Вера – беспомощность ума и трусливость сердца.

История доверяет только камню, иначе любой проходимец себя увековечил бы в золоте.

У истории вкус шлюхи к золоту.

История пантеон вооруженных мясников и христопродавцев.

История профессия каменотесов и гробокопателей.

Очарование придает глупости царственные замашки.

Клятвы произносятся во хмелю благих побуждений.

Очевидное скорее имеет что скрыть, чем неочевидное, оно еще не обрело что стоит скрывать.

Любовь страсть, наступившая на грабли.

Говорить правду безопасно только, когда это правда лжи.

Мудрость изводит себя работой днем, снами по ночам, ей страшно наедине с собой бодрствующей предпочитающей учиться на чужих ошибках, вместо того, чтобы пользоваться своим умом.

Жизнь возделывает нивы, и смерть при деле, – возделывает кладбища.

Кнутом цивилизации я понуждаю мое несчастное животное, не желающее пастись на асфальте городов вместо цветущих натурально лугов, где цветы вытоптаны каблучками прекрасных дам, благоухающих синтетическими отдушками.

Влюбленный для моего рассудка я персона нон грата.

Удивляюсь, с какой решительностью мое животное защищает меня от цивилизации, воспринимающей меня как свой бессловесно тягловый механизм.

Женщина выпускает мое теплокровное на волю, как же и мне не любить ее благодарное теплокровное.

Душа шпионит зорко, едва прогнутся жесткие моральные устои, встрепенется Отец Небесный и назначает порку… А я как будто ни при чем…

Не испытав заслуженной порки, живешь как не в своей шкуре.

Порка кнутом предпочтительнее душевной смуты, задница перетерпит, у души задницы нет, только лицо.

Кошка полна умыслов, которые обречена исполнять доверчивая собака.

Ум – глупость, нуждающаяся в опровержении.

Опровержения блеск отточенного мученичества.

Чудо не оставляет нашему тщеславному воображению шансов чувствовать себя достойным уважения магии чудес.

Чуду без разницы, какому дураку втемяшится в башку на чудо полагаться, чудо дураку ничем не обязано, чудо по детски радуется, что надуло несчастного, кому его помощь была позарез нужна.

Школа преподает суеверия отживших знаний, чтобы до возмужания юное сознание не загнулось до срока под тяжестью объективных нелепостей реальности.

Суеверие для многих чудесное благо, оно делает реальность, запутавшуюся в противоречиях добра и зла, пригодной сохранить целостность по природе беспомощного сознания.

Цивилизация – чудовище, оно не оставляет возможности чувствовать себя приличным человеком существу, затырканному способностями ниже среднего уровня пригодности для общества потребления.

Принципиальность – ортодоксальность, вызубрившая расхожий минимум прогрессивной терминологии.

Человек – истина подозрительная в обществе граждан.

Когда меня окликают: гражданин! Невольно тревожусь, – чего еще я не додал обществу государства.

В обществе человек чувствует себя толпой.

Интуиция – нечистая сила на службе Божьего Создания.

Люди – базар-вокзал эволюции.

Человек – манекен в швальне Всевышнего.

Человек набивается в родичи Всевышнему.

Гений обезьяны использовал эволюцию всего лишь для того, чтобы помыкать другими обезьянами.

Душа спекулянта рада любой удаче, особенно афере.

Дом полная чаша? Чего именно полная?

У зла и мозги зубастые.

Радость – приписка мелким-мелким шрифтом внизу шикарной этикетки любви.

Навязываем вещам и явлениям природы свои предрассудки, они с удовольствием пугают нас приметами невежества.

Нет Создателю покоя, – нет отбоя от вымогателей дармовщины.

На трезвую головушку и радость черствая корка, завалявшаяся с прошлой пьянки.

Земеля во мне нудный трезвенник, мое млекопитающее – тороватый собутыльник.

Для души пьяницы нет языкового барьера.

Пьяница дома за любым столом.

мировые проблемы от воздержания.

Трезвеннику не быть добрым человеком, не хватает широты души и божественной снисходительности поддавохи.

В лечении нуждаются алкаши, – и больше от трезвости души.

Метаферизм интеллектуальная матерщина.

Аудитория метаферизма – Боги и простаки с поддатым сознанием.

Цивилизация делает нас всех на одно лицо, только вино делает нас разнообразными от веселья, – у каждого своя мера, своя философская программа.

Метаферизм ценят бабники и патологоанатомы.

Эх, жизнь. Днем – базар, вечером- пьянка, ночью- бордель, утром – покаянная молитва.

Свобода девка уличная, за красный сарафан с любым пойдет.

Свобода покушается на божьи прерогативы милосердия.

Свобода трудно в руки дается, словно предупреждает дураков, как трудно ее удержать от распутства.

Для дураков свобода доза аптекарская, капля на ведро, иначе – погром революции.

Свободы мало не бывает, но и кроме себя дать она не может ничего.

Жажда свободы – похмелье рабства.

Свобода – встречает у проходной в пятницу и провожает в понедельник утром.

Плохо в неволе, а каково Свободе, когда с надеждой смотрим ей в руки, а дать-то нам нечего.

Свобода личность без гражданства и места жительства – бродяга невольный.

Среди законопослушных Свобода приживалка.

Свобода прихоть интеллекта, но не плохого питания.

Свобода все никак не поделит гражданина с властью.

Свобода никому ничего не обещала, спрашивайте с агитаторов.

Дураки призывают на помощь Свободу, Свобода приносит спички, печально созерцает зарево бунта: что просили, то и принесла.

Никто свободным не станет, пока Свобода шляется по баррикадам.

Посмотришь сну в глаза и делается не по себе, какие же мы скоты.

Только сны говорят о нас всю правду, сон не выключишь и не подмажешь.

Импотенту снится расправа с растленным общественным мнением.

Господи, отпусти поблудить.

Человек – то что осталось у него от …. Природы.

Чувства – суеверия любви.

Бойся жизни, смерть ее предлагает, чтобы разжиться на похоронах твоих.

Жизнь – кредит, дети проценты за пользование кредитом, на которых наживается коммерция человечества.

Собираясь пробраться в рай, запасайся сухарями, – нектаром да амброзией не насытишься.

Деньги обо мне знают больше, чем я о себе узнал за все 80 лет.

Мемуары – воспоминания Славы о мерзостях, которые она заставила меня совершить, пока я по головам полз к ее пьедесталу.

Демократия сама не придет, ее тащат в парламент за волосы побитой оппозиции.

Слава меняет душу на мрамор, честь на бронзу.

Чтобы стать легендой, Слава должна умереть вместе с современниками.

Слава – грех подобострастия современников, легенда ее грех потомков.

У жизни дурные привычки, спит она с вами, а приглядывает место для монумента если не на площади, то хотя бы на кладбище.

Если бы мы не боялись возмездия покойников, на кладбищах шел бы пир горой.

Одно опасно в жизни, – привыкаешь жить.

С жизнью обращаемся как с наложницей, ты и приголубь, и докторам ее потрафь, и закону угоди, а уж мы тебя по всему городу на руках да с оркестром…

Жизнь всего лишь предоставляет реквизит, а что ты сыграешь, комедию или трагедию – воля твоя, а ей до лампочки.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.