- Чего тебе надо? – грубо поинтересовалась она. Одежда курносой девушки таяла, то теряя плотность, то вновь наливаясь цветами. Она искажалась, и сквозь неё проступали контуру обнажённого тела девушки. Женщина моргнула, потом и вновь закрыв глаза и с силой ударив кулаком по голове, словно это могло ей помочь от наваждения. Нет, всё осталось по-прежнему.

     - «Блин, что мы пили?» - с трудом зашевелился мозг в женщине, преодолевая пелену опьянения.- «Неужели белочка? И эти болваны опять напились так, что отключились! Вот, уроды!»

     - У вас ещё есть время, - тихо сказала девушка. Её голос был странным, словно звучал откуда-то издалека. – Мне дали возможность с вами поговорить, пробовать спасти.

     - Иди ты, тоже мне спаситель, - женщина была не в духе. Её мутило и она, поболтав один из пакетов, убедившись, что там осталось вино, жадно отхлебнула. – Не тебе меня учить, соплячка. Я…

     - Пятнадцать лет отработала на фабрики, потом была уволена по сокращению. Твой бывший муж с помощью махинаций отобрал у тебя квартиру и вот ты, уже семь лет, как на улице, медленно опускающаяся на дно. Но твой сын не такой, он по-прежнему вспоминает тебя.

     - Да кто ты такая, чтобы меня судить? – Женщина разозлилась. Каждое её движение давалось ей с трудом. Она снова начала толкать своих пьяных приятелей: – Вставайте, чего разлеглись! Пора уходить, холодает.

     - Они не смогут подняться. Они оглушены оружием инопланетянки, помнишь женщину, которая ушла.

     - Слушай, малявка, ты мне мозг не компостируй. Мало ли что мне привиделось, я.. и вообще, я где-то тебя уже видела, - стоящая перед бомжихой девушка была печальна.

     - Пожалуйста, мне очень больно, и я хочу вас спасти. Иначе я не воспарю. Вас можно спасти, у вас ещё остались искры любви. Не к водки, а к вашему сыну. Помните, как он громко смеялся, пуская мыльные пузыри с третьего этажа Хрущёвки? Как он гладил вас, благодаря, за игрушку. Большого, пушистого льва? Вы, тогда, потратили половину зарплаты, чтобы его купить, но как вы были счастливы, когда ваш сын радостно смеялся и обнимал подарок.

     - Пошла вон, - тихо процедила бомжиха. – Пошла вот, сука.

     - Я уйду, - какой печальной была девушка. Её глаза не плакали, но в них горела печаль и боль. Девушка шагнула ближе к женщине и тихо добавила: - Прошу, не совершите ошибки, какую совершила я. Меня обидели, унизили и оскорбили, и я решила отомстить. Я убила себя, но облегчение не пришло. Там нет облегчения, только всё хуже, там боль становится сильнее. Перейдя грань жизни и смерти, я всё ещё по-прежнему его ненавидела, но только гораздо сильнее, почти на грани безумия. Моя ненависть была такой сильной, что я начала чернеть. Я попросила о мести, и мне это позволили, и я воспользовалась этим, излить ненависть. Что я получила? Боль своего любимого, который оступился? Он не травил меня гневными мыслями, он не пытался себя выгородить перед богатыми родственниками, он не старался мою память очернить. Он искупал вину, он сидел здесь, на лавочке и плакал, в печали. Только сейчас я поняла, как он меня любит.

     - Слышь, мне сейчас не до тебя. Я точно где-то тебя видела, но мне сейчас хреново. Волонтёрша? Уйди. Нафиг, уйди. Отлепись, - сказала женщина. Её мутило и хотелось блевать. Она еле сдерживала спазмы желудка и снова потянулась за пакетом с гордой надписью: «Вино из солнечной долины. Всё богатство Крымского края».

      – Да, ты меня видела, внизу, на Парковой аллеи. На мокром асфальте. Мне пора, я сделала всё, что смогла. Я хочу воспарить, но для этого нужно приложить много сил. Я хочу тебя спасти, и может этим, я заслужу путь в Храм жизни, и ко мне придёт проводник.

     - Ой, плевать на храм, - бомжиха отмахнулась от девушки, как от назойливой мухи. Ей сейчас было не разговоров. Её мутило. Хотелось блевать, и живот скручивала судорога. К тому же ещё хотелось в туалет. Судя по мокрым штанам одного из приятелей, он уже сходил под себя.

     - Козёл, – пробормотала женщина, глядя на мокрые штаны. Она так не могла писать, под себя. У неё ещё оставались остатки самодостоинства. Нужно было удаляться в кусты. А тут эта девка появилась, глашатай совести…, кстати, а где она? Вокруг никого не было, только листья падали в свете далёкого фонаря. Осень, холодная осень, она вступала свои права. Пора было искать тёплый приют, вроде очень тёплого подвала с жителями дома которым всё равно, кто спит на тёплых трубах горячей воды в подвале. Иначе их со скандалами выгонят.

     - Слава богу. Убралась, волонтёрша, хренова.

     Бомжиха, шатаясь, встала и заковыляла к кустам, подальше от людей. Её раздражали эти волонтёры, которые пытались ей помочь. Они кормили её, выдавали чистую одежду, это было нормально, но когда пытались залезть в душу, всё это вызывало в ней приступы злости. Что они вообще знают? Она хорошо помнила мерзкую, довольную харю своего бывшего, когда он улыбался, а его адвокат зачитывал ей постановление суда, постановление, отбирающее её квартиру, дарственную от матери и по факту выбрасывающую её на улицу. Без какого либо права на собственность. Мразь! Чтоб он сдох!

     С этой мыслью она присела на корточки, подобрав платье и сняв старые рейтузы. Ей полегчало, а потом следом пришедшая мысль о том, что её бывшей лежит где-то дохлый на дороге, сбитый машиной, пробежала теплотой по её сознанию. Хоть в мыслях, он получил по заслугам. Она понимала, что это её просто фантазии, но какие они были приятными. Она очень отчётливо представила, как его сбивает грузовик. Как он летит вверх тормашками, как в разные стороны улетают его туфли, а на его мерзком лице, искажённой болью, виднеются расширенные от ужаса глаза. И вот он лежит в луже крови на сером асфальте. Как та девка, которая прыгнула с моста несколько месяцев назад. Они тогда с Иваном подошли посмотреть поближе, с группой зевак, когда её грузили в машину скорой помощи. Светлые волосы, курносое лицо…

     - Ай, твою мать!!! – Женщина подпрыгнула, едва натянув рейтузы, спряталась за деревом. Алкогольное опьянение как рукой сняло, и теперь в её душе поселился страх и ужас. Дрожа, словно от холода, она осторожно выглянула из-за дерева. Никого, только её приятели по-прежнему лежали кто на скамье, кто под ней. Ей стоило много усилий, чтобы вернутся. Осторожно, крадучись, словно под обстрелом, она вернулась к памятной скамейке. Она сбросила торчавшие вверх ноги Пети, и теперь он полностью лежал под скамейкой. Он всегда много говорил, когда был не сильно пьян, но когда сильно пьянел, его монологи прервались в тарабарщину. И это нервировало женщину. Но сейчас, слава богу, он лежал мертвецки пьян и молчал, не реагируя, на то, что она сделала. Осматривая то, что она оставила, она убедилась, что всё было на месте. Даже её сумка, которую она нашла в контейнере для мусора две недели назад, была на месте и её содержимое. Никто ничего не украл из её сокровищ. Девушки не было. Женщина ещё раз осмотрелась. Никого, только вроде Ваня по кличке Труба, зашевелился. Осторожно, на цыпочках женщина приблизилась к своим приятелям и начала их толкать и тормошить. Они приходили в себя, что-то бурча и подвывая. Но таки появился шанс поскорее убраться из парка. Скорее, в тёплый подвал. Она узнала девушку, которая разговаривала с ней. Эта девушка и та девушка, которую мёртвой грузили в скорую, были одинаковыми. Даже одежда была одинаковой. Пошатываясь, размышляя, а не стоит ли выпить, женщина вдруг поняла, что что-то произошло. Не было сомнения, что с ней говорил призрак. Это было до жути страшно, и полностью протрезвев женщина замерла. Она пыталась поднять на ноги своих приятелей. Внутри неё что-то поменялось и перевернулось. Ей больше не хотелось пить…. Больше совсем не хотелось алкоголя.