Литмир - Электронная Библиотека

  Помялась Машка. Спрашивает:

  - А верно бают, что ты вещие сны видишь?

  Вздохнула Настёнка. В ту ночь как раз сон ей был.

  Виделась ей охота. Будто встала она на лыжи, как отец учил, ружьишко за спину закинула - и бегом по лесу. И так ей хорошо, весело, ледяной ветер щеки будто огнем цалует - куда там женихам! - и бодрит... А потом во сне вспомнилось Настёнке, что ружье отцовское злые люди украли. И увидела она, что не лыжи у нее, а четыре лапы. Не людские - волчьи. Запах крови почуяла, и задор в груди, а потом и увидела огромного лося. Уши к голове прижала...

  - Верно, - ответила наконец Настёнка. - Сон мне был, что пора в третий раз...

  И осеклась. Про бусы-то она никому не сказывала.

  Укуталась Настёнка потеплее в шубейку да в валенки, платков три штуки навертела на голову. Рукавицы отцовские напялила. Большие они, а все лучше, чем с тонкими варежками, которы Аксинья вязать из Машкиной пряжи взялась.

  Вышла на опушку леса.

  Вынула заветные бусы.

  Последняя бусина в них была особенная - с нацарапанным волком...

  И упала Настёнка на четыре волчьи лапы, как во сне. И так ей стало сразу весело, ровно опьянил ее холодный воздух, и шорохи лесные, и запахи - снега, зайца, глухаря, других волков... Каждый внятен стал. Каждый знаком.

  Но не заяц ей был нужен, и не глухарь. Глухаря на их семью бы не хватило.

  Ринулась Настёнка в лес. Спешить ей надобно было - лесные волки чужаку в голодное время рады не будут, еще прогонят, где тогда мясо добывать? Шелестели лапы о снег без устали. Кто же не знает, что волк может бежать долго-долго без отдыха? И радостно было Настёнке, что она так долго бежит и не запыхалась даже, и что плотная шерсть надежно хранит ее от мороза, и что ухо каждый легчайший шорох улавливает, а нос - каждое веяние самого слабого запаха... Вот и тот самый запах. Ни с чем не спутаешь!

  И поспешила Настёнка на запах. Легко, словно струясь, проскользнула через кусты, через бурелом, мимо сугроба пронеслась - даже не задела. Будто перышко серое летит. Только следы на снегу и оставались.

  А вот и лось. Все как во сне, ликует Настёнка про себя. Завыть бы торжествующе - а нельзя, лось услышит и убежит. Трудно ему, бедолаге, в морозы. Ноги в снег проваливаются. Травы свежей не найдешь. Кабы не кора на молодых побегах да не лишайники на старых стволах, не выжили бы лоси зимой.

  Да и волку трудно в морозы. Бескормица да холод их подкашивают. Лес прозрачным становится - к добыче не подберешься, зверье лесное чуткое. Охотники подстрелить норовят.

  Трудно человеку в морозы...

  Прижала Настёнка уши к голове. Прыгнула.

  Волк - не рысь, он по-другому охотится. По чести говоря, Настёнке бы стаю надо. Лося того загнать, окружить, потом вожак в горло вцепился бы. Но где ж ты ее, стаю-то, возьмешь? Русалочья бусина одной Настёнке дадена... Пришлось Настёнке самой сигать да в горло целиться.

  А горло у лося толстое, могучее. Шкуру крепкую прокусить попробуй. Шерсть длинная, сквозь нее до горла не доберешься. Мотает огромный лось головой, пытается сбросить Настёнку, бьет ее телом о деревья.

  Будь Настёнка обычной волчицей - отступилась бы. Но волчица зверь неразумный, а Настёнка - человек. Не о себе она думала. О Машке думала, о Данилке, об Аксинье, которая сама не ела, чтобы сынишку накормить... О коровушке, матушке-кормилице, которую придется зарезать, если Настёнка сейчас этого лося не добудет, - а потом как жить?

  Захрипел лось, слабеть стал. Сама Настёнка тоже из последних сил держалась. Но поняла, что побеждает, и сжала челюсти так, что скулы свело. Все тело у нее побито было, хвост и задние лапы совсем не двигались, из груди одни хрипы выходили вместо дыхания.

  Дрогнул лось и осел на снег.

  Настёнка рядом с ним без чувств повалилась. Хорошо, скоро оклемалась, а то замерзла бы насмерть. И, как всегда, очухалась она уже в человечьем образе.

  - Вот дуреха я, - говорит сама себе. - Как же я теперь этого лося домой-то дотащу?

  Связала кушаком из бурелома что-то вроде саней, один из платков под веревку приспособила. Влетит, думает, мне за этот платок и за кушак...

  И потащила.

  Неделю после той охоты Настёнка отлеживалась. Аксинья жиденькой похлебки наварила и кормила ее с ложечки, и все удивлялась, как же Настёнка в одиночку лося дотащила? И как она его у волка отбила?

  Так и дотянули вчетвером до весны...

  А весна в тот год была на загляденье. Шумливая, веселая, солнечная. И вправду из-под снега мертвецы вытаивали, и вправду многих в деревне недосчитались. Голод да холод унесли жизни, скосили, как коса траву на лугу. Поп только и знал, что ушедших отпевать...

  А Настёнке казалось, что и солнце выглянуло затем, чтобы новые души принять да понежить в раю.

  Купила Настёнка три стеклянные бусины и подвесила к своим бусам вместо заколдованных. Чего, думает, такие исправные бусы бросать только из-за того, что заколдованные уже использованы? Ну обуглились. Настёнка их в земле захоронила, возле батюшкиной и матушкиной могилок. А на их месте пусть новые, стеклянные, искристыми гранями играют...

  Тем временем нагрянули к ним в гости Дашка с мужем. Муж с братом был, Настёнкиным женихом сговоренным, а еще с ним друг был, помоложе. И уж так он на Машку глядел, глаз не отрывал!

  А Дашка сказывала, что парень тот и работящий, и добрый, каких редко встретишь, и за словом в карман не лезет. Да и лицом он вышел. Настёнка Машку подталкивает исподтишка: ну, вот же он, жених-то твой суженый-ряженый, самолучший!

6
{"b":"683358","o":1}