— Я болен тобой, Луиза. К ней животная страсть, а к тебе нездоровая тяга. Тебя хочу оберегать, как розу.

— Я тебя ненавижу, — Люк подходит ближе, пальцем гладит меня по щеке, затем опускается к шее и к декольте.

— Ты стала краше, Лу, красивее, высокомернее и такой взрослой. Эта буря внутри тебя стала накрывать всех, кто рядом с тобой.

— Не прикасайся, — я начинаю ворочаться, от чего он только смеется.

— Я сделаю это снова, — Люк наклоняется, и целует меня, но я сильно кусаю его губу.

— Ха, — он смеется и вытирает кровь кончиком пальца, — строптивая и неугомонная, чем больше будешь сопротивляться, тем больше я буду заводиться. Знала бы ты, как я хочу тебя, но ты еще не готова.

— Ты чокнутый, — я вжимаюсь в угол и подгибаю под себя колени.

— В точку.

Я перестала считать, как долго нахожусь здесь. Не хочу засыпать потому, что не прощу себя, если дам этому животному коснуться меня. В какие-то моменты глаза закрываются, и меня накрывает, но я не позволяю себе уснуть. Он прикладывает мне мокрую тряпку к затылку, и становится чуть легче. Моя рана все еще кровоточит? Почему так больно?

— Я хочу в туалет.

— Туалет на улице. Иди на ведро.

— Я хочу в туалет, и мне нужно умыться, и меня тошнит.

— Лу, ты вечно создаешь проблемы.

Он выводит меня в небольшой дворик. Это двухэтажный дом, я стараюсь запоминать какие-то детали. Моя цель поймать его, обхитрить и привести полицию, а не сбежать от него. Туалет оказался обычным, по типу общественного.

Микрофон спрятан в лифчике, но предполагаю, что в подвале они либо не слышали ничего, либо слышали с помехами. Я закрываюсь на замок и включаю воду. Иду в туалет, а затем умываюсь, попутно диктую информацию.

— Мне нужна помощь, это двухэтажный кирпичный дом, он держит меня в подвале, — прокручиваю в голове все, что видела, только-что.

У меня ужасная память, но там была машина, машина со странными номерами, поэтому они запомнились. Я диктую номера. Из туалета я выхожу будто ничего не случилось. Люк думает, что все хорошо, но я начинаю надеяться, что все скоро решится.

Мы возвращаемся обратно, он садит меня на землю.

— Чей это дом?

— Тебя не касается.

— Ты ведь снова сядешь, Люк. Кем ты стал? Только посмотри на себя, ты ведь был другим.

Люк садится ближе к лампе и берет в руки небольшой ножик. Когда мы были детьми, мне нравилось смотреть, как он что-то делает своими руками. Он был мужественным и таким красивым, когда был увлечен чем-то. Я возвращаюсь к воспоминаниям. Еще во времена, когда мы оканчивали школу, мы приходили к бухте вдвоем. Он стругал фигурки, а я наблюдала за каждым его движением. Пот собирался на его лбу, выгоревшая челка спадала на глаза, он убирал ее рукой, и затем поворачивался ко мне и улыбался.

— Это мы еще посмотрим, — он снова что-то стругает из деревянного бруска, как тогда.

— Что это будет?

— Это будет память обо мне. Хочу оставить тебе кое-что.

— Что ты собрался делать?

— Я тебе больше не нужен, Лу. Я псих, который больше никому не нужен. Эта сучка использовала меня, чтобы устранить тебя, ты меня не любишь, ты целуешься с этим придурком, и неизвестно еще, что у тебя с этим Бойсом. Я был в том доме. Черт, да там везде ты! Он влюблен в тебя, а я? Куда мне деть свои чувства?

— Люк, прошу, не делай ничего…

— Знаешь, я думал, что просто увезу тебя куда-то, и мы сможем жить, как раньше. Тебе это не нужно, я смотрю на тебя, и понимаю, что только опускаюсь ниже, держа тебя здесь.

Люк начинает усерднее работать инструментами по дереву. Когда он останавливается, я понимаю, что что-то должно произойти и это больше чем пугает, это делает меня эмоционально нестабильной, ужасно ранимой.

— Это моя исповедь, Лу. Я любил тебя больше жизни, — он достает пистолет, и начитает протирать его тряпкой. — По правде говоря, мне многое пришлось пережить. Меня пытались убить, полоснули заточкой по лицу. Когда посещали мысли, что жить больше не хочется, я вспоминал тебя. Я плачу. Я просто плачу, когда думаю, что потерял тебя.

Он касается моей щеки пистолетом, и мне до ужаса страшно. Люк готов пристрелить меня, я вижу, что следующий шаг будет отчаянным и безрассудным.

— Не делай ничего.

— Мне не жить здесь, Луиза.

— Все можно исправить.

— Ничего не исправить. Я снова попаду за решетку, и эти мучения по кругу. Они сломали мне психику, настоящие заключенные, не такие, как я. Я был мальчишкой, а стал прокаженным психом.

— Люк, прошу, — я начинаю рыдать взахлеб.

— Вот, держи, — он кладет мне вырезанную фигурку девушки на колени. — Я пытался вырезать тебя. Очень долго не получалось, но тогда я не старался, как сейчас. Не вини себя ни в чем.

Люк поднимает, смотрит на меня, делает шаг назад. Я не хочу, чтобы он пострадал, я зажмуриваю глаза.

— Закрой глаза, Лу, правильно, не открывай, — говорит он.

Выстрел, и я не открываю глаза. Я плачу, но не открываю глаза. У меня начинается истерика. Кто-то подхватывает меня на руки и выносит на улицу.

— Лу, — он покрывает мое лицо поцелуями и вытирает слезы.

Джейкоб прямо передо мной. Мне очень нужны его объятия.

— Он уб-бил себя? — я заикаюсь и плачу.

— Лу, прошу тебя, давай уедем и дальше пусть разбирается полиция.

— Там фигурка, — я показываю пальцем на дверь, — принеси ее.

Я не могу остановить поток слез. Люк не был хорошим, но я не желала ему смерти. Чувство вины не покидало меня. В глубине души я понимала, что именно из-за меня все так случилось. Я любила того Люка, который был частью моего детства, и в последние секунды жизни я снова видела его.

Джейкоб приносит фигурку. Вблизи я вижу ее лучше, на ней капли крови, он столько делал ее, раня себя. Сейчас мне и самой жить не хочется. Почему так больно?

— У тебя кровь, — Джейкоб трогает мой затылок. — Едем в больницу.

Я только плачу всю дорогу, ничего не говорю. Джейкоб говорит, что мне нужно выпустить все, что я чувствую, и я начинаю выть и всхлипывать.

— Мне так больно! — кричу я. — Я не желала ему смерти, очень болит!

В больнице меня осматривают. Сотрясение и пока что нужно побыть в больнице. Когда уже нет сил даже плакать, я засыпаю. Следующим утром детектив Бернард приходит навестить меня.

— Как вы, Лу?

— Все происходящее кажется страшным сном.

— Понимаю. Вам нужно хорошенько отдохнуть. Кстати, вашего врага номер один взяли, как соучастницу. Она покрывала его в своем загородном доме, и предупредила его.

— Туда ей и дорога.

Джейкоб стоял у окна, облокотившись на подоконник. Он не мешал нашему разговору, но внимательно слушал. Я заметила, что он переоделся, на нем была простая белая футболка, которая открывала вид на его ключицы, и кремовые штаны. Я смотрела, как он сложил руки, и какие красивые у него вены. Мне нравились сильные руки.

— В любом случае, Луиза, желаю вам скорейшего выздоровления, — детектив сочувственно хлопает меня по руке, пожимает руку Джейку и уходит, оставив нас наедине.

— Разве тебе не нужно на работу?

Джейк садится на край кровати и наклоняется ближе. Вчера я была шокирована, но немного придя в себя, возникло много вопросов.

— Хочу провести это время с тобой.

— Знаешь, я бы хотела, чтобы его похоронили, как хорошего человека.

— Не думай об этом.

— Это сложно, он был не чужим. Мне есть о чем жалеть, Джейкоб.

— Каждому есть о чем жалеть, — Джейкоб целует меня в лоб, а затем я обнимаю его за шею.

— Спасибо, — я прижимаю его крепче, — спасибо, что не оставил меня.

Все проходит. Я вернулась туда, откуда когда-то пыталась сбежать, но не могла позволить себе отчаяться. Мне было тяжело принять тот факт, что человек был, и вот, бах, его нет. В моей истории было слишком мало о нем, но поверьте, он был важен. Мелиссу держат под стражей в ее собственном загородном доме. Ее вина в этом тоже есть. Если бы она не поддерживала его, он мог бы остаться жив.