Я на чужом опыте увидела, что зачастую в основе многих проблем лежит желание уйти, отгородится от реальности, желание не видеть ее именно такой, какая она есть. Иллюзии, кирпичные стены, которые человек возводит вокруг себя, не давая никому проникнуть за их пределы, все это делает мир еще более сложным и запутанным.

Я решила поступать в медицинский колледж после 9-го класса. При колледже существовало общежитие, в которое можно было переехать при удачном поступлении. Нина Ивановна лелеяла мечту, что ей удастся оформить опекунство надо мной и я перееду к ней. Но мне эта идея не нравилась, я считала, что буду нужнее там, где больше людей. Мне хотелось помогать другим, меня захватила идея самопожертвования, чтобы быть рядом в трудную минуту с теми, кто, действительно, в этом нуждается.

Мне казалось, что так правильнее, что это моя роль. Нине Ивановне никак не удавалась переубедить меня. Объяснить, что всем себя по кусочкам не раздашь, что можно быстро сгореть от такого сильного самопожертвования. Лучше делать хорошее по чуть-чуть, чем растратить себя на людей. Ведь силы тоже должны восполнятся. Но я ничего не хотела слушать, я продолжала помогать всем детям дет дома, детям в школе, воспитателям и сотрудникам.

Меня прозвали за это «Блаженной». Но как не странно вопросы религии меня не интересовали. Нина Ивановна была тоже не сторонницей религиозного воспитания, очень скептически относилась к вопросам веры, была атеисткой. Но в попытках найти для меня наиболее полезную и интересную сферу знаний, она рассказывала мне о религиях, водила меня в соответствующие музеи, храмы, знакомила с литературой на эту тему. Но я не захотелось сделать шаг в этом направлении.

Я не стала к этому тянуться, не пыталась углубиться в эту область. Я не задавала лишних вопросов: а зачем, а почему, а для чего, откуда эти обычаи, откуда те. Я лишь внимала ту информацию, которую мне давала Нина Ивановна.

С каждым годом скрывать дар было сложнее, все больше и больше людей обращалось ко мне за помощью, подкарауливало на улице, приходило в дет дом, в школу. Нина Ивановна с трудом отговаривалась от замечаний со стороны высшего начальства, с трудом отбивалась от претензий к чрезмерной популярности девочки. Никому не хотелось привлекать слишком много внимание ни к школе ни к дет дому.

Пару раз даже приезжали журналисты. Однажды поставили ультиматум: либо толпы людей перестают приходить на встречу со мной, либо меня переводят в другой дет дом, подальше от этого. Поступали предложения меня забрать, было много желающих за большие деньги выкупить меня, как вещь, как источник дохода, как сувенир или объект для опытов. Я почувствовала угрозу от людей. Мне пришлось полностью отказаться от помощи другим вне своего дома. Я просто проходила мимо, не отвечая ни на какие просьбы. Просто никак не реагировала.

Нина Ивановна очень удивлялась такой смене моего поведения, она не думала, что у меня найдутся силы просто проходить мимо тех, кто просить помочь, рассказать о своих болезнях и прочее. А мне было очень легко это делать, словно сработал какой-то переключатель, после которого я могла не замечать больше «лишних» людей.

Слухи о местной мессии стали таять, сначала превратились в нечто гневное, мол, шарлатанка, обманщица, потом тихо рассеялись. Я никогда не брала ничего от людей, которые ко мне обращались. Люди часто хотели как-то поблагодарить и оставить деньги или подарки, но я не брала, возвращала назад или просила оставить детскому дому, мне ничего не нужно было. Я не знала, что делать с материальными вещами.

Говорили, что я была очень красивая. Выше среднего роста, что у меня длинные тонкие пальцы, аристократические пропорции тела, светлая кожа, большие выразительные серо-голубые глаза, русые немного волнистые волосы. Если бы я была обычной девочкой, то пользовалась огромной популярностью среди детей, мальчики бы мне прохода не давали. Но я была слишком другой, чтобы иметь возможность вовлекаться в простые человеческие отношения.

Я даже никогда не задумывалась о том, что люди испытывают потребность кому-то нравиться, кого-то любить. Я видела это все в них, в их мыслях, но я сама никогда не хотела примерить эти мысли на себя, это все было в стороне от меня.

Вот так я росла и к 9-му классу у меня начались проблемы со сном. Я как раз готовилась к поступлению в колледж, к основательным переменам в своей жизни. Кошмары продолжали меня посещать, как бы я не старалась это скрывать от Нины Ивановны, та понимала, что со мной что-то происходит, она видела мои испуганные глаза и бледное лицо. И теперь даже она совсем не знала, как мне помочь.

Прозрачный

Глава 3. Утро.

Все начинало развиваться по знакомому сценарию. Я пробудился ото сна, если так можно назвать сумбурное восприятие мельтешащих образов, мучивших меня всю ночь. Звук будильника вызвал неприятный судорожный спазм по всему организму.

Я воспринимал себя как сосуд наполненный водой, тяжелый и неуклюжий и, возможно, совершенно бесполезный в окружающей меня обстановке.

Софа, комод, два шкафа, книги, занавески, я в этой комнате живу с самого рождения, и здесь почти ничего за это время не менялось, но какой чужой и далекой порой она мне кажется. Как будто это всего лишь копия моей настоящей родной комнаты, подозрительная, пугающая копия, повисшая в каком-то ином пространстве, из которого мне никак не выбраться.

Я потянулся и сел на постель, предметы испускали зловещее мерцание, создавая вокруг себя легкий желтоватый туман. Чувство тревоги прорывалось сквозь водянистую пелену моего просыпающегося организма.

Было солнечное утро, комната заливалась светлым ярким сиянием. Но что-то было не так, все вещи на своих местах, стопки книг на полу, посуда на полках буфета, одежда на стуле, погожее утро. Где-то за окном чирикали осенние птицы, где-то в параллельной вселенной было весело и радостно, но здесь была лишь проекция реального приятного начала дня, лишь сценические декорации с солнечными бликами и пением птичек.

Я знал, что для меня ничего хорошего этот день не предвещал. Мама уже ушла, если бы она была дома и разбудила меня с собой на работу, может все и обошлось бы. Я пошел на кухню, услышал тихое бормотание из радиоточки. Выключил звук, поставил на плиту чайник, там было совсем мало воды, но мне не хотелось доливать еще – из крана шла ржавая вода.

Таблетки кончились, забыл напомнить маме, чтобы достала еще. Самое трудное – пережить первый день, потом постепенно привыкаешь и остальные две недели проходят не так мучительно, хотя это только так кажется со стороны. Обычно я принимал таблетку в первый день, и она притупляла восприятие, я ходил очень рассеянным и вялым, но зато почти не обращал внимания на происходящее вокруг, мне было не важно, что я вижу и слышу.

Средство это не лучшим образом сказывалось на здоровье и сообразительности, поэтому я приучил себя принимать не больше таблетки за один период приступа. Да и достать их было не просто без специальных рецептов, мама как-то ухищрялась получать их через знакомых фармацевтов. Благо эти люди были надежными и не задавали лишних вопросов. Итак, таблетки, кончились, значит будет трудно.

Чайник надрывался на плите, я понял, что сижу неподвижно и пялюсь в пустой пузырек уже достаточно времени, чтобы вода выкипела почти полностью. Страх подступил к горлу, пульс участился, времени подготовиться к очередной битве не оставалось. Я уже заметил, как плывет под ногами пол, как он постепенно превращается в белые волокна, напоминающие вату. Потом пол запузырился и начал бурлить как вода в чайнике, который я так и не выключил.

Мебель дрожала и плавилась, постепенно превращаясь в пар. В следующую секунду я осознал, что уже стою рядом с плитой и смотрю в чайник, из которого валит пар. Я закрыл глаза, выключил плиту, переместил чайник в мойку и сел на пол, чтобы ощущать твердую поверхность под своим телом.

Я старался не открывать глаза и держаться за ножки кухонного стола, это помогало не терять ощущение реальности. Просидев так несколько минут, я открыл глаза, вокруг все заливалось сиянием, предметы едва просматривались, как в предобморочном состоянии.