Данилка смотрел-смотрел на них, потом встал - и как шагнет! Первый шаг то его был.
Аксинья радуется, улыбается. Исхудала, румянец с лица исчез, а все равно она краше прежнего Настёнке показалась. Давно она свою мачеху такой счастливой не видела. И поверилось Настёнке, что уж теперь-то в ее дому все будет хорошо.
Кабы она с Аксиньей посоветовалась, так бы и было. Строга была Аксинья во всем: чужого не брать, наказы выполнять, старших слушать... Да вот незадача - никому, ни единой живой душе, не сказала Настёнка про русалочьи бусы. И про наказ русалки - вернуть, как заговоренные бусины используешь - позабыла вовсе. Блестели теперь бусы на ее шее; ни у кого таких не было.
И душа у Настёнки радовалась, пела, в поднебесье рвалась жаворонком. И коровушка к ней головой рогатой прислонилась - будто чувствовала, что Настёнка ее спасла...
Вывела Настёнка коровушку в лес, на свежую, первую в этом году траву. Привязала. Стоит, ладонью по боку пегому гладит, похлопывает, бусы на шее блестят.
И вдруг видит - куст-то рядом не куст, а в человечью фигуру складывается! В женскую. Стоит прямо супротив нее баба незнакомая, некрасивая - страшно некрасивая, не по-людски, одни глаза, как у рыси, поблескивают. И падают кудрями на плечи под крапивной рубахой дивной роскоши кудри.
- Тетушка русалка, - опомнилась Настёнка.
- Что ж ты, девица, бусы мне не вернула, как истратила? - спрашивает русалка. Без гнева, с грустью даже какой-то.
- Прости, - Настёнка виновато потупилась. - Позабыла я про этом совсем. Очень уж тяжело мы выживали все это время...
- Прощу, ежели так, - отвечает русалка. Смотрит ей в глаза этак проницательно и спрашивает снова: - А точно ли позабыла?
Тут уж Настёнке совсем стыдно стало. Одно - и правда позабыть или отложить дело, какое недосуг выполнить. А другое - когда и выполнять-то не собирался.
- Красивые они очень, - выговорила, краснея. А русалка улыбается.
- Так, значит, по душе тебе русалочьи бусы? И сны русалочьи?
- Очень по душе, - зачастила Настёнка, - и красивые они, краше не бывает, и носить их за счастье...
Частит, а сама надеется: вдруг простит?
- Ну, раз по душе, так и оставайся одной из нас, - проговорила русалка мягко. - Добро пожаловать, сестрица.
Ахнула Настёнка. Ей бы перекреститься - да крестик, дзинь, и упал с лопнувшей цепочки. Ей бы "Отче наш" прочитать - да язык во рту застыл. Затряслись ее руки, задрожало все тело, и коса, развернувшись, упала на плечи длинными и пышными искристыми кудрями...
Взяла ее за руку русалка и повела за собой. Вечером Аксинья и Машка проводили дорогих гостей, а потом забеспокоились: что-то Настёнки долго нет. Пошли они в лес, заодно и коровушку отвязали, домой погнали. А Настёнку звали, звали, да так и не нашли. Только подобрала Машка возле коровушки маленький оловянный крестик на разорванной цепочке.
