Надо было дольше передохнуть на том берегу, я почувствовал это тогда, когда мы подплывали к нашему берегу. Изо всех сил работая руками и ногами, я плыл вместе со всеми по – собачьи. Я в это время ещё не умел плавать никак иначе.
Совсем близко от желанного берега, я понял, что силы мои на исходе и судорожно удвоил работу руками и ногами. Я догадывался, что берег совсем близко, но меня тянуло в пучину реки. И я, выставив из воды подбородок, так, чтобы можно было дышать, изо всех сил грёб руками, стараясь ступить ногами на дно. Берег был невероятно родным, я попытался встать на ноги, но оказалось, что дна под моими ногами ещё нет. С последним отчаянным порывом я буквально через силу выпрыгнул из воды, жадно глотая воздух, и рванувшись вперёд, ногами стал на дно.
Пазуха, набитая яблоками, тянула меня в воду, но я уже стоял на ногах у берега. Это были последние мгновения первого заплыва. Вместе с другими мальчишками выбравшись на берег, я постепенно приходил в себя. Чувствуя страшный голод, подстёгнутый усилиями, затраченными на преодоление речного простора, мы с жадностью пожирали запасы огурцов и морковки, набранные нами на огороде, через который каждый раз направлялись в бор. Огурцы и морковка были в этот раз такие вкусные и сочные, что мы проглотили наши запасы в мгновение ока. Вожак Лёшка, тепло посмеиваясь и лукаво поглядывая на нас, тоже попробовал огурцов, моркови и яблок. Потом, окончательно придя в себя, мы обсуждали детали нашего заплыва, греясь на ласковом солнышке. Придя в себя и утолив таким образом голод, мы каждый раз направлялись в бор. Это был мой первый заплыв через Оку.
В тридцатые годы прошлого века у моего деда Егора было только двое внуков. Один, старший – Юра, сын старшей дочери деда – Нины Георгиевны и Родионова Михаила Петровича. Вторым внуком, моложе Юры на 10 лет, был я. Всё остальное потомство его сыновей и дочерей было представлено внучками. Значительно позже, когда дед Егор уже ушёл из жизни, родился внук Александр – потомок старшего сына Ивана. Он деда не знал и рос под сенью любви отца. Итак, нас было двое, представлявших мужской род следующего поколения. Юра и «Лёвочка», так ласково называл меня Юра. Он к этому моменту был взрослым человеком, если мне тогда было 10 лет, ему было 20. Я думаю, он искал моего общества, это было заметно, каждый раз, когда он приходил к дому Абакумовых (Юра жил в доме деда) и, заглянув к нам, спрашивал: «Лёвочка дома?» и, когда получал положительный ответ, встречал меня с улыбкой.
Мы вдвоём ходили на рыбалку за «Попов Верх» в Жириху, где у большого камня был омут. Я тогда только учился рыбной ловле.
С отцом и дядей Симой в Жирихе
Собираясь на рыбалку, мы с Юрой обычно шли не через бор, а сначала по дороге в Бунарево, потом сворачивали в лиственный лес, спускавшийся с возвышенности к Жирихскому лугу. Частенько мы шли по просеке, проложенной через этот же лиственный лес почти до самой Жирихи. Единственное, что нас задерживало в пути, были многочисленные гадюки. Юра пройти мимо них спокойно не мог. Он ловко ловил их и бросал в муравьиные кучи, где муравьи тотчас на них набрасывались. Потом мы продолжали наш путь, спускаясь вниз по склону, и выходили на луг Жирихи. Там у большого камня был омут, где хорошо ловилась уклейка. Пока мы ловили уклейку, Юра успевал сплавать на лежащий напротив камня песчаный остров. Юра был в отличной спортивной форме, и я всегда с восхищением наблюдал его заплывы.
Не одни мы были в районе Жирихи. По ту сторону реки часто слышались звонкие девичьи голоса, которым мы с Юрой внимали не без удовольствия. А часто мы слышали оттуда и пение девчат. Там убирали сено. Голоса девушек доносились ясно и чётко, а мелодии частушек были оригинальны. Потом мы Юрой нигде подобных частушек не слышали. Истратив весь запас мушиной наживки, заготовленной для ловли уклейки, мы забирали куканы с рыбой и отправлялись в обратный путь. Обратно мы всегда шли через Жаринку и бор. По дороге, в Жаринском бору мы пили холодную ключевую воду. Рыбы у Юры было всегда больше. Но он говорил, что это кошке на завтрак. Так проходили наши походы в Жириху к омуту у большого камня.
Когда Юра уехал в Москву учиться в институте, я стал ездить в Жириху с отцом. У отца был отличный, лёгкий велосипед фирмы «Три ружья». Он возил меня на велосипедной раме, сажая впереди себя. Но по просеке мы шли пешком, велосипед там пройти не мог. Наш путь лежал мимо Жаринского колодца и по дороге, которая пролегала по краю лиственного подлеска, с уклона спускавшегося к Жирихскому лугу. Эти поездки с отцом в Жириху занимали, как правило, гораздо больше времени, чем тратили на эти походы мы с Юрой, но Жириха всё равно оставалась желанной. Если это было нам пути, нас сопровождал неповторимый аромат цветущего Жирихского луга. Отец всегда брал с собой что-нибудь поесть, в его кармане постоянно был складной стаканчик, который он вынимал каждый раз, когда мы проезжали Жаринский колодец.
Там мы обязательно пили холодную Жаринскую воду. Это был своеобразный ритуал, без которого не обходилась ни одна поездка. В одну из таких поездок нас сопровождал дядя Сима, младший брат отца. С ним мы ехали значительно дольше – там, где мы могли ехать, дядя Сима шёл пешком. В тот день, во время нашей поездки на обратном пути из Жаринки мы заехали в бор. В бору в то время было шесть хороших утоптанных дорожек, которые выходили с приокских лугов к Домам отдыха, расположенным на опушке бора. Проехав с луга по четвёртой дорожке, мы выехали к дачам, где в тот день работал уличный фотограф. Проезжая мимо, отец предложил сфотографироваться на память о поездке, и мы двинулись к фотографу.
В то время уличные фотографы работали без негативов. Их громоздкая фотоаппаратура имела выдвижную кулису, на которой располагался первый негативный отпечаток. Он, после проявления (в фотоаппарате внутри была мини лаборатория), выполнялся на мокрой бумаге. Этот первый бумажный отпечаток имел негативное изображение. После фотографирования негативный отпечаток помещался на выдвижной кулисе, на нём ещё были остатки воды. На этот раз фотограф снимал мокрый негативный отпечаток, расположенный на кулисе. В результате он получал второе позитивное изображение. Этот мокрый позитив фотограф отдавал тем, кого он снимал. Так было и в этот день. Фотограф отдал отцу позитив, а я выпросил у него первый.
Отцовский позитив я больше не видел, а мой негатив хранится у меня до сих пор. Впоследствии я сделал с него прекрасный позитив. Он отлично напомнил мне тот яркий, солнечный день. Тогда отец довольно долго отдыхал в Алексине, и в одной из таких поездок мы ездили с ним по четвертой дорожке на Пасхаловский пляж, который в то время служил постоянным местом, где купались отдыхающие Дома отдыха. Когда, искупавшись, мы возвращались через бор и выехали на дачную поляну, отец, увидев автомобиль, захотел меня покатать. Не знаю, как он договорился с шофёром, а это был не шофёр, а владелец машины. Но только отец, оставив велосипед в одной из дач, повёл меня к автомобилю и спросил, хочу ли я покататься. Я ответил, что, конечно, хочу.
Для меня катание в автомобиле было таким несбыточным событием, о котором я даже мечтать не мог. Автомобиль был открытый, трёх или четырёхместный. Мы с отцом уселись в мягкие кожаные сиденья, а водитель, одетый в кожаную куртку и короткие брюки с гетрами на ногах, покатал нас несколько раз по дороге, которая пролегала вплотную к стоявшим на опушке бора дачам. Наше стремительное движение в автомобиле по дороге подняло тучу пыли, а я ощутил испуг. Я был вне себя от необычного ощущения – был наверху блаженства.
В моём 10-летнем возрасте у меня было мало навыков к самостоятельному поведению. А Юра уже был наравне с младшим сыном деда Егора – Николаем. Николай в это время жил и работал в Ленинграде, у него был опыт общения с девушками. Это я понял из разговора, состоявшегося между Юрой и Николаем, когда братья Золотарёвы (братья моей матери Надежды) решили организовать капитальную рыбалку. Они в Рыбной взяли рыбацкую лодку, запаслись рыболовными снастями, и по двое сев на вёсла, погнали лодку из Рыбной вниз по течению Оки, в Жириху. А по дороге решили остановиться там, где было сильное течение, что под каменным карьером. В лодке были все братья Золотарёвы, кроме старшего брата Ивана, взяли Юру и меня, и на плаву встали на якорь, стали прикармливать рыбу, но, видимо, остановились не там, где надо. Рыба брала наживку плохо. За два часа поймали только одного небольшого подлещика. Настроение у всех упало.