Как и прежде, крысоподобный в простых словах ощутил угрозу и страшную силу. Он опрометью бросился прочь. Наступал на полы длинного одеяния, падал на пол, поднимался, и вновь бежал, как от самого страшного, ожившего кошмара.

  Аристократ чувствовал, что он всего лишь мальчик, желающий тягаться в силе с могучим великаном. Он чувствовал, как от книги исходит непроницаемый мрак. И этот мрак так манил к себе, так пугал своей неизвестностью и силой.

  Вздохнув, он открыл книгу. И тут же свалился без чувств. Его пронзила такая мучительная боль, что воздух, который был в лёгких, словно огнём, обжигал, выходя наружу. Новый вдох стоил ещё больших мучений, - как будто бы свежую рану прижгли солью.

  Полчаса он лежал, пуская слюни, не в силах произнести и слова. Тихо-тихо хрипел. Тело его не слушалось, как будто бы все связки в раз оказались перерезаны. Словно кукловод взял, да обрезал все нити.

  И мысли, которые текли прежде бурным потоком, наткнулись на непроницаемую, высокую плотину. Вокруг высились крутые склоны. И, не смотря на всё желания, мужчина так и не смог заглянуть за завесу. С первой попытки.

  Едва придя в себя, мужчина, прослеживая внутренним зрением все нарушения в теле, на скорую руку себя лечил. Это было не такой уж и простой задачей. И, что вероятно, сумей он прочитать также эту книгу, когда впервые зашёл в книжный архив, то ему бы уже никто не помог.

  Он вновь открыл книгу и... результат повторился. А потом опять... и опять... вновь и вновь один и тот же результат. Упорство ничего не меняло. И молодой аристократ на целых два дня бросил свои попытки взять штурмом крепость сокрытых знаний. Целых два мучительных дня... полных соблазна вернуться и вновь взглянуть на неясный текст незнакомого языка.

  "Когда я успел полюбить боль? - раз за разом, мысленно он спрашивал себя. - С каких это пор мне нравится страдать?"

  Только как человеку со стажем пристрастия к спиртному, больше чем в половину жизни, трудно устоять перед явно болезненным соблазном, так и аристократу было мучительно себя сдерживать.

  А после он сорвался. И не один раз валялся на полу, как беспомощный калека. Обещал себе больше не глупить. Заняться важным. Возродить величие дома. Захватить весь мир, - теперь это не звучало бредом или чем-то сверх сложным, но... это виделось слишком скучным занятием.

  И мужчина раз за разом повторял отречение от странных книг. А после срывался. Отрекался. Срывался... отрекался и... не мог устоять перед соблазном новых, тайных знаний.

  За время почти в полтора года с его телом приключились некоторые перемены. Цвет кожи начал меняться на непроницаемо чёрный, словно сотканный из самой густой тьмы. Благо, не на всём теле разом. Но правую руку приходилось прятать под тканью.

  Вместе с переменами в теле менялась и сила его слов. Однажды, случайно, когда обвалился один из переходов, он одним лишь словом заставил камни вернуться на свои места. И, что примечательно, они слились меж собой в монолит. Эта часть прохода стала самой крепкой во всём замке.

  Тогда-то и стали очевидны первые перемены в безуспешных приступах странных книг. Вначале лишь только на мгновения он заглядывал за плотную завесу слоёв миров. Но, вскоре, когда и спина покрылась чернотой, а на руке возникли причудливые, ещё не ясные наросты, время пребывания в другом слое мира увеличилось до десяти секунд.

  Мужчина уже знал, что в другом мире он всегда оказывается на холме. Под ногами он видел совершенно мёртвую землю. Вокруг не было ни единой травинки. Ни единого кустика или захудалого деревца. И всегда была ночь с полной луной. Ни единого облака. А воздух - тяжёлый, опаляющий нутро. С тех пор, как ему приоткрылось это примерно десятисекундное перемещение, мужчина отрешился от всего мира. И только горбач, запуганный всеми, боящийся любого движения господина, связывал его и мир, - приносил еду и воду, записки от взволнованной матушки, а также относил успокаивающие ответы от аристократа.

  На правой руке явственно обозначились шипы. Ногти стали обращаться в когти. И кожа преобразовывалась в крепкую чешую.

  Однажды, интереса ради, аристократ попытался ножом содрать чешуйку, но даже самая маленькая не поддавалась. Желая проверить свои силы, он, однажды, спустившись в глубины замка, проломил самую крепкую, его же словом восстановленную стену. Такое не то, что человеку не под силу, одним ударом не одно стенобитное орудие не могло сделать подобного.

  Аристократу ещё раз пришлось щёлкнуть пальцами, - сердце его второй тени, горбача, просто остановилось от увиденного.

  - Не помню, чтобы разрешал тебе умирать.

  После этого мужчина продолжал пытаться читать книгу, но максимум, предел, которого он смог достичь, - семнадцать секунд. В эти секунды, его явно поджидали на другой стороне.

  На всё том же холме, где ничего не росло. И вокруг была одна только мёртвая земля. Он стоял и удивлялся, видя перед собой размытый, дымный силуэт с огромной пастью.