Ещё он рассказал, как проходит кормление маленьких детей, которые ещё не умеют держать ложку. Детей в группе 7-10 человечков, а кормилиц – 2: воспитатель и няня. Они двоих кормят, а остальные сидят, ждут и наблюдают за процессом. Нет, дети не плачут, а только все одновременно поворачивают головки, следя за движением ложки.

Когда мы с Мариночкой гуляли на улице, из окон раздавался постоянный дружный плач.

А про мою Мариночку воспитательница рассказывала, что она такая активная: в ходунках обежит всю комнату и сбросит на пол всё, что в пределах её досягаемости. И чтобы за ней постоянно не прибирать, они привязывали ходунки к одному месту. (Боже! Как собачонку! Пишу и пла́чу!)

Знакомая женщина рассказывала, что, когда она со своим ребёнком лежала в детской больнице, там лежал мальчик из Дома Ребёнка. Ему няня сломала руку, когда переодевала. Какая мать сломает своему ребёнку руку, переодевая его? А здесь… Этот ребёнок в больнице всё время плакал. Женщины подходили, успокаивали его, но их призывали свои дети…

На свидания с Мариночкой в Дом Ребёнка я ходила в общей сложности 4 месяца! Через 2 месяца мне позвонили и пригласили в Отдел Опеки: "Вам пришёл официальный отказ!" – и без объяснений повесили трубку. У меня "сердце оборвалось". Я ехала к ним, чуть не плакала.

Мне выдали письмо, в котором всего лишь значилось, что медицинская справка потеряла силу, и мне следует снова обойти всех врачей и все диспансеры. Они ещё и юмористки! – официальный отказ! – можно же так выразиться! Заодно, со мною вместе собрать мед. заключение должны были все члены моей семьи. (Грешным делом, всё же думаю, что "шоколадка" быстрее продвинула бы мои дела. Но, во-первых, у меня, пенсионерки, было не очень много средств, во-вторых, мне это тогда в голову не приходило.)

Справки мы быстро справили, а я продолжала ходить на свидания в Дом Ребёнка. Май, июнь. Наши прогулки уже проходили на улице. Я показывала ей цветущие яблони, вишни, травку, что-то объясняла, пела песенки. Марина слушала или не слушала – не знаю. Сама она всё время молчала. Очень часто я пела ей модный тогда рингтон: "Кис-кис-кис-киса, киса-кисуня, Мур-мур-мур-Мурка, Мурка- Манюуууня." Переиначивала: "Марин-Маринка, моя Марина, моя малышка, Мари-и-и-на."

С этой мелодией у нас получилась потом интересная история. Мода закончилась, мы её перестали петь. Однажды, года через 2 или 3 уже дома, я вспомнила и снова спела Марине эту незамысловатую песенку. И тут Марина заплакала! …Трудно понять, что навеяла ей эта песенка.

Однажды по прошествии часа свидания Марину у меня не забрали, и она заснула у меня на руках. Мне было очень приятно, что она мне уже доверяет, не боится, было приятно держать её на руках сонную… Надо сказать, что, когда после свидания Марину у меня забирали, она с радостью протягивала ручонки к этой работнице. Как охранник сказал: "Это понятно: она же – кормилица!"

Я ещё думаю: возможно, документы мне так долго делали потому, что смотрели за моей реакцией, как я отношусь к девочке, не откажусь ли от своей идеи взять ребенка… Ну, что вы?! Я очень, очень хотела её взять. Я быстро прикипела к ней душой. Мне нравилось (и нравится) обнимать её, целовать нежные щёчки, маленькие нежные ручки… Мне очень хотелось её вкусно покормить… И 4 месяца в этом возрасте всё равно, что 4 года! Мы, конечно, потеряли за это время что-то невозвратное!

А работница, когда забирала от меня Мариночку, зло спрашивала: “Когда уж вы заберёте ребёнка?! Хо́дите, хо́дите, всё без толку!” Я удивлялась: как будто от меня зависит! Возможно, я одна так долго оформлялась.

Я всё время названивала в Органы Опеки, узнавала, когда же будут готовы наши документы. Меня, как всегда, "кормили завтраками". Я "напоследок" съездила к родственникам в другой город, на могилу матери. Напоследок – потому, что боялась, что с ребенком мне будут не с руки путевые тяготы. (Потом я туда смогла поехать только через 4 года, когда Мариночке исполнилось 5 лет.) По приезде позвонила в Органы Опеки, и оказалось, что я могла её забрать уже неделю назад. Но никто мне не звонил!

Конечно, я подхватилась и полетела за разрешительной бумагой, а потом сразу – в Дом Ребёнка. Мариночку переодели в одежду, которую я привезла с собой, рассказали, чем она питалась здесь и передали мне её на руки – без каких-либо торжеств и даже в отсутствии свидетелей. Моя семья тоже отсутствовала при этом событии. Муж был в длительной "командировке". сын – на практике в университете. Сама "родила", сама и увезла дочку.

Меня переполняла радость! Моя! Моя! Наконец-то моя дочь со мной! Какой это был прекрасный день – 10 июля!

Трудности мои проистекали от моего почтенного возраста и от гиперактивности Мариночки. В первый же день к вечеру у меня заболела левая рука: пережимался какой-то нерв в запястье, немели пальцы, терялась в них чувствительность. Потому что во время кормления приходилось держать её в левой руке, а правой рукой кормить – в основном из ложки. На руке она не сидела спокойно, а всё время вертелась, порывалась схватить что-нибудь, выворачивалась, стучала руками, ногами…

На третий день мне родственники привезли ходунки, с кормлением стало легче. Но было ещё много действий, которые приходилось делать левой рукой: удерживать её, когда подмываешь; спускаться по лестнице в подъезде, держа в левой руке Марину, в правой – коляску, много действий двумя руками… Болело долго. Потом само прошло, уж и не помню, когда. Да и не важно было это для меня. Важно было, что Мариночка со мной. Есть кому петь песенки!

Трудность была ещё в том, что оба мои мужчины, муж и сын, оказались очень заняты в тот момент, оба были в отъезде. Я справлялась дома совершенно одна те 2 месяца, пока Мариночка не пошла своими ножками. Кстати, пошла она в год и один месяц, а в 1,5 года я уже продала коляску, и мы везде ходили топ-топ ножками.

С коляской по городу передвигаться всё же проблематично. Расстояние в 3 остановки я шла пешком и везла её в коляске. А на расстояние 4-5 остановок и более мне приходилось входить в автобус, троллейбус с коляской. Это было и всегда трудно, и приходилось выслушивать брюзжание некоторых недовольных пассажиров ("Из-за таких, как ты, в стране весь беспорядок"– обвинил меня некий пенсионер). Машины у меня не было, на такси ездить тоже было накладно. Ну, ничего! Преодолели и этот трудный отрезок жизни.

С появлением Мариночки и до сего дня мне приходится преодолевать ещё одну трудность. Раньше я хорошо спала всю ночь, ни разу не просыпаясь. А теперь каждую ночь надо высаживать её на горшок. В первые годы – по 2 раза за ночь, теперь, в 5 лет, – по одному разу, а если поели арбуз, то и теперь по 2 раза за ночь. Для этого мне приходится специально напиваться воды, чтобы мой "будильник" нас разбудил, либо ставить будильник на 12, на час ночи. Уже думаешь: вот же – 5 лет, пора дотягивать до утра. Ан, нет! Ничего не получается… Пробовала и солёненькой пищей вечером кормить, и не давать пить… А попробуй ещё не дай ей чего-нибудь!..

Наш энурез прошёл в 5,5 лет. С тех пор спим спокойно всю ночь!

Ещё одна трудность – поведенческая. С этим она ко мне пришла из Дома Ребёнка и удивила меня в первые же дни. Если ей чего-то запрещают или не дают, она падает на пол, на асфальт, в грязь, бьётся головой, ногами и орёт благим матом! Предполагаю, что в Доме Ребёнка кто "круче" себя ведёт, на того чаще обращают внимание, хотя бы негативное. А кто помалкивает, к тому и вовсе не подходят. Вот и закрепилось это нехорошее поведение.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.