Приготовления к чаю были закончены: на столе красовалась пачка «принцессы Нури», пачка Юбилейного печенья и они сидели за столом и пили чай. В навесном шкафчике на кухне нашелся сахар.

– Живем! – Улыбнулась соседка. – Откуда же ты меня знаешь? – спросила она, прищурившись. – Мы же не разговаривали, да и не виделись почти. – Ее глаза смешливо сузились. Казалось, она догадывалась о причине заочного знакомства.

– Да, болтали. – Неопределенно ответил Михаил, – Упомянули в разговоре вас, а я запомнил – На самом деле он нашел общую тетрадь, в которой Клавдия Николаевна была подробно описана внешне. Эта тетрадка была дневником девушки. Михаил нашел ее в день приезда. Она валялась на кухне, как будто нарочно упав со стола. Видимо прежние хозяева собирались в спешке, а тетрадка упала, и ее не заметили. Странно, что за ней не вернулись после, поскольку то, о чем там было сказано, представляло нечто очень личное.

– А прежняя хозяйка далеко уехала. На север куда-то, – задумчиво проговорила женщина, машинально помешивая чай, вроде бы и слушая, и не слушая Михаила. Она смотрела в окно затуманенным взглядом. – Я ее хорошо знала. Ее Ольгой зовут. Просто Ольгой. Она сама просила так ее называть. Ни отчества, ни фамилии я не знаю. У нее была тяжелая жизнь, но не думаю, что я вправе рассказывать об этом, – строго посмотрела на Михаила соседка. – Ты, лучше, Миша, о себе расскажи: какими судьбами? Зачем? Позабавь бабушку, – подмигнула парню Клавдия Николаевна.

Михаил улыбнулся и внутренне обрадовался своей догадке и наблюдательности: секретов Клавдия Николаевна не выдавала. Да и воспитание видно у нее было прежнее, как говорится, царское.

– Ну что рассказать, – задумался парень. – Я из простой семьи. Квартиру купил на сбережения. Родители помогали, конечно. Взял кредит и почти его выплатил. Осталось тысяч сто пятьдесят, и можно будет считать, что я никому ничего не должен. – Михаил улыбнулся.

За окном плыли облака. Михаил, сидевший к комнате лицом и боком к кухонному столу, мог видеть их краем глаза. Пролетела, каркая, ворона и солнце никак не хотело показываться из-за серых облаков, тянувших свою необъятную кучерявую отару на восток в сторону пустыря. Под окном завизжали тормоза машины. Водитель посигналил. Почти сразу из подъезда, судя по голосам, вышли мужчина и женщина. Засмеялся ребенок. Повозившись немного и громко хлопнув дверями, и машина уехала.

– Это Лазоревы. Муж с женой. – пояснила Клавдия Николаевна. Они по выходным ездят на дачу на такси. – она поджала губы. – Как белые люди. – Сомнение в необходимости этого транспорта, прозвучало в ее голосе сильнее, чем пренебрежение или надменность: вокзал ведь был в четырех остановках.

– Может из-за ребенка? – примирительно проговорил Михаил. – Тяжело же с ним в транспорте.

– Может. – Неопределенно повторила Клавдия Николаевна. – Что-то я засиделась, Миша, пойду. Спасибо за чай и печенье, – поблагодарила она, поднимаясь со стула. – Провожай меня.

Михаил вслед за ней поднялся со стула. Клавдия Николаевна подошла к двери бесшумно. Она совершенно не шаркала тапочками, в отличие от тех моментов, когда приникала к своему дверному глазку. «Может подглядывать ей совестно?» – предположил Михаил. – Просто заговорить не решалась? Да нет, а зачем тогда?»

Третий раз за утро щелкнул дверной замок, и Михаил остался один. Одиночество никогда не тяготило его, даже до того момента, когда оно вошло в моду и прочно укоренилось в умах обывателей. Предполагалось, что если ты одинок, то ты крут и независим. Не нуждаешься в собеседнике и вообще способен сам существовать. Видимо про то, что кто-то добывает уголь для лампочек в гостиной, находясь вместе в тесноте, самодостаточные люди забывают. Но сейчас, когда еще и очень много работы по разбору старья и заказы в ноутбуке, срок которых истекал скоро, молодой человек обрадовался краткой бодрящей утренней беседе, и возможности на свежую голову разобрать вещи и остаток дня посвятить работе. Он не надеялся сегодня закончить со старьем, хотя бы с половиной. «а почему бы и нет?» – мелькнула мысль.

В коробки, очередью стоящие посреди комнаты, летели старые газеты, куски обоев, отлетевшие от времени, огрызки карандашей из шкафа в прихожей, который тоже неплохо было бы отмыть. Михаил взял этот факт на заметку. Старые фотографии мелькали лицами. Но ни одна из них не цепляла. Были довольно интересные образцы, словно работал профессиональный, даже почти современный фотограф, но они, как и старые газеты уже не стоили того, чтобы их разглядывали, несмотря на качество постановки кадров. Спустя час парень решил отдохнуть и с кружкой чая сидел на кухне перед окном и смотрел на небо, смотря на пролетающих птиц, дом напротив и выходивших из него людей. Допив чай и вернувшись в гостиную, молодой человек кинул взгляд на фотографию, висевшую возле окна на вбитом прямо в бетон гвозде. Девушка все также улыбалась, а озеро за ее спиной как будто бы волновалось от ветра. Парень улыбнулся фотографии и продолжил перебирать бумаги.

***

Где-то часов в двенадцать утра на следующий день, устав воспринимать чужие эмоции и обрывки новостей, Михаил решил прогуляться. Наскоро одевшись, накинув любимую куртку, он, порывшись в среднем ящике комода, стоявшем в спальне, взял тот самый дневник, найденный на кухне две недели назад. Уже третий день дневник ночевал в его комнате, а после визита Клавдии Николаевны, потрепанная тетрадка на девяносто шесть листов стала больше интересовать Михаила. Отчасти из-за соседей, о некоторых из которых было написано парочка страниц, отчасти из-за девушки на фотографии. Этот дневник был именно её. И её действительно звали Ольга. На момент написания дневника ей было девятнадцать.

Сунув тетрадку под мышку, Михаил вышел из квартиры. Закрывая дверь на ключ, он все-таки услышал знакомое, уже ставшее слитым с самим домом, шуршание за дверью напротив. Парень улыбнулся.

«Здравствуй, Дневник! Не пишу «дорогой», потому что ты для меня нечто большее, чем склеенные с обложкой листы. Мне грустно. На улице идет дождь, и мы сегодня с Маринкой не пойдем в магазин. Вообще-то я хотела сказать, что не могу или придумать какую-то другую причину, но из-за дождя наша встреча и так отменилась. Странно, но мне почему-то грустно, хотя врать не пришлось, а это вроде как хорошо…

Сегодня приходила Клавдия Николаевна. Она скрашивает одиночество. Принесла мне газетные вырезки. Оказывается, ее племянница была спортсменкой. Я не прислушивалась к тому, что она говорила. Голова под самую макушку забита странной кашей из мыслей, писем и учебы. Куда бы уехать от всего этого? Видела на остановке очень милого парня. Может, мы еще с ним встретимся…».

Миша поднял глаза от немного потемневших гладких страниц. Невероятное небо чистого лазурного цвета светилось, нежась в лучах полуденного солнца. Теплые весенние лучи грели спину и не мешали читать и любоваться просторами маленького городка.

Почерк Ольги был ровным и на разлинованных страницах смотрелся современной рукописью, написанной в тетрадке в клеточку. Это было красиво. Девушка, мысли которой он беззастенчиво читал, не описывала свою внешность. Лишь иногда упоминала какую-то незначительную деталь вроде прыщика на губе, покрасневшего с улицы или от слез носа. Несмотря на это Михаил точно знал, что девушка на фотографии и Ольга – это один человек. И в моменты, когда его пальцы перелистывали исписанные аккуратным женским почерком страницы, ему казалось, что рядом с плечом слышится легкое шуршание ее длинных пшеничного цвета волос. Ольгин голос был звонким – Михаил был уверен в этом. Не глухим, не дребезжащим, даже если вдруг она бы курила (не просто же так Клавдия Николаевна ругалась из-за этого). И фигура ее не поменялась от времени. И вообще она не изменилась сейчас. Хотя с эти можно было бы спорить, но Михаил где-то в маленьком уголке души без памяти влюбился в стройную девушку с серебристыми глазами, цвета пасмурного неба и звонким певучим голосом.