— Родители развелись, когда мне было восемь, — сказала я ему. – И мама увезла меня в свой родной город Герневилль.

— Откуда?

Я посмотрела на край живой изгороди и не знала, было ли дело в этом саду или в самом Сэме, но решила: плевать. Мне восемнадцать, и это моя жизнь. Что могло быть еще хуже?

— Из Лос-Анджелеса, — ответила я.

Я взглянула на отель, словно ожидала, что бабушка выбежит к нам, потрясая кулаками.

Сэм тихо присвистнул, словно это что-то означало. Может, так и было. Для фермера из Вермонта Лос-Анджелес казался чем-то невероятным.

Я мало что помнила о жизни в городе: туман по утрам, горячий песок под босыми ногами. Розовый потолок, что тянулся высоко надо мной. Со временем я начала думать, что помнила Лос-Анджелес, как мама помнила роды: только хорошее, а не боль.

Тишина снова окутала нас, и в ней я ощущала, как утихает адреналин. Я ощутила сильнее контраст холода за спиной и жара сбоку. Я поделилась кусочком своей истории, и небо не разверзлось, огонь оттуда не рванул. Бабушка не вышла из-за дерева, собираясь увезти меня обратно в Калифорнию.

— Родители развелись, мама вернулась в Герневилль. А теперь ты собралась в Соному? Я рассказал тебе о неверности отца и ребенке их тайной любви. Я разочарован, Тейт, — поддразнил он. – Ничего постыдного.

— Это не все, но…

— Но…?

— Я тебя не знаю.

Сэм повернулся на бок, лицом ко мне.

— Поэтому даже лучше, — он указал на свою грудь. – Я никто. В Вермонте я не стану рассказывать всем подряд о тайнах красивой девушки.

Мои мысли забуксовали на слове «красивой».

Я разрывалась, пальцы тянули нитку на подоле потрепанного свитера, но меня отвлек Сэм, потянувшийся убрать травинку из моих волос. Кончик его пальца задел мое ухо. Жар вспыхнул на месте контакта, растекся по щеке, обжигая шею. Он видел мой румянец в темноте?

Он выждал одну… две… три секунды, а потом повернулся на бок.

— Думаю, поэтому я и рассказал о Лютере. Я не могу обсуждать это дома. Они с Робертой — основа нашего мира, и хоть Роберта независима, я не знаю, как она будет жить без него. Если Лютер болен, то, скорее всего, именно поэтому никому не рассказал. Как я и говорил, мне нужно было поделиться, — он потер подбородок и добавил. – В этом есть смысл? Когда произносишь вслух, все становится реальным, и я могу начать как-то с этим разбираться.

Его слова, его история были, как большой глоток холодной воды или первый откушенный сочный кусок идеального яблока. Я знала, что моя жизнь строилась в безопасном маленьком пузыре. Папа был богатым, но я не уверена, что мы брали у него деньги, потому что их толком и не было. Нам хватало. У меня была свобода, но в небольших пределах, два лучших друга, на которых я могла положиться, и мама с бабушкой, восхищающиеся мной.

Мне нужно было только беречь тайну.

Вот только я уже этого не хотела.

— Я не должна говорить об этом, — сказала я, ощутив, как он внимательно на меня смотрит.

— Не должна? – он поднял руку и быстро добавил. – Тогда…

Я выдавила слова:

— Мой папа – Ян Батлер.

Даже если он собирался отпустить тему, я хотела это сказать. Я хотела озвучить, как сделал он, чтобы отступила угроза, что из меня вырвутся эти слова.

Сэм молчал, а потом приподнялся на локте, закрыв звезды, и навис надо мной.

— Врешь, — сказал он со смехом.

Я тоже засмеялась. Раньше я не говорила такое вслух, и для меня это тоже звучало глупо.

— Ладно.

— Постой, — он опустил ладонь на траву. – Ты серьезно?

Меня затрясло, и я кивнула. Я знала, что сбросила бомбу – мой отец чуть ли не самый известный актер своего поколения. Он выиграл два Оскара подряд, постоянно был на обложках журналов и появлялся в развлекательных программах, и порой я думала, существовал ли кто-то, кто хоть раз не слышал его имени. Но сейчас я представляла только то, как Сэм выглядел надо мной.

И как смотрел на меня.

— Черт, — прошептал он. – Ты – Тейт Батлер.

Меня десять лет так никто не называл.

— Теперь уже Тейт Джонс, но да.

Сэм выдохнул, разглядывая мое лицо: овальной формы с высокими скулами, родинку у губы, глаза цвета виски, рот в форме сердца, улыбку с ямочками, которая сделала Яна Батлера единственным мужчиной, которого три раза признавали самым сексуальным в мире.

— Как я не заметил раньше? Ты очень на него похожа.

Я знала. Я смотрела тайно его фильмы и поражалась, видя свое же лицо на экране телевизора.

— Все пытались понять, куда ты пропала, — Сэм мягко потянул меня за выбившуюся прядь волос. – А ты здесь.

Глава 2

— Что ты делала прошлой ночью? – бабушка положила на свою тарелку немного дыни и прошла дальше к пышной выпечке.

Меньше всего с утра пораньше хотелось выслушивать рассуждения бабушки о Сэме. Меньше всего я хотела врать ей о нем. Мое сердце зачастило в груди.

— Просто посидела в саду.

Она оглянулась на меня.

— Там красиво?

Я все еще видела высокие тени ухоженных деревьев, все еще спиной ощущала прохладу и жар Сэма, лежащего рядом на траве.

— Да.

Я намеренно ответила без подробностей. Если бы я рассказала, как все было на самом деле, ей бы захотелось посмотреть лично, а я не желала пускать бабушку к месту преступления.

— Во сколько ты легла?

Она задавала привычный вопрос с подвохом, словно хотела управлять моим распорядком дня. Продолжится ли то же самое, когда я уеду в колледж, где она не будет знакома со всеми родителями учеников? Я понимала, что мой ответ ей бы не понравился: «Я не знаю, во сколько легла». Утром казалось, что в глаза песка насыпали. Тело реагировало медленно. Я хотела спать, но больше всего мечтала еще раз увидеть Сэма.

Мы с ним проболтали до полуночи. Начали с тяжелых тем: он поделился подробностями о Лютере, Дане и Майкле, но как только затронули моих родителей и мое прошлое, он сменил тему. Он не спрашивал ничего о моей жизни в Лос-Анджелесе. Мы обсуждали фильмы, животных, любимые пироги, и чем хотели заняться следующим днем, когда взойдет солнце. Он был прав, с ним было легко общаться, потому что кому какое дело до того, что он знает? Я не увижу его больше. Мне хотелось бы запечатлеть эту ночь и показать потом маме и бабушке со словами: «Видите? Я могу рассказать незнакомцу о своем происхождении, в одержимого маньяка он не превратится и тут же к прессе не поскачет. И папин номер он у меня не спрашивал?»

Я уснула рядом с ним на газоне, а когда проснулась, он нес меня в отель. На руках.

— Поздно? – спросила бабушка.

— Довольно поздно, — согласилась я. – На улице было хорошо.

Желудок сжался, когда я вспомнила руку Сэма под коленями, а другую – на спине, его уверенные шаги по мраморному полу фойе. Я проснулась, прижимаясь лицом к воротнику его фланелевой рубашки, руками обнимая его за шею.

Боже, тебе не нужно меня нести.

Я не против.

Я уснула?

Мы оба уснули.

Прости.

Шутишь? Я прилетел в Лондон и спал с самой красивой девушкой в мире. Могу сказать это со всей серьезностью.

В лифте Сэм опустил меня на ноги, но медленно, прижимая к себе. Я скользнула по его груди, пока ноги не оказались на полу. Он обнимал меня за плечи, крупная ладонь властно обхватывала вторую руку с другой стороны. Я хотела спросить, сколько девушек он вот так носил. Сколько девушек теряли голову из-за его мускулистых рук и широкой груди, его честности и маленького шрама под губой. Со сколькими девушками он спал на траве или где-то еще.

К счастью, бабушка сменила тему.

— Я запланировала на сегодня Британский музей, — она кивнула, чтобы я шла за ней к столу. Я замечталась и взяла только кусочек хлеба и сыр. – А потом обед в «Harrods».

Сон – а еще вид из окна – пошел ей на пользу: она улыбалась в своей скромной манере и надела любимый красный кардиган от «Penney’s», а это означало лишь одно — ее настроение стало лучше.