Есть история, которую я уже рассказывал в другой работе, но она стоит того, чтобы вспомнить ее здесь. Это случилось летом 1968 года, когда я был студентом Кембриджа. Как и многие евреи моего поколения, я испытал глубокое потрясение в тревожные недели, предшествовавшие Шестидневной войне в июне 1967 года, когда казалось, что Израиль вот-вот подвергнется массированной атаке армиями своих соседей. Мы, поколение, родившееся после Второй мировой войны, опасались, что станем свидетелями, не приведи Господь, второго Холокоста.
Маленькая синагога на Томпсон-лейн была переполнена студентами, многие из которых до той поры почти не были связаны с еврейской традицией. Неожиданная блестящая победа Израиля вызвала у нас облегчение и восторг. Мы тогда не ведали, что подобный подъем испытали евреи по всему миру, и эта победа имела важные последствия: пробуждение советских евреев, появление ешив нового типа для баалей тшува – людей, возвращающихся к иудейским традициям и обновленной еврейской идентичности. В ту пору, например, студенты-евреи впервые в жизни захотели – и стали – носить ермолки в общественных местах. Я решил провести следующее лето, путешествуя по Соединенным Штатам и Канаде, чтобы встретиться с как можно большим числом раввинов и еврейских мыслителей и понять их общее духовное и интеллектуальное состояние. Я в то время изучал светскую философию, и считалось само собой очевидным, во всяком случае в Британии, что философ должен быть атеистом или по меньшей мере агностиком. Мне хотелось знать, как еврейские мыслители в Америке реагировали на эти вызовы эпохи. В 1966 году американский еврейский журнал «Commentary» выпустил номер, главным материалом которого была статья «Состояние еврейской веры», в которой тридцать восемь ведущих раввинов и теологов отвечали на ряд вопросов о вере. Подобного не было среди британского еврейства. Так что я забронировал авиабилет и билет на междугородний автобус и, как Саймон и Гарфанкель, считавшие проезжающие машины на шоссе, отправился на поиски Америки[8]. Я встретил немало выдающихся умов, но в наших беседах постоянно всплывало два имени: раввин Йосеф Соловейчик из Университета Ешивы и Любавичский Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон. Раввин Соловейчик был видным еврейским интеллектуалом своего времени, титаном мысли, соединившим в своем понимании человеческого бытия, как это мало кому удавалось, талмудическую мудрость с философской глубиной и гениальную экзегезу с проницательностью поэта.
Любавичский Ребе тем временем уже признавался всеми уникальным лидером еврейской общины. Он сделал нечто необычное: он направил группу хасидов в студенческие кампусы и в небольшие общины, где никогда раньше не встречали ортодоксальных евреев. Сегодня, полвека спустя, уже трудно представить себе, что в те времена почти никто не занимался еврейским миссионерством. Он был истинным пионером, редчайшим феноменом для ультратрадиционалистского сегмента еврейства, славящегося своей отгороженностью от остального еврейского мира. Но с кем бы я ни встречался, все говорили о нем с благоговением.
И я твердо вознамерился увидеться с обоими. Рассказ о моей встрече с раввином Соловейчиком не имеет отношения к предмету этой книги. А вот встреча с Любавичским Ребе прямо касается темы лидерства, причем неожиданным образом. В дерзком порыве я отправился в его бруклинскую штаб-квартиру по адресу Истерн-Паркуэй, 770, попросив первого попавшегося на улице хасида организовать мне встречу с ним. Тот расхохотался: «Ты хоть понимаешь, сколько тысяч людей мечтают о встрече с Ребе?» – спросил он и посоветовал забыть об этой затее. Не смутившись, я сообщил ему, что в ближайшие несколько недель собираюсь поездить по Соединенным Штатам и Канаде и на это время планирую остановиться у своей тетушки в Лос-Анджелесе, так что, если возникнет возможность такой встречи, со мной можно связаться. И я дал ему тетин телефон.
К моему изумлению, спустя месяц, одним воскресным вечером, зазвонил телефон. Мне сообщили, что Ребе готов встретиться со мной на пару минут вечером следующего четверга. Я собрал вещи, попрощался с тетушкой и отправился автобусом из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк – замечу, подобный способ путешествия я бы не рекомендовал никому, кто собирается проехать Штаты от побережья до побережья. Однако в четверг я встретился с Ребе. Эта встреча перевернула всю мою жизнь.
Он оказался совсем не таким, каким я его себе представлял. Не харизматичным, не подавляющим собеседника красноречием и интеллектом. Напротив, он держался настолько неприметно, что, казалось, в комнате находился лишь один человек – я. И это было удивительно. Много позже я узнал, что эта неприметность – один из фундаментальных принципов еврейского мистицизма – битуль ѓа-йеш: самоотрицание, убежденность в том, что лучше быть открытым другому – Богу, а также – человеку.
Еще более удивительным было то, что произошло в середине нашей беседы. Ответив смиренно на все мои вопросы, он вдруг поменялся со мной ролями и сам стал задавать мне вопросы. Сколько студентов-евреев в Кембриджском университете? Многие ли из них следуют традициям еврейской общины? Многие ли посещают синагогу? И, услышав мои ответы (а в то время лишь около десяти процентов студентов-евреев сколько-нибудь активно придерживались норм еврейской жизни), он спросил, что лично я делаю для изменения этой ситуации.
Такой постановки вопроса я никак не ожидал. У меня не было ни малейшего намерения примерять на себя роль лидера. И я завел лицемерную речь, объясняя ему, почему это не имеет ко мне никакого отношения. «В ситуации, в которой я нахожусь…» – начал я. Но Ребе не дал мне закончить фразу. «Ты не находишься в ситуации! – возразил он. – Ты сам ставишь себя в ситуацию. И если ты ставишь себя в одну ситуацию, то вполне можешь поставить себя и в другую». Очень скоро мне стало ясно, чего он добивался. Он заставил меня осознать проблему, побуждая к действию. Что-то и впрямь было не так с жизнью еврейских студентов в Кембридже, и он побуждал меня вмешаться в нее, сделать нечто, чтобы изменить сложившееся положение дел.
То, что произошло в последующие несколько десятилетий, – отдельная тема. Достаточно сказать, что та встреча дала старт долгому пути, и в результате молодой человек, готовивший себя к карьере юриста, экономиста или ученого, вместо этого стал раввином, затем – учителем раввинов, и наконец – главным раввином. Оглядываясь назад, могу сказать: люди неверно оценивали Ребе. Они видели в нем человека, имевшего тысячи последователей. Это правда, но то было наименее интересное в нем. Я осознал благодаря ему, что у любого хорошего лидера есть последователи. Но великий лидер только тот, кто создает лидеров. Именно этим и занимался Ребе.
И как бы в знак запоздалой благодарности ему я написал эту книгу. Одна из важнейших задач, которую лидер ставит перед собой, – вдохновлять других быть лидерами. Вот что, как я надеюсь, эти очерки могут хотя бы в малой мере сделать для вас. У нас у всех есть миссия укреплять устои еврейской жизни, и масштаб нашей деятельности не имеет никакого значения. Если мы внесем позитивное изменение в жизнь даже одного человека, то и это хорошо. Одна жизнь, говорят мудрецы, подобна мирозданию. Поэтому если ты меняешь чью-то жизнь, то начинаешь менять весь мир единственным возможным способом: человек за человеком, день за днем, шаг за шагом.
Предложить помощь нуждающемуся, приютить одинокого или ободрить тех, кому трудно, – значит выполнить заповедь, сделать святое дело. Это то же самое, что делает Бог – Он «поднимает падших, исцеляет больных и освобождает тех, кто в оковах». Мы способны исцелять некоторые раны нашего мира. Мы можем сделать что-то, и нас никогда не должно обескураживать то, что мы не способны сделать всё. Так об этом говорит рабби Тарфон: «Ты не обязан решить задачу, но не можешь совершенно от нее отказаться».
У каждого из нас есть призвание стать лидерами. Но у нас есть также и призвание быть последователями. В иудаизме эти две роли не исключают одна другую, как во многих культурах. Они являются частями одного и того же процесса. Лидеры и их последователи сидят за одним столом, решают одни и те же задачи, задают один и тот же вопрос: «Как нам помочь друг другу?» Лидер ставит задачи своим последователям. Но и последователи ставят задачи своему лидеру. Мудрец Талмуда однажды сказал: «Многому я научился у своих учителей, еще большему – у своих коллег, но более всего – у своих учеников». Все мы – члены одной команды, и только как единая команда мы способны изменить мир.
