В ту же ночь на огромной равнине, поросшей высокой травой, милях в пяти от лагеря переселенцев, остановился на ночлег другой отряд, состоявший из двадцати пяти человек.

Всадники были молодыми, здоровыми и сильными людьми.

У них не было ничего общего с переселенцами ни во внешности, ни в языке, ни в манерах. Они не имели ни повозок, ни клади. Все их приготовления к ночлегу состояли лишь в том, что они нарезали в кустах кольев, воткнули их посреди травы в землю и привязали на длинных арканах лошадей, затем разостлали тут же большие плащи из буйволовой кожи, которые должны были служить одновременно подстилкой и одеялом.

Для того, чтобы узнать цвет кожи этих людей, их следовало сначала тщательно вымыть в нескольких водах, так как их лица и руки были разрисованы различными красками.

Это были индейцы, следующие по «тропе войны», что подтверждалось их татуировкой, и вооруженные карабинами и копьями.

Все они были одеты в длинные полотняные рубашки, кожаные панталоны и обуты в мягкие мокасины.

Будь они вооружены луками и стрелами, их можно было бы принять за охотников, потому что для охоты краснокожие предпочитают именно это оружие.

Кроме того, у каждого за поясом висели томагавк и лассо, которыми, как известно, индейцы владеют с замечательной ловкостью.

Среди всех этих воинов один особенно выделялся высоким ростом, гордой осанкой и богатым нарядом.

Судя по его внешности, а также почтению, с которым к нему относились спутники, это был вождь отряда.

При первом же взгляде на этого человека становилось понятно, что он привык повелевать, и если и не был деспотом, то обладал такой твердостью, что каждый поневоле признавал его авторитет и подчинялся без возражений его воле.

Спрыгнув на землю и поручив своего коня одному из спутников, вождь сбросил на траву длинную мантию из меха белого волка и вытянулся на ней.

Затем достал из богато вышитой сумки, висевшей через левое плечо, трубку, закурил и, с наслаждением выпуская кольца ароматного дыма, погрузился в размышления.

Очевидно, человек этот был вполне уверен, что его спутники сами теперь сделают все необходимое, не дожидаясь особых приказаний.

Остальные всадники расположилось на некотором расстоянии от вождя, разожгли костер и принялись готовить ужин. Когда незамысловатая похлебка была готова, индеец, которому вождь поручил своего коня, отлил немного из общего котла в глиняную чашку, достал из мешка деревянную ложку и лепешку из маисовой муки и отнес все это вождю.

Очевидно, этот человек исполнял обязанности слуги и пользовался особым доверием вождя.

Затем он расставил часовых, предупредив их, что вскоре должен прибыть один человек, которого надо немедленно привести на стоянку. Ужин прошел в сосредоточенном молчании.

Вождь снова закурил трубку и, находясь в полулежачем положении, устремил взгляд на луну, медленно поднимавшуюся над горизонтом.

Под магическим сиянием ночного светила вершины Скалистых гор казались отлитыми из чистого серебра и покрытыми легкой лазоревой дымкой, благодаря удивительно прозрачному воздуху прерий на фоне синего неба отчетливо вырисовывались малейшие выступу и впадины. Картина была поистине сказочной.

Теперь появилась возможность лучше рассмотреть и лицо вождя. Несмотря на арабески, выведенные киноварью, оно поражало правильностью и выражением неукротимой отваги и энергии. А когда лунный свет стал еще ярче, то те места на лице, которые не были покрыты узорами, начали отливать цветом настоящей бронзы.

Судя по всему, вождь был очень молод, а высокий рост, могучая грудь и широкие плечи свидетельствовали о его незаурядной физической силе.

Однако едва ли за его красивой внешностью в душе молодого человека скрывались добрые чувства: временами в его больших черных глазах мелькали злые огоньки, а из груди вырывался звук, похожий на глухое рычание раздраженного тигра.

Ему могло быть не более двадцати пяти лет, и вызывало удивление, что такой молодой человек сумел подчинить своему влиянию стольких людей, отличавшихся железной волей и непоколебимой твердостью, как и он сам.

По всей вероятности, вождь был сыном какого-то предводителя, пользовавшегося уважением в прериях, или же сам совершил чудеса храбрости, которые заставили признать его превосходство и добровольно подчиниться ему, несмотря на молодые лета.

Мы уже упомянули, что все спутники предводителя отряда тоже были молоды. Судя по наружности, они принадлежали к тем индейским воинам, которые в прежнее время бродили по прериям в поисках приключений, наводя ужас на проезжавших купцов и промышлявших охотой трапперов.

То, что молодой вождь держался в стороне от спутников, свидетельствовало о его пренебрежении к ним. Несмотря на все это, воины относились к своему вождю с почтением.

Между тем время шло. Уже все спали, за исключением часовых, а сам вождь, вытянувшись во весь рост и подложив руку под голову, продолжал курить и созерцать луну.

Место, где сделали привал индейские воины, находилось почти у самого подножия Скалистых гор и представляло собой долину, окруженную с трех сторон высокими утесами. С одной вершины сбегал вниз быстрый шумный поток.

Эта долина была покрыта довольно высокой густой травой и местами поросла кустарником. С восточной стороны ее протекала небольшая речка Бижу-Крик.

Угрюмые скалы со сверкающими, облитыми лунным сиянием снеговыми вершинами, шумящий и переливающийся всеми цветами радуги водопад, бесследно исчезающий в недрах земли, зеленая лужайка с пасущимися на ней лошадьми, догорающий костер и расположившиеся вокруг него спящие индейцы, неподвижные фигуры притаившихся часовых, небрежно отдыхающий в стороне от всех молодой красавец-вождь, искрящаяся вдали серебристая лента реки, — и над всем этим ясное, почти прозрачное небо с золотистым диском луны, — все это вместе представляло такую живописную картину, какую редко можно встретить.

Но молодой вождь не обращал ни на что внимания. В его широко открытых глазах не отражалось ничего, кроме напряженного ожидания, досады и злости. Время от времени он приподнимался и зорко всматривался в сторону реки. Но, не обнаруживая того, что всецело поглощало его мысли, вождь нервничал и злился.

Вероятно, он ждал того, кто был ему очень нужен. «Вабога опоздал, — думал вождь, — хотя должен был прибыть, по крайней мере, час назад, судя по положению луны. Все это очень странно… Что могло задержать его и помешать явиться в назначенное время? Неужели ему не удалось захватить лошадь кого-либо из тех дураков? Уж не случилось ли что-нибудь непредвиденное, заставившее болванов усомниться в Вабоге и лишить его свободы или даже жизни?.. Это было бы очень неприятно».

Снова зажигая погасшую трубку, молодой человек продолжал свои размышления уже вслух:

— Э, не все ли равно! — почти во весь голос воскликнул он. — Явится Вабога или нет, я все-таки сделаю, что задумал, и нападу на тех сегодня же, перед рассветом… О, какое это будет счастье! Наконец-то я буду отомщен — через столько лет… О, если бы мне удалось взять их всех живыми! Да, они должны быть в моей власти, иначе торжество окажется неполным; обыкновенная смерть для них — слишком слабое наказание. Только живым противникам я могу достойно отплатить за все, из-за чего столько перестрадал…

Адская улыбка искривила его красивые губы. Взглянув еще раз в открытую даль, он бросил трубку, положил руки под голову и, снова уставившись на луну, пробормотал:

— Не напрасно ли я доверился этому Вабоге? Да и кого еще я мог бы выбрать? Из всех моих молодцов лишь он хорошо знает английский и умеет втереться в доверие к бледнолицым. Зато во всем остальном он глуп. Наверное, по глупости и попал впросак… А что, если он меня предал? Впрочем, едва ли… Скорей они заподозрили, что Вабога мой человек, и убили его… Нет, он не мог мне изменить. Во-первых, боится меня и знает, что ему от меня не скрыться, а во-вторых, ненавидит белых не меньше меня по тем же причинам, что и я… Но как бы там ни было, им не уйти от меня и никогда не достичь своей цели!