и с кем бороться? С мельницами? Мне и так дали «всего» 2 года. Это, по словам адвоката, вообще благодать. Не верить ей у меня причин не было. Тем более другого защитника все равно нет. Родители плакали, услышав приговор. До сих пор помню их шок, хотя и сама была почти в состоянии аффекта. А мой крик все еще иногда врывается в память, когда я пытаюсь анализировать, что же все-таки произошло. Как я, медик по образованию, только вступившая во взрослую жизнь, вдруг осуждена по статье о краже.
Жизнь кончена. Два года это целая вечность… Как пройти колонию и остаться человеком?!
– Как тебя зовут? – спросила меня мрачного вида тетка, когда конвоирша затолкнула в камеру на 20 человек.
Сердце стучало в груди как умалишенное. Было до жути страшно. Словно я в темном переулке, а за мной гонится толпа подонков. Только в переулке все же есть крошечный шанс убежать. А тут нет. Камера от силы 50 квадратных метров с двумя крошечными окошками с решетками и за спиной металлическая дверь. Бежать некуда. Спасаться негде.
– Я Александра, – ответила не своим голосом.
– Александра… Так послушай, Александра. Я Нина Петровна. Будешь обращаться ко мне только так. Если я тебе скажу помыть мне ноги, будешь мыть ноги. Поняла? – последнее слово рявкнула мне в ухо, отчего мои перепонки чуть не лопнули.
– Пошла ты! – сжала кулаки, готовая рвануть на нее, если только рыпнется.
– Не будешь следить за своим базаром, тебя найдут с перерезанным горлом. Поняла? – как-то изловчилась и, схватив меня за волосы в косе, шепнула в ухо.
– Поняла, – я быстро сдалась.
Идти на прямой конфликт с той, которая, по всей видимости, всех в камере держала в страхе, я не решилась. Да и какой смысл? Совсем не знаю местных законов и правил поведения. Буду лезть на рожон, точно отгребу, что и сама рада не буду.
– Садись. Твоя койка, – ткнула пальцем на неопрятного вида кровать. – Я с тобой потом поговорю. На прогулке.
«Прогулку» я ждала со страхом. Кто знает этих сокамерниц… Что у них в голове? Это я невиновная. А они могут быть настоящими преступницами. Да и эта тетка явно не наводит на мысль о чем-то доброжелательном. Усевшись на койку, тряслась как осиновый лист на ветру. Хотелось плакать от бессилия. Меня предал тот, в кого я влюбилась до беспамятства. Я его боготворила, а он пришел в суд и сказал, что подозревает именно меня. На вопрос моего адвоката, не мог ли это он взять ожерелье, рассмеялся. Да, ему было смешно. А мне совершенно нет. Мало того, что этот козел меня жестко подставил, так еще расхлебывать мне 2 года. Он использовал меня не только как сосуд для своих сексуальных потребностей, что-то вроде урны для плевков, так еще и, не разобравшись, стал обвинять в преступлении! Теперь мне 2 года сидеть в колонии!
Эта целая вечность! Сидеть за то, чего не совершала, преступление! Преступление органов правосудия и следствия! Преступление тех, кто на меня наговорил!
Но как им доказать, что это не я. Впрочем, чего доказывать? Ведь когда прокурор озвучил 8 лет, что требует для меня, я, по рекомендации адвоката, признала вину. Думала, все обойдется. Нет, не обошлось. Дали два года колонии.
Теперь главный вопрос. Как я могу смягчить приговор? Что могу сделать?..
⁂
– За что сидишь? – подошла ко мне на прогулке Нина Петровна.
Женщина с короткой стрижкой под мальчика и раскосыми зелеными глазами. Ее каштановые волосы развевались на промозглом осенним ветру, придавая ей не такой грозный вид как в камере.
– Я не виновата. Меня подставили. Подставил мой парень, – слезы полились градом.
Не думала, что снова буду плакать, озвучивая причины отсидки, тем более не предполагала, что, говоря это постороннему человеку, так начну жалеть себя.
– А-ха-ха-ха! – ее едкий смех немного отрезвил. – Все мы не виноваты.
– Не смешно! Андрей Герт, очень влиятельный человек моего родного города, так поступил со мной. Он украл драгоценность у своей матери Надежды Герт, члена Совета Федерации, а повесил это на меня.
– Надежда Герт? Хм… Слышала о ней. Коррупционерка, каких поискать. А что там за история, ну-ка расскажи.
– Я познакомилась с Андреем. Меня пригласили на его вечеринку. И закрутилось-завертелось. Он пригласил меня в дом своих родителей. В их спальне надел на меня то самое ожерелье. Потом снял его. И все. Меня обвинили в том, что я украла ожерелье.
– Какие-то слабоватые доказательства… А ты вину признавала?
– Да. Мне так сказала адвокат.
– Деточка, где ты взяла такого адвоката? Даже матерые преступники вину не признают. У суда, как я поняла, на тебя и не было доказательств. А адвокат твоя, скорее всего, работает на Герта.
– Да? – захлопала ресницами. – Не может быть.
– С чего не может? Ты ее где брала? Уверена в ней на все 100?
– Мне ее суд предоставил.
Нина хихикнула.
– Стандартная схема. Девочка, тебя специально засадили сюда. А ожерелье, по всей видимости, для чего-то специально выкралось у этой семейкой. Не знаю. Страховка или чтобы скрыть имущество, добытое преступным путем.
– Вряд ли второе. Она бы не стала заявлять о реальной стоимости в 120 миллионов.
– Не хило так тебя на счетчик поставили! Так… А Андрей этот. Ему деньги нужны были для чего-то?
– Не знаю. Вряд ли. Он же их сын.
– Сын, не сын. Когда отпрыск только и делает, что разбазаривает законно наворованное, то захочешь прикрыть лавочку. Он наркотой не баловался? Или может в азартные игры играл.
– Не знаю, – честно ответила.
Да и откуда мне знать? Мы всего-то пару раз в жизни встречались. То, что у него было в инсте, никак не говорило о пагубных привычках.
– Короче, о нем ты ничего не знаешь. Вполне вероятно, что он спер побрякушку своей мамаши, чтобы, например, покрыть свои долги.
От ее слов у меня упала челюсть… Она ведь может оказаться правой. Андрей мог… мог меня подставить из-за своих проблем. Слезы вновь брызнули из глаз.
– Да не вой ты. Сколько тебе сидеть?
– Два года.
– Это же ерунда! Тем более время следствия и суда всегда учитывается. Не заметишь, как время пролетит. Хуже другое, после отсидки тяжело на нормальную работу устроиться…
– Выйду и отомщу ему!
– Не говори глупостей. Он тебя просто закопает. Когда выйдешь, не высовывайся.
– Нет… Он меня еще не знает!
Нина снова заржала.
– Ты за свою шкуру лучше беспокойся. У него есть деньги, власть и влиятельные родители. Что есть у тебя? Как мстить будешь?
– Не знаю…
– То-то же!..
⁂
Меня выпустили по УДО через 1,5 года. Нина была не права. Может для нее такой период времени и пролетает незаметно. Я же жила, снедаемая ненавистью, и мои дни растягивались в недели. Время тянулось чрезвычайно медленно. Зато это помогло мне построить план мести. Не самый умный, если быть честной. И слишком импульсивный, если посмотреть со стороны. Но ненависть и жажда мести были сильнее меня…
Вернувшись в родной город, поехала по старому адресу…