Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Остановлюсь еще на одном конкретном моменте - на цареубийстве, как о нем размышляет ваш герой. Для него это еврейское дело: приказал еврей Свердлов, исполнил еврей Юровский - куда убедительнее! О том, что Свердлов не единолично же принимал решение, Лев Ильич не вспоминает, а то, что кроме Юровского были и другие исполнители - русские, латыши, Лев Ильич с неохотой цедит сквозь зубы. Он ставит акцент на Юровском, то есть на его еврейском происхождении,* да и на этом не останавливается, а делает обобщение: "Такого рода акции, а я убежден, что она стала пророчеством для всей нашей жизни, и делаются чужими руками, руками самых грязных наемников, для которых страна, по которой они гуляют, всего лишь территория и идеальное место для реализации своего честолюбия".

______________ * Нелишне в этом контексте напомнить, что Я. М. Юровский был крещен в лютеранскую веру еще в 1904 году (за 14 лет до расстрела царской семьи), так что обличение его как еврея со стороны новообращенного Льва Ильича выглядит особенно одиозно.

Какой же злобой надо проникнуться к целому народу (своему народу!), чтобы носить в душе такие представления! Тем более что они принадлежат человеку хоть и полуобразованному (что, вообще говоря, хуже полной безграмотности), но все же достаточно интересующемуся русской историей, чтобы знать, как дешево на Руси всегда стоила царская кровь.

Конечно, и тут Льва Ильича выручает его двойная бухгалтерия, позволяющая в дореволюционном прошлом России видеть только подвижничество отдельных православных святых; всякое же упоминание негативных фактов русской истории вызывает с его стороны только яростное негодование, тут же перерастающее в обвинение в "ненависти к России" в адрес тех, кто осмеливается об этих фактах напомнить.

Рискуя навлечь на себя гнев Вашего героя, я все же осмелюсь напомнить, что через всю русскую историю проходит кровавая цепь цареубийств. Чтобы не закапываться в седую древность, во времена княжеских междоусобий (хотя эта древность на тысячу лет моложе, чем убийство иудеями Стефана), упомяну лишь о царевиче Димитрии, Шуйском, царевиче Алексее, заживо погребенном Иване V, напомню о том, что и в последние полтора века царизма, в самое, так сказать, просвещенное время, почти каждый второй русский царь становился жертвой убийства: Петр III, Павел I, Александр II.

В этих цареубийствах Лев Ильич не видит пророчества "для всей нашей жизни", не задается вопросом, чьими руками они были совершены, и это понятно: ведь они не укладываются в антисемитское "понимание" исторического процесса. Судьбу Николая II Ваш герой предпочитает сравнивать с судьбой монархов, казненных в ходе Английской и Французской революций, но не для того, чтобы показать, что эти явления одного порядка, а чтобы противопоставить: там королей всенародно судили, а в России все тайно исполнили "грязные евреи", совершавшие революцию "не на русские деньги". Противопоставление, конечно, надуманное. Лев Ильич забывает (или не знает) о Божественном праве монархов, делающим их неподсудными людскому суду, из чего ясно, что в расправе над Карлом I и Людовиком XVI было ничуть не больше законности, чем в тайном убийстве Николая II. Разница лишь в том, что в сознании французов и англичан было глубоко укорено представление о неприкосновенности особы государя, потому те, кто считал нужным физически устранить свергнутого короля, старались заблаговременно снять с себя ответственность, замешав в дело всю нацию. Для этого и была устроена комедия "революционного суда" в Англии, а во Франции еще и поименное голосование членов Конвента, как представителей нации. В России можно было обойтись без этих формальностей, потому что убийство царя в русской истории было ординарным событием. Это типично для деспотии, где произвол, беззаконие, постоянная борьба за власть, заговоры, дворцовые перевороты, цареубийства являются нормой политической жизни.

Кажется, не такие это сложные вещи, чтобы их понимать.

Вместо того, чтобы с шокирующей неумеренностью кричать о любви к России, как это делает Лев Ильич, надо действительно любить Россию, любить ее такою, какая она есть, не приукрашивая и не сваливая вину за ее беды на "инородцев-наемников". Надо понимать, что если инородцы и играли в какие-то периоды русской истории более активную роль, чем хотелось бы поборникам чистоты крови, то причина этому - в особенностях российских порядков и, в частности, в политике, проводимой государственной властью по отношению к инородцам. Россию следует объяснять Россией или вовсе не объяснять - хотя бы потому, что всякое иное объяснение оскорбительно для России. Надо уметь смотреть правде в глаза. Но для Льва Ильича не существует правды (он это не раз подчеркивает), а истина, чем-то от правды отличная, пребывает, по его убеждению, лишь в горних высях, в мире ином; в сем мире нет ни правды, ни истины, есть одна только ложь. И он лжет, нахально и беззастенчиво, и договаривается до такой чудовищной идеи, как коллективная вина народа (еврейского; о русской вине он не упоминает). Желаете Вы того или нет, но это есть не что иное, как косвенное оправдание газовых камер Освенцима.

Однако самое отталкивающее в Льве Ильиче - даже не эти его странные (скажем так) воззрения; гораздо хуже то, что он абсолютно убежден в их непогрешимости и непримирим ко всякому мнению, не согласному с его собственным. Поэтому гражданские свободы, человеческие права для него тождественны черной икре, то есть какому-то ненужному и даже вредному деликатесу. Он не в состоянии понять замечательного высказывания Вольтера: "Я ненавижу ваши идеи, но готов умереть за то, чтобы вы имели право их свободно высказывать".* Для Льва Ильича эта великая мысль всего лишь проявление "галльского" остроумия (как последовательный антисемит, он шовинист, презирающий все нерусское, а, значит, и "галльское"). Поистине, трудно было бы оказать большую услугу России, чем избавить ее от таких друзей, как Лев Ильич, - ведь какой дорогой ценой платила Россия до революции, во время революции и после нее как раз за то, что в ней находилось множество желающих погибать (и еще больше - губить!) за свое право свободно высказывать свои идеи и очень мало было готовности постоять за принцип, то есть за право другого на то же самое.

______________ * Когда я привел это высказывание в личном разговоре с Ф. Световым, я, естественно, понятия не имел, что оно обсуждается, вернее, предается поношению в его романе.

В революцию было пролито много крови. В страшной драке участвовали все, били правых и виноватых. Среди бивших были и евреи - никто не отрицает этого. Да ведь среди погибших без вины евреев, как всегда, было куда больше, много больше, чем всех остальных - на душу то населения. Загляните в данные переписей: все народы бывшей Российской империи, несмотря на войны и революции, продолжали увеличивать свою численность, только еврейское население сократилось за те самые годы, когда, по версии Вашего героя, евреи в кожанках расправлялись с русским народом!.. Да разве только в количественных показателях дело! Вы ведь отлично знаете, что как бы ни свирепствовали в то время иные дорвавшиеся до маузеров комиссары (евреи и не евреи), ни один русский человек не пострадал просто за то, что он русский, тогда как двести тысяч евреев - не комиссаров в кожанках, а беззащитных стариков, женщин, детей - погибло от рук махновцев, петлюровцев, а больше всего - от "благородных" добровольцев Деникина, причем погибли они именно и только за то, что евреи. Но Лев Ильич не понимает, не чувствует этой, повторяю, отнюдь не только количественной разницы. Сколько слез проливает он над несчастной русской культурой, загубленной якобы тоже евреями. Ну а с еврейской культурой - как? Ее ведь не как русскую, ее всю с корнем выкорчевали. Да не о 49-м годе я говорю, тогда уж от всей еврейской культуры и оставался почти один ГОСЕТ.* Я о двадцатых годах, когда синагоги реквизировались под склады, раввинов арестовывали, ликвидировали хедеры (сначала легальные, а затем и нелегальные); когда запретили иврит, а идиш сохранили на время только для того, чтобы прославлять еврейское равноправие. Ни о чем таком ваш Лев Ильич не вспоминает ни разу, хотя бы мимоходом, зато, по его злостному утверждению, религиозные еврейские семьи благословляли своих сынков-комиссаров на вероотступничество, и не возникало при этом никаких проблем.

4
{"b":"68322","o":1}